- Очень хорошо. Тогда до скорой встречи. И да! Расписание висит на этом этаже. В самом начале коридора. Так что изучите его и на занятия не опаздывайте. Сейчас можете быть свободны и удачи в учебе.
С такими словами лорд кивнул и вышел из аудитории. Как только за ним закрылась дверь, пространство заполнил переливающийся всеми оттенками фиолетового гул: студенты с каждой секундой все активней и возбужденней обсуждали услышанные пару минут назад новости.
Я же сидела и молча пыталась осознать информацию. Я оллема. Я могу воздействовать на эмоции людей с помощью музыки. Не верилось. Вообще. Мысли казались еще более бредовыми, чем даже если бы я их произносила вслух. Осознав, что разобраться с неожиданными сведениями все равно сейчас не смогу, встала и направилась к выходу. Маркас Двейн сказал, что мы свободны до следующего занятия, значит, будет не лишним ознакомиться с дальнейшим расписанием во избежание опозданий. Это, конечно, проверенный способ запомниться преподавателю, но мне не хотелось, чтобы мэтр запомнил меня опоздавшей.
Стенды с расписанием нашлись быстро. Итак, сегодня первым занятием значилась беседа с куратором, затем Основы олламии, а после них История музыки. Обе лекции на третьем этаже в аудиториях, место расположения которых было мне известно: я знала, в какой стороне коридора они находятся. Для первого дня расписание вполне щадящее. Я подумала, что, скорее всего, даже успею после занятий навестить уже знакомый рояль и улыбнулась. Коснуться глянцевых черно-белых клавиш, хотелось как никогда.
Ознакомившись с расписанием, медленно стала спускаться вниз, думая, что делать с внезапно освободившимся временем: до следующего занятия оставалось еще приличное количество времени. Коридоры не пустовали, как день назад. Теперь здание консерватории заполнилось звуками голосов, смеха, шагов и другими мелодиями жизни.
Ноги сами привели меня к столовой (или желудок, не кормленный с утра). Она звучала гораздо громче и жизнерадостней, чем все пространство консерватории, вместе взятое. Естественно, что на сытый желудок, конечно, жизнь кажется ярче. Подумав так, улыбнулась и погрузилась в разноцветное марево чужого смеха и разговоров.
Мастера Аодха не было видно, зато его помощники с тележками пребывали на своем обычном месте, раздавая запрашиваемые блюда. Решив, что на завтрак мне вполне хватит впечатлений вприкуску с чаем и булочкой с корицей, я обернулась, держа поднос, и стала высматривать свободное место. Сегодня в столовой найти его было гораздо сложней, чем обычно. Народу стало не в пример больше, чем вчера. Осматривая зал, зацепилась взглядом за знакомые лица однокурсников и направилась к их столу, за которым как раз виднелось свободное место. Когда подошла, приветливо улыбнулась и поздоровалась:
- Привет. Вы же с первого композиторского?
Сокурсники обратили заинтересованное внимание на меня. Ответил парень, сидящий ближе всего ко мне и теперь обернувшийся всем корпусом в мою сторону.
- Точно. Ты ведь тоже, верно? Я видел тебя в лекционной аудитории, - голос молодого человека был похож на играющий всеми оттенками оранжевого костер. Веселый и располагающий к себе с первых звуков, не слишком низкий, но приятный и с различимой приятной хрипотцой, добавляющей огню искр.
- Верно, - кивнула я, подтверждая его слова.
- Тогда присоединяйся к нам. Будем знакомиться, - ответил он с невероятно-приятной улыбкой. Я даже на мгновение опешилаумеют же люди так улыбаться!но быстро пришла в себя и заняла пустующее место, с краю скамьи. Соседями по столу оказались три парня и две девушки.
- Мы вот как раз знакомимся, - произнес парень-огонек.Меня зовут Байл, а тебя?
- А я Таллия, - представилась я.
После меня назвали себя и другие сокурсники: парней звали Джед и Гай, а девушек Калли и Аерин. Все они звучали ярким энтузиазмом и волнением, но эмоции эти были приятных, местами восторженных оттенков.
- Как тебе знаменитая консерватория Аберга, Таллия?спросил Байл.
- Я даже представить себе не могла, какая она. На данный момент мне все очень нравится, - с готовностью ответила я.
