Мы с Кеннетом примостились с краю одного из столов. Один из поварят уже через минуту принес и поставил перед нами поднос, после чего быстро удалился, пожелав приятного аппетита. Еда была очень вкусной и сытной, а мастер Аодх нет-нет, да и поглядывал в нашу сторону. При виде нашего энтузиазма в деле поглощения пищи он только одобрительно хмыкнул и вернулся к работе.
С обедом мы расправились быстро и с аппетитом, тем более что он был действительно очень вкусным. От всей души поблагодарив добросердечного старшего повара, который от наших благодарностей отмахнулся рукой, держащий внушительных размеров нож, мы покинули кухню сытыми и довольными. Когда проходили столовую, в ней уже никого не было. В коридоре тоже было пусто, и снова складывалось впечатление, что мы одни во всей консерватории, хоть теперь я точно знала, что это не так.
- Я смотрю, у тебя налажены самые важные контакты в консерватории, - с улыбкой и легкой иронией обратилась я к парню.
Ответом мне был непонимающий взгляд, так что пришлось пояснить мысль:
- Повар и комендант женского общежития тебе благоволят. При таком раскладе твоя жизнь в консерватории должна быть похожей на сказку.
Кеннет хитро усмехнулся и ответил:
- Люблю комфорт и ничего не могу с этим поделать. Да и к тому же природное обаяние так и хлещет во все стороны, я не могу это контролировать.
- Так вот в чем дело!делано-удивленно произнесла яТы, оказывается, обаятельный!
- Конечно! А ты что, только заметила?сверкнул весельем в глазах студент из-под нарочито нахмуренных бровей.
- Как бы тебе сказать, - ненадолго замялась я, после чего продолжила с воодушевлением - Но зато я теперь точно знаю, что выплескивающаяся из тебя энергияэто обаяние, а не шило вну ты понял.
- Понял я, понял, - проворчал парень и добавил.Идем уже.
Мы снова вышли в холл, и проводник повел меня в противоположное крыло, попутно объясняя структуру здания консерватории. Второй этаж был отдан под кафедры и деканаты, там же располагались кабинеты ректора и проректоров. Большую же часть занимал большой концертный зал. На третьем этаже располагались кабинеты для занятий по специальности, и лекционные аудитории, которых было много. Первый этаж был пристанищем гардеробной, столовой, кладовой для инструментов консерватории, которые не использовались чаще раза в неделю, и библиотеки. Именно к ним мы сейчас и направлялись. Конечно, они были еще закрыты, но Кеннет справедливо рассудил, что мне необходимо знать место расположения этих мест, чтобы потом не плутать. Гардеробная находилась сразу на входе, напротив широкой лестницы, ведущий на следующий этаж. Затем следовала библиотека с большим читальным залом. Довольно просторная, опять же, по рассказам парня, кладовая примыкала к помещению мастерской, где давали новую жизнь старым инструментам и чинили искореженный кривыми студенческими руками казенный музыкальный инвентарь.
Из рассказа Кеннета я узнала, что в консерватории Аберга четыре факультета: вокальный, факультет музыковедения, исполнительского искусства и композиторский. На всех, кроме последнего, срок обучения составляет четыре года, композиторы же учатся пять лет. На вопрос, почему такое различие, Кеннет отвечать не стал, сказал, что узнаю об этом после посвящения. Мне оставалось лишь подивиться подобной скрытности. Нет не парня, а начальства учебного заведения.
Как оказалось, выбирают факультет и, соответственно, специальность не студенты, а преподаватели по итогам вступительных экзаменов и собеседований, и объявляют о результатах в торжественной обстановке. То есть узнать о собственном направлении обучения мне предстояло только послезавтра.
Ознакомившись с расположением наиважнейших для студента мест, самым посещаемым и популярным из которых оказалась, конечно же, столовая, мы продолжили ознакомительную прогулку. Концертный зал был, ожидаемо, закрыт, зато я теперь ориентировалась в расположении деканатов и кафедр и даже знакомую дверь в приемную проректорского кабинета приметила.
Но лестничном пролете между вторым и третьим этажом нам встретилась девушка, облокотившая даже с виду тяжелый контрабас на стену и тяжело дышавшая.
- Делма?удивился Кеннет, а потом перевел взгляд на инструмент едва ли не больший, чем сама девушка и нахмурился.Ты что это делаешь?
