Твоё имя - Макото Синкай 8 стр.


Я всё листал и листал газеты и еженедельные журналы трёхлетней давности, и постепенно мой мозг вообще перестал воспринимать какую-либо информацию. Несколько раз проверял смартфон, но в дневнике не осталось ни малейшего следа от её записок.

Всё ещё лежа лицом на столе, я открыл глаза. И, упираясь взглядом в столешницу, пришёл к выводу, который напрашивался последние несколько часов: «Всё это был лишь сон».

Хотел ли я сам в это верить? Или таки не хотел?

«Я узнал те места просто потому, что видел их в новостях три года назад. Что же касается неё...»

Как я объясню её?

«Привидение? Нет... Всё это были...»

Всё это...

Галлюцинации?

Вздрогнув, я поднял голову.

«Имя... Как же её по имени?»

Тук-тук!

Тонкая деревянная дверь внезапно открылась.

 Цукаса-кун сказал, что пошёл в баню,  сообщила Окудэра-сэмпай, заходя в комнату в халате от рёкана. В номере прохладно, но с её присутствием как будто сразу стало теплее. Я почувствовал, что начинаю успокаиваться.

 Э-э, сэмпай...  Я встал и обратился к ней, пока она копошилась в своём рюкзачке.  Прости, что наговорил сегодня кучу странных вещей.

Мягко застегнув молнию на рюкзачке, она выпрямилась. Мне казалось, что всё происходит точно в замедленной съёмке.

 Всё в порядке,  ответила она, едва заметно улыбаясь, и покачала головой.

 Извини, что удалось снять только один номер на всех.

 Цукаса-кун сказал мне то же самое!  рассмеялась она. Мы сидели друг напротив друга за низеньким столиком у окна.  Меня это совершенно не напрягает. Сегодня здесь людно, все номера заняты. Хозяин сказал, они отмечают День единения учительского союза...

И она рассказала, что хозяин расщедрился настолько, что угощал её персиками после бани. Никто вокруг не мог удержаться от того, чтоб ей что-нибудь не предложить. Рёканский шампунь своим ароматом напоминал парфюм из какой-то далёкой экзотической страны.

 Ах! В городке Итомори делали кумихимо! Какая прелесть!  заметила Окудэра-сэмпай, листая одну из книг, что я принёс из библиотеки.  Моя мама иногда носит кимоно, так что у нас дома тоже есть несколько таких... Э, постой-ка!  Она посмотрела на моё правое запястье.  Это ведь тоже кумихимо?

 О, это...

Я поставил чашку с чаем обратно на стол и тоже посмотрел на свою руку. Мой постоянный оберег. Объёмный, точно живой, ярко-оранжевый шнурок на запястье.

 Что?

А ведь и правда...

 Да, действительно. Кто-то подарил мне его давным-давно. Вот иногда надеваю вместо оберега.

Голову вдруг пронзила резкая боль.

«Кто же это был?»  пробормотал я про себя. Этого я вспомнить не мог. Но чувствовал: в шнурке есть подсказка и, если понять её, можно что-то узнать.

 Эй, Таки-кун!  сказала она мягким голосом, но с озабоченностью в лице.  А почему ты не идёшь в баню?

 В баню? Ну да...

Я снова отвёл глаза, опустил взгляд к браслету. И отчаянно порылся в памяти, опасаясь, что, если не вспомню сейчас, не вспомню уже никогда. Банкет за стеной постепенно закончился, и в номере стал отчётливо слышен стрекот осенних насекомых.

 Один человек, который плетёт эти кумихимо...

Чей же это был голос? Добрый, хриплый и мягкий, как у рассказчика древних преданий...

 ...говорил мне, что этот шнурок не что иное, как само течение Времени. Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново. Это и есть Мусуби. Это и есть Время... Это...

Осень. Гора. Журчание ручья. Запах воды. Сладкий привкус ячменного чая.

 Это и есть Мусуби.

Внезапно в голове всплывает пейзаж. Святилище на вершине горы.

Саке, что я приносил к нему...

Вот куда я должен пойти!

Из-под стопки книг я выдёргиваю карту, раскладываю её на столе. Трёхлетней давности, пыльная, никому уже не нужная карта городка Итомори с окрестностями, лежавшая на полке в бакалейной лавочке. Тогда у Итомори было ещё только одно озеро. Место, где я подносил саке, должно быть гораздо дальше от зоны падения метеорита. Добраться бы туда... Если бы у меня было то саке!

