Собравшиеся трудяги, в основном раздольные, деревенские и мастеровские, зароптали, обсуждая заявление теремного, так как в основном на них ложились дополнительные хлопоты. Остальные тоже под нос себе заворчали досадно. Только злыдни во главе со Стопарем стояли в сторонке, ухмылялись, несмотря на то, что им тоже, как пить дать, работенки прибавитьсяпропойц да бузотеров одурманивать, да по свету пускать.
Будет вам роптать! непреклонно промолвил Поставец. Доля наша такая и не нам о ней сетовать. Древним творцом Родом остальные твари, дикие и прирученные, звери, птицы, рыбы, при роде человеческом назначены быть ему едой, одеждой, силой тягловой и ещё много чем. Даже пчелка крохотная, а и та человеку служит, медок для него собирает. Мы же с вами испокон веку приставлены к роду человечьему не слугами верными, но помощниками честными, а где и учителями. Мы с вами зрим и за делами людскими, направляя их в верное русло, мы же с вами следим и за всем, что при роде людскомза природойсодержа это все ежели не в гармонии, то в относительном равновесии. На нас лежит большая ответственность и не пристало нам, нелюди добрые, скулить аки псам смердящим. Вот мое слово!
Сравнение с дворовыми псами вызвало шквал возмущения среди собравшихся, но именно тот, который ожидал Поставец. Язык у него, конечно, хорошо был подвешен. Знал теремной чем зацепить.
Больше всего соседи как-раз-таки псов недолюбливали и было за что, да хотя бы уже за то, что за окном прямо сейчас по всему городу во дворах вой стоял неуемный, чем жутко отвлекал от собрания.
Услышав, как их с собаками сравнили, одни сердито зафыркали, напыжились, другие затопорщились, негодующе присвистывать стали, третьи брюзгливо урчаливот-вот весь терем на уши поставят. Выдержав паузу, теремной подал знак Кочерге, домовому при дворе боярина посольского приказа, дескать твоя очередь. Тот не заставил себя дважды упрашивать. Поднялся на скамье и, дождавшись, когда на него обратят внимание остальные, с деланным возмущением выпалил:
Какие же мы псы? Не псы мы вовсе! Мы народ тайный, разумом и силами чудесными одаренный! не зря он несколько поколений посольских бояр опекал, сразу смекнул куда клонит Поставец и, вторично переглянувшись с тем, решил подлить масла на сковороду теремного. Негоже нам и впрямь аки собакам на полную луну брехать попусту. Так я говорю братцы-полуночники?!
Верно молвишь, друже изрядный, менее эмоционально, но не менее красноречиво поддержал его Веретено, домовой купеческого двора. Изволь добавить, что Его Околородие (официальный титул теремного) правильно заметил, что наше общее дело важное и для него, для дела правого, у нас имеется не только сила воли, но и сила духов, нас, как духов, и сила немаленькая. А помните, что сказано в общем своде наших законов? Что большая сила влечет за собой большую ответственность. И перед стариком Родом, зачинателем сущего, и перед древними предками нашими, его первыми помощниками.
После этих слов собравшиеся как-то разом угомонились, видать ответственность большую почувствовали, вспомнили, что им стариком Родом завещано при любом раскладе подле людей околачиваться, присматривать за оными, да помогать по мере сил. А про силы свои чудесные вспомнив, так и вовсе застыдились. Вон почти всех у людей силенок с гулькин нос, а не ноют, пашут, сеют, железо куют, каменья ворочают, какие хоромы с одним лишь топориком поднимают.
Опустили все пристыженно глаза. Даже злыдни, самые дошлые из присутствующих, которых сказанные слова касались меньше всего, и те перестали ухмыляться, задумались.
Чего уж там, Ваше Околородие, коли надо так надо! подал голос из толпы мастеровских нелюдей Кувалда, он за кузнечные цеха держал ответ. Подсобим мы нашим мастерам, поможем чем сможем, коли нужда заставляет.
Подсобим! Подсобим! поддержали его остальные мастеровские. Эти соседи завсегда первыми отзывались на призыв поработать, чувствовалась рабочая закалка в их артелях.
Теремной признательно кивнул в сторону мастеровских.
Мы тоже со своей стороны не обидим людей, посодействуем! ответил за всех леших Совун. Окружавшие его лешие: и Неясыть, и Филин, и Див, и Пугач, и Сыч, и Сипуха согласно закивали. Только один леший самый молодой из них, находившийся позади остальных, стоял не шелохнувшись, будто не согласен был со старшими сородичами.