- Еще бы!парень усмехнулся и переглянулся с однокурсниками. - Мало кто мог представить. Они ведь даже вступительные экзамены проводили не здесь, а в городе, в здании театра. - Присутствующие закивали в знак того, что да, действительно место очень интригующее, если не сказать скрытное.
В процессе знакомства выяснилось, что все присутствующие однокурсники из разных городов и семей, но с детства мечтали поступить именно сюда. Эйфория в их словах светящимися звездочками воспаряла к потолку и пронизывала пространство. И парни, и девушки многого достигли и упорно трудились, готовясь к поступлению, так что мне стало неловко и даже немного стыдно за то, что мне все это досталось без малейших усилий, просто по приглашению. С другой стороны, мои сокурсники попали в консерваторию не за музыкальное мастерство, а потому что обладали редким даром, который в них разглядели экзаменаторы. Если рассматривать ситуацию с этой точки зрения, то стыд отступает и появляется ощущение всеобщего равенства. Успокоив себя таким образом, я все равно обрадовалась, тому, что когда дошла очередь до меня рассказывать о поступлении, раздался переливчатый медный звук, означающий, что предыдущее занятие закончилось. С рвением, присущим всем первогодкам мы решили, что лучше прийти пораньше, чем опоздать и тем самым создать о себе не самое радужное мнение у преподавателя. А потому все вместе направились на третий этаж в лекционную аудиторию, где у нас должна была состояться первое в этом учебном году занятие. Воодушевлением также наполнял тот факт, что лорд Двейн обещал, что на этой паре нам подробней объяснят, что представляет собой наш дар и что с ним делать.
Оказалось, что спешили мы напрасно. Преподаватель не только не поджидал нас в аудитории еще на перемене, что было вполне закономерно, но и опоздал на несколько минут на само занятие. Мэтр оказался преклонного возраста. Весь седой, кроме бровей - те пестрели разноцветными черно-белыми волосками - с аккуратно подстриженной недлинной бородой и усами и коротко стриженными волосами, зачесанными назад. Стройный, в пиджаке-визитке и классических брюках, подчеркивающих его подтянутую, несмотря на возраст, фигуру. Если бы не редкие морщины и абсолютная седина, я бы подумала, что мужчине не больше тридцати пяти - столько жизненной энергии он собой излучал.
Войдя в аудиторию, он поприветствовал всех первокурсников консерваториизанятие было общепоточным, как и предупреждал лорд Двейн:
- Хорошего дня, уважаемые олламы и оллемы!по пространству обширной комнаты разнесся его голос: сочный, как стекающая капля спелого фрукта, поблескивающая в дневном свете и играющая множеством оттенком, по сути, не примеряя на себя ни один, но сохраняя их всех в балансе между собой. В нем не было ни намека на старческое дребезжание или слабость - и не только в нем. Теперь, рассмотрев мужчину внимательней, я бы ни за что в жизни не рискнула назвать его старым. Да, немолодой, но и уж точно не старый, хоть и седой. Какой интересный звук. И не менее интересный мужчина.
Преподаватель встал рядом с кафедрой, положил на нее руку и принял свободную позу, перенеся основной вес на опору. Смотрелось отнюдь не развязно, как могло бы, будь это кто-нибудь другой, а наоборот, с этаким флером истинно-мужского шарма, обаяния, приобрести которое невозможно: им либо обладаешь с рождения, либо нет.
- Поздравляю вас с поступлением в консерваторию имени Вилмара Аберга Миронсца и первым учебным днем. Меня зовут Тиган Муррей. Вы будете звать меня мэтр Муррей. Предмет, который я буду вам читать, называется «Основы олламии». Название, конечно, корявое, но принцип отражен верно. Другими словами я здесь, чтобы рассказать вам, что есть дар оллама, и как развить и использовать его по максимуму.
Мужчина превосходно владел голосом. В огромной лекционной аудитории было тихо, все слушали мэтра Муррея, чуть ли не затаив дыхание. Особенно девушки. Снова окинула оценивающим взглядом стройную, ни в малейшей мере не обрюзгшую фигуру и мысленно улыбнулась: есть такие мужчины, которые интригуют женщин вне зависимости от возраста, причем как своего, так и самих заинтригованных. Я как будто видела, как он контролирует переливы собственного голоса, держа в идеальном балансе все оттенки выработанной за годы преподавания привычкой. Он мастерски владел умением удерживать чужое внимание. Или это пресловутый дар?