Схватив карандаш, я принялся исследовать карту. Это должно было находиться довольно далеко на север от храма и выглядеть как гигантский кратер. Я разглядывал карту, позабыв обо всём на свете. Откуда-то издалека до меня доносился голос Окудэры, но я не мог отвести от карты глаз.

 ...-кун! Таки-кун!

Кто-то звал меня по имени. Женский голос.

 Таки-кун... Таки-кун!

В голосе слышалась напряжённость, словно его хозяйка вот-вот расплачется. Он дрожал и пульсировал, как далёкая одинокая звезда.

 Ты... не помнишь меня?

И тут я проснулся.

Всё верно, это рёкан. Я заснул, уронив голову на стол у окна. По всей видимости, Цукаса и Окудэра-сэмпай спят на своих футонах за раздвижной ширмой. В воздухе висит непривычная тишина. Ни стрекота насекомых, ни рёва автомобилей снаружи, ни ветерка.

Я сажусь. Одежда шелестит так громко, что я невольно вздрагиваю. За окном только начинает светать. Я смотрю на кумихимо у себя на запястье. Голос той девчонки всё ещё отдаётся в ушах.

«Кто ты такая?»  мысленно спрашиваю ту, чьего имени не знаю.

Ясное дело, ответа нет...

Ну, ладно.

Окудэра-сэмпай, Цукаса-кун!

Я непременно должен кое-куда сходить. Возвращайтесь в Токио без меня. Простите за эгоизм. Буду рад к вам вернуться, ребята.

Спасибо за всё.

Таки.

Нацарапав эти слова на вырванной из блокнота страничке, я немного подумал, затем достал из бумажника банкноту в пять тысяч иен и приложил её к записке, придавив чайной чашкой к столу.

Та, кого я никогда не встречал! Иду искать тебя.

«Он молчалив и бесстрастен, но всё-таки очень любезен»,  думал я, глядя на крутящие баранку руки старика. Вчера именно он, старый хозяин лапшичной, довёз нас до старшей школы Итомори, а потом и до библиотеки. А этим утром, несмотря на мой звонок спозаранку, он выслушал мою просьбу и подобрал меня на своём авто. В том случае, если бы с ним не выгорело, я планировал двигаться автостопом, но было под серьёзным вопросом, захотел бы хоть кто-нибудь подбросить меня до развалин городка. Встретить в Хиде этого человека было настоящим везением.

Со своего пассажирского сиденья я мог видеть в окне Новое озеро Итомори. Из воды торчали полуразрушенные дома и обломки асфальта. Чуть дальше от берега маячили телефонные столбы и стальные сваи. Несмотря на всю необычность пейзажа, мне казалось, что всё так и было здесь испокон веков,  возможно, оттого, что я привык видеть это по телевизору и на фотографиях. И теперь, глядя на это в реальности, я даже не знал толком, что уместнее: злиться или грустить, пугаться или досадовать на собственное бессилие? Исчезновение целого города, несомненно, феномен, превосходящий понимание любого нормального человека. Оставив попытки найти в этом пейзаже хоть какой-нибудь смысл, я взглянул на небо. Серые тучи висели над нами, точно сам бог накрыл наш мир огромной крышкой.

Мы ехали всё дальше на север, пока не добрались до места, откуда было уже не подняться на машине. Старик затормозил.

 Похоже, может пойти дождь,  сказал он, разглядывая небо через лобовое стекло.  Эта гора не очень крутая, но всё-таки постарайся не угробиться. Если что  сразу звони.

 Хорошо.

 Да, и вот тебе ещё,  он достал большое бэнто.  Съешь там, наверху.

Я принял гостинец обеими руками. Увесистая коробчонка.

 С-спасибо вам...

«Отчего вы так добры ко мне? Да, кстати, ваша лапша была настоящее объедение...»  эти слова так и не слетели с моих губ. Всё, что мне удалось выдавить,  это «простите за беспокойство».

Старик скосил глаза вниз, достал сигарету и закурил.

 Не знаю, что у тебя происходит,  сказал он, выдохнув дым.  Но твои рисунки Итомори... просто отличные.

Мою грудь будто что-то сдавило. Где-то вдалеке прогремел раскат грома.