Добре! Уважили! улыбнулся Поставец, не заприметив юного лешака.
Будут сети у рыбаков полные рыбы! Обещаем! выразил мнение Амфибоха, один из самых уважаемых водяных, который отвечал за самое большое озеро в княжестве.
Вы уж постарайтесь там, не подведите, пошутил теремной, дружески погрозив пальцем водяным и окинул взглядом сход, ища нужных нелюдей в пестрой толпе. Не найдя поинтересовался:
Ладейные здесь?
Здесь мы! откликнулись из угла те нелюди, которые выходили с людьми на стругах под парусом на рыбную ловлю.
А вы вот что, ребятушки, не забывайте подсказывать рыбакам, что первая рыбина с каждого улова хозяевам рек да озернашим водянымвозвращается в дар, напомнил теремной, Обычаи должны быть соблюдены. Спрос с вас будет.
Так точно, Ваше Околородие! дружно гаркнули из угла.
Вот и здорово! удовлетворенно хлопнул в ладоши Поставец и как-то как само-собой разумеющееся, стал отдавать указания остальным.
Полевые и луговые?!
Тута мы!
Глядите мне, чтобы на полях ни одна соха, ни один плуг не обломался, ни один серп не затупился, чтобы на лугах косы на камень не находили, вилы в стогах, где молодые частенько ночуют, без присмотру не оставались, да мешки грызунами не дырявились.
Будет сделано! молодцевато отвечали луговые и полевые.
А вы, теремной перекинулся на деревенских домовых. Проследите, чтобы каждому пахарю, жнецу и косарю, их жинки не забывали кринки с молоком приносить. Знаем мы все как эти приятели, кивнул в сторону полевых, молочко холодное любят в жаркий денек с крестьянами разделить.
Полевые и луговые польщенно облизнулись.
Дальше пошли указания и другим, всем по очереди: домовым и гуменным, хлевникам и боровым. Достались задания и мелюзге: дупловики, кротовики и подколодники тоже должны были принять активное участие в общей работе, на время оставить свои игрища и оказывать помощь лешим, какая им понадобится.
Вскоре весь народ полуночный был озадачен и настропалён на большие дела. Злыдни только остались не у дел. Теремной как до них дошел при раздаче указаний, только рукой махнул. Злыдни и этому рады, свою-то работу они и без указаний выполняют. И чем её больше, тем им веселее.
Покончив с главным вопросом повестки схода перешли на более мелкие дела.
Расторопша достал свиток с жалобами, собранными за месяц и дождавшись разрешения теремного стал читать:
«В первую седмицу на подворье хлевника Метлы корова обожралась сена и издохла. Метла подозревает, что это гуменной Тыква подсыпал в корм отраву и требует возмещение ущерба».
Теремной нашел взглядом Тыкву.
Что скажешь?
Ваше Околородие, да на кой оно мне надо, эдакий грех на себя брать, засуетился гуменной под проницательным взглядом Поставца, недовольно косясь на Метлу. Сдались мне его коровы! У меня своих дел невпроворот.
Ага, сдались! не выдержал Метла. Ты ко мне за молоком приходил? Приходил. А я тебе объяснял, что Зорька на сносях, вот-вот отелится, что лишнего молока нет. Так что ты мне сказал?! Помнишь?!
Что я тебе сказал? буркнул Тыква, пытаясь припомнить, что же такого он ляпнул.
Ты же мне сам сказал, что не дотянет корова до русальной ночи. Говорил?
Говорил, не стал отрицать Тыква. Только я имел в виду, что она ещё раньше отелится.
Не знаю, что ты там говорил, а Зорька на следующий вечер и издохла. Совпадение? Не думаю!
Тыква обернулся к теремному и запричитал:
Ваше Околородие, честное слово, не моих рук это проделки. Ну ляпнул лишнего, но на смертоубийство бессловесной твари я бы не пошел. Может он сам недоглядел. Ему сено с «вороньим глазом» привезли, а Метла не уследил. Вот Зорька и окочурилась. Сейчас «вороньего глаза» говорят на лугах разрослось видимо-невидимо.
Ты, того, Тыква, ври да ни завирайся, крикнул кто-то из луговых. мы уже давно и «вороний глаз», и вех, и черемицу, и клещевину, все ядовитые травы извели подчистую. За сенокосные травы ручаемся.