- Привет, - поздоровалась она и ответила.Да вот нужно отнести контрабас в кладовую. Здоровяка, видимо, неаккуратно поставили и он упал. Теперь придется чинить.
Голос девушки был очень чистым, как вода в горном источнике. Он звучал лиловым оттенком цветов сирени с серебристыми капельками росы на них.
Я с сомнением осмотрела миниатюрную точеную фигурку Делмы, которой что-то тяжелей скрипки-примы и давать-то страшно, а она тащит такую махину.
- Так, чтоб больше я подобного не видел! Это не твой инструмент и уронила его не ты, а даже если бы и так, могла бы и о помощи попросить, - с некоторым удивлением скосила глаза в сторону Кеннета. Парень негодовал и вполне серьезно.
- Да брось, Кнет, не сломаюсь, - улыбнулась девушка и откинула за спину платиновую косу.Да и не такой уж он и тяжелый. Кстати, кто это с тобой?взгляд студентки обратился ко мне, ясные голубые глаза с интересом рассматривали новенькую.
- Я Таллия, - почему-то решила представиться сама.Первокурсница. Только сегодня приехала.
- Добро пожаловать. У нас тут замечательно, - улыбнулась мягкой теплой улыбкой девушка и спросила. - Ты в какой комнате живешь?
- В двести седьмой, - ответила я.
- А я в двести двадцать первой. При случае заходи в гости.
Я улыбнулась и кивнула. Лиловые волны мелодичного голоса были полны дружелюбия.
- Таллия, ты уж прости, но я не могу позволить этой - Кеннет хмуро посмотрел на Делму и продолжил.Увлекающейся девушке тащить контрабас самой.
- Конечно. Только подскажи мне дорогу до ближайшего фортепианного класса?кивнула я.
В итоге дальше я пошла одна, а Кеннет подхватил инструмент и вместе с Делмой стал спускаться вниз, попутно говоря ей что-то про то, что, если девушки все будут делать сами, они загубят на корню всякое рыцарство в мужских душах.
После лестницы - направо и третья дверь с левой стороны коридора - маршрут был прост, а двери аудиторий на ключ не запирались, как уверил меня Кеннет. Не то чтобы я сомневалась в словах парня, но когда нужная дверь не только нашлась, но и открылась без особых усилий, доверия к студенту у меня прибавилось.
В небольшом помещении стоял самый обыкновенный кабинетный рояль, с откинутой крышкой-крылом, рядом с ним стул. Прокрутив круглую поверхность дважды, подкорректировала высоту, села и открыла крышку. Провела пальцами по клавишам, знакомясь с инструментом. У каждого рояля свой характер, который открывается, как только нажимаешь первую клавишу. Мой потрепанный черный лебедь был стар и благороден. Каков же из себя этот его брат, покажет звук.
С интересом опустила пальцы на клавиши, закрыла глаза и представила себе мелодию.
Тональность - Солнечный Гелиодор, веселая, солнечная, ведь знакомство нужно начинать с улыбки, верно? Нет, определенно этот инструмент не был так хорош, как мой черный лебедь, но у него было одно неоспоримое преимущество: он был настроен. Чистые звуки без примесей наполняли пространство, проникая в материю. Постепенно стены, пол, потолок, стул, сам рояль и даже мои руки будто приобрели сияющее-желтый оттенок. Звуки заполняли мое тело, заставляя то слегка светиться. Я видела это царство солнечного света, оно разливалось перед моим взором теплым озером. Мне стало весело, хотелось смеяться, мелодия играла всеми оттенками желтого: от легкомысленно-лимонного до роскошно-золотого.
Рояль был хорош. То, что надо для учебы: в меру жесткие клавиши и немного осложненное звукоизвлечение. Этот инструмент сам по себе был учителем: чтобы сыграть на нем произведение с требуемыми оттенками, нужно хорошенько отточить технику, приноровиться, разработать пальцы и вслушаться. Навык слушать инструмент важнее всего, иногда он подскажет лучше, чем любой учитель.
Не знаю, сколько я играла. Солнечный Гелиодор сменил Лунный Рубин на золотой нити, потом был Солнечный Топаз, а за ним - Лунный Аквамарин. Мне хотелось выплеснуть свои эмоции, а как это сделать, если не посредством музыки? По крайней мере, другой способ был мне неизвестен. Радость сменялась неуверенностью и нервозностью, но не надолго, потому что большей удачи я и представить себе не могла. Я в консерватории Аберга, играю на рояле. Еще вчера мне могло такое только привидеться, а сегодняпроисходит наяву.