Тем временем преподаватель продолжал:
- Знакомиться мы с вами будем не по журналам и ведомостям. Знакомиться мы будем на занятиях и лично. Каждый из вас за этот год побывает у кафедры и не раз. Но всему свое время. Вам наверняка интересно узнать, чем же так щедро одарила вас природа, что этот дар окутан флером тайны и спрятан за семью печатями.
Недвусмысленное выражение жажды знаний и информации на лице каждого студента подтвердило слова мэтра. Тиган Муррей усмехнулся и решил-таки приоткрыть, наконец, завесу над невероятной, скрываемой ото всех тайной.
Олламыодаренные. Люди, чувствующие и понимающие музыку, как никто другой, имеющие способность передать мелодией чувства, ощущения тем, кто их слушает. Самые сильные олламы могут внушать слушателям определенную информацию посредством песни под музыкальный аккомпанемент. Но таковые встречаются нечасто. Зачастую одаренные с помощью музыки или вокала вызывают у слушателей порывы на уровне эмоций: умиротворение, патриотизм, стремление к выражению себя и другие. В зависимости от силы оллама и того, насколько правильно он все рассчитал, действие может быть разной степени длительности: от пары минут до многих десятков лет.
- Взять, к примеру, сегодняшнее, несомненно, блистательное концертное выступление фортепиано с оркестром. Действие посыла, отправленного ими каждому присутствующему в то время в зале, будет длиться более ста лет, - эта фраза была сказана в таком спокойном тоне, будто мэтр говорил о своей ежедневной зарядке и комплексе физических нагрузок, или что там еще помогало ему так великолепно выглядеть в его почтенном возрасте.
В аудитории тишина из восторженно-жадной за короткую длительность одной шестнадцатой ноты превратилась в ошеломленно-настороженную - и немного испуганную, что уж скрывать. Серовато-молочная, она стала сгущаться и приобретать все более темные оттенки. Я почувствовала холодок мурашек, пробежавшихся по спине сверху-вниз. Показалось, что я потеряла способность двигаться. Сумрачно-серое марево будто замуровывало меня, окутывая слой за слоем, каждый из которых был темнее предыдущего. Что нам всем внушили? Почему не предупредили? Что они хотят от нас? Что они хотят от меня?!
- Спокойней, молодые люди. Все не так страшно, как вы себе напридумывали, - мой темнеющий кокон стал расползаться от звуков голоса мэтра Муррея, иронично давшего нам время на размышление над сообщенной информацией, и наблюдавшего за реакцией.Вы ведь уже давно поняли, что информация о способностях и самом существовании олламов находится в строжайшей секретности. Сегодняшнее выступление было призвано поставить в вашем подсознании блок. Теперь вы не сможете никаким образом передать эти знания лицам, не являющимся олламами. Меры предосторожности, не более. Так что не стоит беспокоиться. Здесь из вас не станут делать покорных безвольных рабов.
Атмосфера медленно, но верно начала становиться все менее гнетущей. Мне как будто стало легче дышать. Конечно, жаль, что я не смогу поделиться с родными такими новостями, но с другой стороны, вполне возможно, что им действительно лучше ничего об этом не знать. Настолько охраняемые тайны не зря охраняются. Теперь бы еще понять, чем это все грозит.
- Прекрасные оллемы, успокаивайтесь скорей, вашим нежным щечкам не идет эта задумчивая бледность, - тем временем позволил себе подшутить мэтр Муррей, чем заметно разрядил атмосферу. Парни стали усмехаться, а девушки краснеть. Мои щеки не стали исключением и тоже слегка окрасились румянцем. Мужчина сумел создать ощущение, что обращается конкретно к каждой девушке в аудитории, по сути, не обращаясь ни к одной.
Оставшееся время занятия пролетело незаметно. Больше столь потрясающих новостей преподаватель нам не сообщал, да и что смогло бы превзойти уже поведанную новость с тем же эффектом? Мэтр Муррей говорил интересно, будто увлекая в путешествие, так что к окончанию пары я только утвердилась в своем мнении, что онсильный оллам и активно пользуется даром на преподавательской стезе. Лекция закончилась советом обязательно посетить библиотеку и получить там учебники, потому что сегодня первое и последнее занятие. Когда великодушный Тиган Муррей отпускает нас без задания. Мы заверили преподавателя, что так и поступим, и он покинул аудиторию, пожелав нам удачи.