Ты вот в городе живешь, толком в травах не разбираешься, подержал луговых один из деревенских старост. А мы тоже не сучком деланные, следим за покосами и за порядком сушки сена. У нас не забалуешь. Это средь вас городских надо лиходея искать.
Братцы, дак я же не это вовсе имел в виду, совершенно растерялся гуменной, оглядываясь и ища поддержки у окружающих, но видел только насмешки на лицах. Я же просто предположил.
Язык твой, Тыква, враг твой! вставил свой комментарий Стопарь, которого забавляла данная ситуация.
Расторопше новое меткое выражения злыдня понравилось и он быстренько записал его на полях свитка, так сказать, для анналов истории.
Поняв, что разбирательство может длится до рассвета, теремной постучал каблучком по седалищу, так как ничего другого под рукой не оказалось.
Дело ясное, что дело темное, сделал вывод Поставец. Чтобы не превращать наш сход в балаган посмешный постановляю, за недосмотр за скотиной хлевнику Метле запрет на молоко до яблоневого спасу, а гуменному Тыкве, за его длинный язык, отработку у Метлы до новой луны.
Закручинившийся было хлевник, приободрился, услышав, что Тыкву ему дают в подсобникито-то загоняет гуменного он у себя в хлеву. От души натешится. А без молочка и перетерпеть можно. До спасу поди недолго осталось.
Услышав приговор, Тыква сник.
Ваше Околородие, за что, отец родимый?
За то, что надо за языком следить, попенял ему теремной и повысил голос, чтобы все услышали: Не забывайте, братцы полуночники, что одно ваше случайно оброненное слово, может натворить бед простым смертным, в том числе и скотинке безропотной. Помните об этом и не забывайте.
Молчаниезолото! вновь отметился новой крылатой фразой Стопарь. Особенно для таких как наш бедолага Тыква.
Пока нелюди покатывались со смеху над словами злыдня, хваткий распорядитель и эту фразу записал для себя на память.
Ну хватит скалиться, добродушно попенял теремной. Что у нас там дальше, Расторопша?
Думный тиун прокашлялся и зачитал очередную жалобу.
Следующие пару часов на Большом сходе разбирались с небольшими тяжбами: кто-то из домовых обвинял своих соседей, что они человеческих детишек его дома учат ругательным словам, расписывая забористые выражения прямо на заборе; мастеровские жаловались на сквалыжность складовских, а те в свою очередь, вменяли им расточительность запасов сырья; или вот водяные в который раз ставили вопрос ребром о наложения запрета ловли во время нереста, со всеми вытекающими последствиями для непонятливых рыбаков в этот период. И так далее, и так далее
Много уже чего обсудили, порешали. Перешли к очередной челобитной, как вдруг внезапно скрипнула дверь и тонкий луч света (в проходе горели масляные лампы) прочертил тонкую линию до окна.
Весь полуночный народец, почуяв опасность, в мгновенье ока обернулся в разные предметы, которым, если посудить трезво, ну никак не место было в совещательной зале князя.
Там, где стояли лешие, лежала аккуратная поленница березовых дров. Где сидели луговые, полевые и мелюзгалежали все те же листики, веточки, травинки да стебельки. На лавках, на местах домовых рядком лежали кочерга, метла, ухват, прясло, молоточек, ножовка, скалки, ложки, поварешки, стояло веретено, другие предметы быта. По углам да на полках были разложены и расставлены как на витрине клещи, наковальня, кувалды разных размеров, щипцы всяческих форм, рубанки, долота, стамески, вилы и грабли без черенков, черенки отдельно и прочий инвентарь. На полу валялись цветные лоскуты, щепки, гвозди, уголь, мочалки, веники дубовые да березовые. В общем замаскировались все. Хотя нет, не все. Водяные, которые, как было сказано выше, имели ограниченные возможности кудесить на суше, сидели в своем первоначальном лягушачьем обличье, только не дышали и не моргали. Замерли как истуканы в надежде, что так их не заметят. Обычно в так случаях говорятни живые, ни мертвые. Им бы ещё по монетке во рты вставить и вылитые фэн-шуйные денежные лягушки Чань-Чу. Вам вот смешно, а вот водяным было не до смеха. Если какой шухер, им придется смываться на своих четырех, своими лапками улепетывать, а не с помощью чар растворяться в ночи, как остальным нелюдям.