Расстались мы с роялем довольные друг другом: я поделилась чувствами, а он вспомнил собственное звучание после каникул.
Осознав, что время близится к ужину, направилась в столовую, снова ощущая довольно сильный голод. Странно, но после такой игры, как сегодня, когда я рассказывала нотами то, что было у меня на сердце, я всегда чувствовала голод, даже если незадолго до этого ела.
Зайдя в столовую, огляделась и, заметив знакомые лица, направилась к ним. Студенты сидели за столами и ждали, занимая время разговорами и общением. Кеннет и Делма, увидев меня, улыбнулись и призывно махнули руками, приглашая за свой стол. Как только я заняла место напротив них и поздоровалась, спросила:
- Как все прошло? Контрабас спасен?
Кеннет нахмурился, а Делма попыталась скрыть улыбку.
- Кладовщик ворчал не менее получаса, пока искал номер, пока описывал повреждения и смотрел на нас так, будто мы собственноручно нанесли увечье несчастному инструменту, а не сквозняк, - пробурчал парень
- Старый Имон просто очень ответственно относится к своей работе и бережет инвентарь, - попыталась сгладить углы восприятия студента девушка.
Кеннет на это только скептически фыркнул. Видимо не со всеми важными сотрудниками консерватории у него хорошие отношения.
В этот момент дверь, ведущая на кухню, отворилась, и в столовую медленно и грациозно вошел старший повар. Воцарилась тишина, а из-за спины шарообразного мужчины стали выкатывать вместительные тележки. Народ поднялся и скудным ручейком потянулся к источнику пищи и приятного запаха. Мы тоже не были исключением. Подхватив подносы, стопка которых возвышалась на крайнем от дверей в кухню столе, мы приблизились к одной из тележек. Поваренок споро выставлял на протянутые подносы тарелочки и стакан, очередь двигалась быстро. Получив свою порцию каши, салата, отбивной, украшенной зеленью, душистого хлеба и ароматного отвара, мы вернулись к своему столику.
Пока еще никто не приступил к еде, мастер Аодх громко и царственно, голосом полным багряных оттенков произнес:
- Приятного аппетита!
На что нестройный хор с энтузиазмом ответил ему «спасибо», и пространство столовой заполнил не только аппетитный запах свежей еды, но и стук ложек о тарелки, сопровождаемый тихим гомоном. Лицо старшего повара стало умилено-возвышенным, и он подал знак помощникам удаляться, после чего медленно развернулся и скрылся за кухонными дверьми. Еда была очень вкусной, и, я так полагаю, у мастера Аодха она другой попросту не могла быть; заметно было с первого взгляда, что старший повар всей душой любит свое дело, растворяясь в нем без остатка.
После ужина мы с Кеннетом и Делмой решили пойти в парк. Там Делма обычно играла на флейте, если время года и погода располагали. Ребята объяснили, куда нужно идти, а я обещала их догнать: природа напоминала о себе очень недвусмысленно. Когда я вышла из здания консерватории, солнце уже катилось к закату и пространство пронизывали теплые красновато-оранжевые лучи. Обходя здание, чтобы выйти на нужную дорожку, ведущую в парк, услышала звуки. Мелодия была тихой. Но завораживающе-прекрасной и доносилась не из парка, а из здания. Судя по расположению окониз концертного зала. Я замерла. Никогда еще я не слышала, чтобы в музыку вкладывали столько страсти. Алые и оранжевые сполохи сменяли друг друга и, дополняя, переплетались и смешивались.
Ноги сами понесли меня обратно. Взлетев на второй этаж, почти добежала до приоткрытой двери. Тут звуки были ближе, громче и несравнимо ярче. Открыв створку проскользнула внутрь.
Концертный зал овальной формы был поистине огромным. Расположение кресел напоминало амфитеатр, над самыми дальними нависал просторный балкон и ложи ближе к сцене, находящейся внизу. А на сцене стоял он. Большой концертный рояль, идеально настроенный, идеально звучащий. Это был самый прекрасный и гордый инструмент, который я когда либо видела. Великолепный, чуткий, послушный, благородный. За роялем сидел молодой темноволосый мужчина, пальцы которого творили волшебство. В тени от балкона меня не было видно, поэтому я устроилась на ближайшем сиденье и, закрыв глаза, погрузилась в музыку.