Следующую лекцию по истории музыки вела метресса Дервила Хьюз, оказавшаяся строгой дамой средних лет с аккуратной, волосинка к волосинке, прической и пенсне в форме кошачьих глаз на носу, прикрепленного тонкой серебряной цепочкой к пуговице строгого платья; очень высокой и очень тонкой, похожей на собственную указку, которую она зачем-то все занятие держала в руках. Никто так и не понял, зачем, потому что за всею пару она ни разу ни на что ей не указала. Голос, метрессы был строг, как и облик и отзывался в ушах низким и сдержанным звучанием фагота. Как ни странно, но собранное негромкое, но звучное контральто было нестерпимо белым, на таком будет заметно любое, даже самое маленькое и светлое пятнышко. Метресса сразу же непреклонным тоном заявила, что поблажек не видать никому и спать на лекциях она настоятельно не рекомендует. И не потому, что считает свое предмет важнейшим из всех консерваторских дисциплин, а потому, что олламам нужно знать ошибки прошлого, их причины и следствия, чтобы не привносить их в будущее. И в этом свете, согласитесь, знание истории музыки одаренных приобретает невероятную ценность. Студенты согласно кивали и вели себя тише мышей. Но не потому, что было увлекательно, как на предыдущей паре, а потому, что метресса Хьюз недвусмысленно пригрозила недопуском к зачету в конце полугодия. А недопускоднозначное «прощай» стипендии. Конечно, не всем присутствующим была так необходима стипендия, как мне, но и их строгая преподавательница сумела убедить в соблюдении на ее занятиях строжайшей дисциплины, пригрозив сорванной зимней практикой. Не сказать, чтобы мы в деталях понимали, о чем речь, но если этим грозят, значит, вещь стоящая, верно? Вот и мы так подумали. Да и слово «практика» в ее устах звучало как-то особенно. Поэтому тишина на вводной лекции, описывающей всю значимость знания истории музыки одаренных и музыкантов-олламов, была абсолютной, даже ее серый оттенок как будто притих и сжался, опасаясь сверкающе-белых, до рези в глазах лучей голоса нашего светоча знаний и опыта.
Даже после того, как занятие окончилось и метресса Хьюз, сдержанно попрощавшись и предостерегающе блеснув линзами пенсне, покинула аудиторию вместе со своей указкой, тишина еще какое-то заполняла собой пространство. Впрочем, не долго. Студенты ведь, по сути, народ отходчивый, и чтоб их как следует напугать, одного недопуска мало. Как, впрочем, и двух.
Какими бы всепоглощающими ни были воодушевление от начала учебного года и восторг от поступления, окончание занятий было встречено радостным разноцветным гулом. Я в компании Байла и остальных, с которыми мы сидели в одном ряду, отправились прямиком в библиотеку за учебниками, которые потом ребята помогли нам донести, проводив до общежития. Пристроив книги на стеллаже, специально для них предназначенном, снова поспешила в главный корпус, чтобы быстро пообедать и отправиться к знакомому роялю. Правда, обедать пришлось не так уж и быстро, потому что встреченная в столовой Делма объяснила, что раньше трех часов пополудни аудитории с инструментами обычно не освобождаются.
Кеннет, сидевший тут же, смотрел на меня и понимающе ухмылялся:
- Что - не терпится скорей почувствовать музыку?спросил он.
- Знаешь, такое ощущение, что сегодня звук будет другим, - ответила я, отчего-то смутившись.
- Да, я тоже так думал, когда узнал про дар. Но, ты же понимаешь, что звук не изменится. Потому что ты ведь не изменилась: ты не стала оллемой, в тот момент, когда мэтр Муррей рассказал правду, ты была ей всегда, - голос цвета зелени первой травы успокаивал.
- Да, наверное, понимаю, но мне нужно убедиться, - ответила я.
Кеннет и Делма оба расплылись в улыбках.
- Теперь ты понимаешь, почему я не мог тебе рассказать? - спросил парень, заглядывая в мои глаза.
- Да. Я ведь еще не была посвященной, - кивнула я.Тебя сдерживал блок.
- Без обид?на всякий случай уточнил Кеннет.
- О чем, ты? Какие обиды?улыбнулась я.