Но, слава Роду, все обошлось. В дверной проем протиснулся поджарый ухоженный кот и спокойно, как ни в чем не бывало, потрусил по залу, обнюхивая лежащие на его пути предметы.
Кис-кис-кис, Мурзик, иди ко мне, позвал кота теремной, который в отличие от остальных спокойно сидел на месте и похихикивал себе в кулачок, поглядывая на оцепеневших водяных.
Теремной на правах ночного хозяина жилища запросто мог сделаться невидимым, но не стал этого делать по одной простой причине: он давно уже учуял приближение Мурзика, княжьего и его любимца.
Вообще, в отличии от собак коты практически всем нелюдям нравились. Особенно домовые с кошачьим племенем дружно жиличто-то общее у них в характерах было, и если кто-то наивно полагает, что домовые дружат только с черными котами, смею вас уверить это нет. Домовые дружили со всякими котами. Не был исключением и Поставец. Огненно-рыжего Ваську он баловал, частенько поил молочком без меры, потчевал сметанкой, таскал от швей-портних ему клубки для игр. Правда иногда ответственность за свои проделки (даже теремной по своей натуре не мог иногда удержаться чтобы не учудить чего-нибудь) Поставец на кота переводил. Мурзик не обижался на него, ему как княжескому любимчику и так все с рук в смысле с лап, сходило.
Вот и сейчас пожаловал кот, на Большой сход. Не спалось пушистому в разгар полнолуния.
Разобравшись что к чему, полуночный народец вернулся в своё подвижное состояние, принимая первоначальные образы. К тому времени Мурзик уже запрыгнул на престол, беззастенчиво развалился под боком у Поставца, и на все их превращения-обращения даже ухом не повел. Теремной его ласково погладил за тем самым ухом и кот довольно заурчал.
Можно было продолжать сход.
Так, что у нас там дальше, Расторопша? спросил теремной, продолжая поглаживать кота.
Распорядитель заглянул в свиток.
Из самого дальнего угла, раздался встревоженный голос Стопаря:
Ваше Околородие, будьте так добры к нашей честной братии, удалите этого игреневого разбойника из залы! Намедни он нашего братца Чекушку здорово ободрал: с крысой видать бедолагу перепутал. Тот насилу вырвался из его когтей. До сих пор раны зализывает. Прогоните, его Ваше Околородие, пока беды не стряслось!
Не дрейфь, Стопарь! усмехнулся теремной. Мурзик никого не тронет. На Большом сходе вы все званные гости в нашем жилище. А кот наш ученый, он все понимает, даже побольше чем некоторые из здесь присутствующих, только вот незадача, говорить не может. И со званными гостями он весьма любезен. А вот то что твоего Чекушку он поучил, это поделом ему, ибо незваный гость хуже игумена. Нечего шастать злыдне подле княжеского двора. Пусть это всей вашей братве наглядным уроком будет.
Атаман злыдней хоть остался недоволен словами теремного, но далее возражать присутствию кота не стал.
Кстати, Стопарь, друг мой ситный, через решето непрогроханый, а что там у вас с этим бедолагойчеловеком из бондарей? припомнил прискорбный случай Поставец. Не сильно вы его там караете?
Обижаете, Ваше Околородие, все по закону, без перебора, ухмыльнулся старший злыдень, его пособники гадко захихикали. Мы свое дело знаем. Спаиваем его по полной, не жадничаем. Скоро уже до «зеленых чертиков» допьется, а как нас видеть начнет, так и решится вселибо в завязку уйдет, за ум возьмется, либо крыша окончательно съедет, с ума сойдет! Третьего, сами понимаете, не дано!
Все хотел узнать, что этот горемыка натворил-то? полюбопытствовал теремной, искренне сочувствуя человеку, которого взяли в оборот злыдни.
Так известно, что! пояснил Стопарь. В кабаке деньги просаживал, зенки заливал, а когда его жинка укорять стала, он прямо в её карий глаз и влепил кулаком. Она с фингалом и детьми собралась и ушла к родне. Бондарь ей вслед проклятиями дорогу уложил, в красный угол дулю показал, а в черный помочился. С богохульством ладно, но он смертельно оскорбил своего домового, кажись Прялку. Тот и ушел. А, по правилам, сами знаете, ежели домовой из дому уходит, мы или запечные кикиморы его место занимаем. Ежели мужик, то это наш клиент, а коли баба виновата, то наши бабоньки её душу страданиями рвать будут. Правильно я говорю, девчата?