Я взбирался по узкой, чуть ли не звериной тропе, время от времени останавливаясь, чтобы свериться с картой и GPS в смартфоне. Похоже, я был на верном пути. Окружающая местность казалась знакомой, хотя, конечно, я забирался сюда лишь однажды и во сне. На сто процентов уверенным быть нельзя. Лучше придерживаться карты.

Выбравшись из машины, я отвесил старику глубокий поклон и стоял так, согнувшись, пока его авто не исчезло из виду. В эти секунды в моей голове промелькнули Цукаса и Окудэра-сэмпай. Как этот старик, так и они возились со мной, потому что беспокоились за меня. Наверное, видок у меня был препаршивейший. Лицо такое, будто вот-вот расплачусь. Наверное, я выглядел таким слабым, что никто не решался оставить меня одного.

Определённо, ходить меж людей с таким видом больше нельзя. «Нельзя надеяться на других и принимать от них помощь до бесконечности»,  думал я, уже различая Новое озеро Итомори в просветах между деревьями.

На лицо вдруг упала крупная капля. Другая, третья... Вокруг зашелестела листва под дождём. Я натянул капюшон и побежал.

Жуткий ливень, казалось, выбривал землю наголо. Я чувствовал кожей, как он высасывает из воздуха всё тепло.

Укрывшись в маленькой пещерке, я съел бэнто в ожидании, пока буря утихнет. В коробке оказалось три онигири, каждый с мой кулак, нарезанные овощи, несколько толстенных ломтиков варёного мяса и тушёные в масле ростки сои. Поедая это отменное, настоящее ресторанное блюдо, я ощущал, что в моё дрожащее тело возвращается тепло. С каждым съеденным кусочком я чувствовал себя всё лучше.

«Мусуби»,  подумалось мне.

И вода, и рис, и саке  всё, что мы помещаем внутрь нашего тела,  это Мусуби. Всё, что попадает к нам внутрь, связывается с нашей душой.

В тот день я приказал себе помнить это, даже когда проснусь. И повторил вслух как можно громче:

 Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново. Это и есть Мусуби. Это и есть Время...

Я посмотрел на шнурок у себя на запястье.

Он пока не порвался. Значит, связь между нами ещё возможна.

Я продолжил путь. Вскоре деревья вдоль дороги исчезли и вокруг потянулись поросшие мхом валуны. Внизу подо мной в разрывах между низкими облаками серебрилось озеро. Я наконец добрался до вершины.

 Вот оно!

Передо мной распахнулся огромный кратер, в центре которого росло одинокое древо-святилище.

 Значит, то был вовсе не сон...

Дождь, свернувшийся в морось, оседал на моих щеках, точно слёзы. Вытирая лицо рукавом, я начал спускаться в кратер. Ручей из моего сна теперь превратился в маленький пруд. Возможно, из-за дождя, а может быть, просто слишком много времени прошло на этой земле с тех пор, как я видел тот сон.

Как бы там ни было, между мной и деревом теперь был пруд.

Там, за прудом, иной мир.

Кто-то когда-то сказал мне об этом.

Итак, передо мной нечто похожее на реку Сандзу́.

Я ступил в воду. Плюх! Звук вышел таким громким, словно я прыгнул в наполненную ванну, и лишний раз я осознал, как тихо вокруг. При каждом шаге глубокая тяжёлая вода оглушительно булькала. Мне казалось, будто своими грязными ботинками я ступаю по чистоте. До моего появления в этом месте царил идеальный покой. Меня здесь не приветствуют.

От холодной воды я начал замерзать. Постепенно она поднялась уже по грудь. Но в итоге я всё-таки выбрался на другой берег.

Огромное дерево оплетало корнями здоровенный кусок скалы. Было ли оно само святилищем, или им был кусок скалы, или же они вместе составляли объект поклонения  этого я не знал. Между корнями и скалой я обнаружил ряд ступенек, ведущих в крохотную пещерку размером с татами.

Внутри было ещё тише, чем снаружи.

Расстегнув молнию кармана замёрзшими руками, я достал смартфон, убедился, что тот не промок, и включил его как фонарик. В кромешной темноте и абсолютной тишине отчётливо было слышно даже малейшее движение. Зазвучала электронная мелодия  фонарик зажёгся.

Ни цвета, ни тепла в пещерке не существовало. Изнутри этот миниатюрный храм оказался идеального серого цвета. А на маленьком каменном алтаре стояли две бутылочки сантиметров по десять высотой.

 Саке, что мы принесли...

Я осторожно притронулся к ним. Почему-то больше не было холодно.