Солнечный Рубин и Лунный Топаз делили неслышимое раннее произведение на двоих, но звучание было цельным и монолитным. Эти две тональности обвивали друг друга. Покорные воле музыканта, они выводили невероятной красоты двухцветные узоры. Такие разные и такие похожие, они говорили об одном, и их языком была страсть. Закатными всполохами алел Рубин, огненными своевольными молниями резко и неумолимо обволакивал его Топаз. Красный и Оранжевый. Был бы играющий чуть мене умелым, музыка могла бы превратиться в скопище ярких пятен, но этого не происходило даже на самых трудных пассажах, перед внутренним взором яркую страсть дня медленно, но верно пронизывала и зажигала стихия огня, не менее жаркая, но более таинственная и решительная.
Какая-то струна глубоко во мне звенела от этой музыки и с каждым аккордом, с каждым размашистым арпеджио на несколько октав звучала все громче и требовательней. Внутри поднималась отчаянная жажда чего-то, тянущее чувство потребности, я будто физически ощущала зов - сильный, напористый. Открывать глаза не хотелось. Этот яркий контрастный мир перед внутренним взором был столь прекрасен, что даже мысль о том, что скоро мелодия прервется, вызывала бурный протест и отчаянно сжатые зубы.
Но ведь ничто не вечно. Музыка прервалась на громкой ноте, последний крик огласил пустой концертный зал и эхом вернулся к роялю, последний яркий всполох огня. Пространство заполнила тишина.
Я дышала будто эти несколько минут или десятков минут - не знаю, чувство времени затерялось и исчезло, как только я зашла в эту дверьбежала, а не слушала музыку, сидя в кресле. Посмотрев на исполнителя, заметила, что его грудь тоже тяжело вздымается, как после сильной физической нагрузки, а рука стирает испарину со лба. Молодой мужчина как будто вложил все свое естество в это произведение. О небо, если эта музыкаотражение души этого человека, то мне не хочется сталкиваться с ним и уж тем более близко общаться. Слишком много силы, страсти и слишком уж мятежный дух.
Встала с насиженного места и, стараясь не издать ни звука, выскользнула обратно за дверь. В коридоре с изумлением поняла, что тело сотрясает мелкая дрожь. У этого человека определенно невиданный талант. Но проникнуться еще большим уважением и восхищением я уже не могла, поэтому просто прикрыла подрагивающей рукой дверь. Уже почти соприкоснувшись с косяком, та издала тихий, но из-за царящей тишины пронзительный стон-скрип. Я вздрогнула. Мне уж точно не хотелось быть пойманной на подслушивании: слишком уж личной была эта музыка, поэтому так быстро, как только могла, я покинула здание консерватории в последний раз за этот день, больше мне возвращаться сегодня было незачем.
Будто в тумане добралась по запомнившемуся маршруту, растолкованному Кеннетом, к скамейке в парке, где они с Делмой весело проводили время: девушка играла на флейте, а парень дурачился, делая вид, что аккомпанирует ей на барабанах, стуча ладонями по скамье, коленям и время от времени оглушительно хлопая.
Странное дело, но четкий серебристый звук флейты будто тонул в остаточном багряном тумане с яркими огненными всполохами, до сих пор находившемся в моей голове.
Спустя какое-то совсем короткое время ребята заметили мою молчаливую отрешенность и стали выпытывать, что случилось, но каким-то шестым чувством я понимала, что о произошедшем лучше молчать. Или включилась обыкновенная человеческая жадность: мне не хотелось делиться чудом, которого я коснулась ни с кем, даже с дружелюбными новыми знакомыми. Моё и только моё.
Кеннет как джентельмен провел нас с Делмой до самого общежития. К окончанию вечера память алыми оковами с янтарными прожилками, держащая мое восприятие и сознание, стала более пластичной, и мне удалось вырваться из пелены остаточного звучания, так что ребята перестали задавать вопросы о моем самочувствии. Комната Делмы оказалась не так далеко, как представлялось. Улыбнувшись и снова пригласив заходить в гости, как будет настроение, девушка скрылась за дверью, и я последовала ее примеру.
Солнце уже закатилось за горизонт, и в комнате царил полумрак. Прикоснувшись рукой к светильнику, копившему энергию весь день, активировала его, и он наполнил пространство уютным теплым светом. На одной из кроватей стопочкой высилось постельное белье. Улыбнувшись, сделала себе заметку поблагодарить госпожу Кин.