 Эта  младшей сестрёнки,  пробормотал я, беря в руку бутылочку слева. Что-то слабо булькнуло в ней; её поверхность уже обрастала мхом.  А эту принёс я сам.

Я сел и поднёс бутылочку ближе к глазам, подсвечивая себе смартфоном. Судя по толщине мха, наросшего на фарфор, прошло уже много времени. И тут я произнёс то, что ясно ощущал, но не мог высказать вслух.

 Так, значит, я менялся телами с той, что жила три года назад?

Я развязал оплётку, которой была запечатана бутылочка, снял крышечку. Под ней оказалась ещё и пробка.

 Значит, нас разделяло три года? А обмен закончился, потому что на неё упал метеорит и она погибла?

Я вынул пробку. Потянуло слабым запахом алкоголя. Налил немного в крышечку.

 Её половинка...

Я поднёс свет поближе. Кутиками-саке было чистым и прозрачным, лишь несколько мелких крупинок риса поблёскивали там и сям в луче смартфона.

 Мусуби. Скручивать, сплетать, иногда возвращаться назад, иногда расплетать и соединять заново...

Я поднёс крышечку с саке ко рту.

 Если время и правда может двигаться вспять... Тогда  хотя бы ещё разок...

«Пустите меня в её тело!»  пожелал я про себя и осушил крышечку с саке. Глоток вышел оглушительно громким. По всему телу разлилось тепло  так, словно в желудке разорвалась граната...

Но ничего не случилось.

Какое-то время я сидел и чего-то ждал. От саке немного поднялась температура. Слегка зашумело в голове. Но на этом и всё.

Значит, не сработало?

Я попытался встать, но неожиданно поскользнулся. Перед глазами всё поплыло, мне показалось, что я падаю.

 Странно...

Я был уверен, что падаю на спину, но, сколько ни ждал, окончательного падения не происходило. Окружающее пространство перестало вращаться, перед глазами всплыл потолок. Рука по-прежнему сжимала смартфон, только теперь его луч светил вверх.

 Комета?!  невольно закричал я.

Там, на потолке, я увидел огромную комету. Очень старый барельеф, то ли нарисованный, то ли вырезанный на камне. Летящая по небу огромная комета с длинным хвостом. Красный и синий цвета блеснули в луче смартфона. А затем комета начала отрываться от потолка.

Я распахнул глаза шире.

Нарисованная комета медленно падала на меня.

Вскоре она опустилась к самым моим глазам. И начала искриться от соприкосновения с атмосферой. Ядро её стало прозрачным и засверкало, точно алмаз. Я наблюдал это совершенно отчётливо, во всех мельчайших деталях.

Тут наконец мой затылок коснулся каменного пола  и в ту же секунду комета вошла в моё тело.

Глава 5. Память

Я падаю и падаю.

Или, наоборот, поднимаюсь вверх?

Так или иначе, я словно куда-то плыву, а комета ярко сияет в ночном небе.

Внезапно она распадается на куски, и один из этих кусков летит вниз, на землю.

Метеорит падает на горную деревушку. Погибает много людей. На месте падения метеорита образуется ещё одно озеро, а деревня превращается в руины.

Проходит время, вокруг нового озера отстраивается новая деревня. В озере заводится рыба. Метеоритное железо хорошо продаётся. Деревня процветает, становится городом. Но много веков спустя комета прилетает ещё раз.

Звезда с неба падает снова. И опять погибают люди.

С тех пор как на архипелаге поселились люди, одно и то же событие случилось дважды.

Люди постарались удержать произошедшее в памяти. Каким-то образом передать знание об этой катастрофе следующим поколениям. Используя то, что длится дольше, чем слова. Представляя комету в виде дракона. Трансформации кометы становились движениями исполнительниц храмовых танцев.

Ещё один раз, через долгое-долгое время.

Вдруг послышался крик новорождённого.

 Тебя зовут Мицуха,  сказал нежный голос матери.

Пуповину перерезали, они перестали быть единым целым. В мир пришёл ещё один человек.

 Вы обе  папины сокровища. Теперь ты  старшая сестра...

У Мицухи наконец родилась сестрёнка. Но, словно в отместку за новорождённое счастье, мать сразила болезнь.

 Когда мама вернётся из больницы?  наивно спрашивала младшая сестра, но старшая знала, что этого не случится уже никогда. Люди неизбежно умирают. Хотя это так непросто принять.

Назад Дальше