Высокими словами и елеем уст Эйнан совершил чудо. Врач из Барселоны Иосиф ибн Забара расцеловал близких, умылся горькими слезами расставания и согласился покинуть родные места. Следуя вместе верным путем, золото, славу, почет обретем!подбадривал Эйнан почти переставшего сомневаться Забару.
3. Толковательница снов
Иосиф ибн Забара из Барселоны, врач и мудрец, уступил увещеваниям свалившегося ему на голову чудаковатого гостя по имени Эйнан, и новые друзья отправились в путь добывать Забаре славу ярче барселонской. Вот, едут они, не торопясь, солнышко ласково пригревает, ветерок попутный дует в спину, ослики послушны седокам, и на сердце благостно. Эйнан, говорун и выдумщик, долго молчать не в силах.
Скажи-ка, дружище Иосиф, кому из нас везти и кому вести?
Не пойму, Эйнан, что сие означает: кому из нас везти и кому вести? Вроде, каждый из нас едет на своем осле, и оба мы знаем ближайшую цель.
Мне известна история, из которой понятен смысл этих слов. И много всего поучительного в сей повести.
Всегда у тебя загадки!
Все вещи таят в себе загадку. Вот послушай!
Кровавый конец гарема
В некой восточной стране правил любвеобильный, ревнивый и боязливый царь. Как-то приснился ему необычайный сон и вселил страх неизвестности в робкое монаршее сердце. Будто бы в его знаменитый на весь восток гарем влезла обезьяна, и скачет по головам жен и наложниц, а те не прячутся. Царь проснулся в холодном поту. Что сулит такой сон? Уж ни собирает ли сосед армию, уж ни алчет ли земель его, короны его, женщин его? Или это знамение болезни и скорой смерти? Сколько сил дано человеку, чтоб тревогу в одиночку нести? Призвал царь главного евнуха для совета, поведал свою печаль, спросил, не найдется ли в государстве толкователя снов, да помудрей? Ведь всякое толкование проистекает из понимания вещей и обнажения их смысла. Советник проникся царевой кручиной и с благословения монарха отправился на поиски мудреца, что вернет покой в сердце повелителя.
Евнух запряг мула и выехал со двора. Едет час, едет другой, догоняет его крестьянин верхом на осле.
Привет тебе, властелин пашни и плуга! воскликнул евнух.
Желаю здравствовать, почтенный господин! дружелюбно ответил крестьянин богато одетому попутчику.
Ты труженик земли, и весь из земли и землю ешь!
Шутите, господин, смеясь, ответил крестьянин, не уразумев шутки.
Куда ты едешь?
Домой, в деревню, что за тем лесом.
Нам по пути. Кому из нас везти и кому вести?
Не понимаю тебя, господин. Ведь каждого из нас везет четвероногая скотина, и нам ее вести.
Евнух ничего не возразил. Показалось пшеничное поле.
Хорошего урожая нынче ждем! воскликнул крестьянин.
А не съедена ли пшеница? неожиданно спросил евнух.
Крестьянин недоуменно пожал плечами и указал попутчику на замок, возвышавшийся на голом каменистом холме.
Красивые у нас места! Глянь на этот чертог: стройные башни, резные стены и укреплен изрядно!
Стены казисты и башни приглядны снаружи, а внутри не разруха ли?
Ты, знать, ученый, небось, сквозь камни видишь! ехидно заметил крестьянин.
Сколько снегу намело! ни с того ни с сего бросил евнух.
Летом, когда пшеница колосится? засмеялся землепашец.
Из-за поворота показалась толпавезут мертвеца хоронить.
Он мертвый или живой, тот, кто в гробу? всерьез спросил евнух.
Крестьянин промолчал, подумал про себя: Встретил знатного человека, на вид просвещенного, а он на поверкукруглый дурак!
Смеркается, где бы переночевать? спросил евнух.
Вот и деревня моя, а вон мой дом. Оказать гостеприимство сановному да умному попутчику буду рад, без радости в душе сказал сельский житель.
Переночую, уважу твою просьбу, труженик земли.
Крестьянин накормил и напоил мула, потом отужинал с гостем и уложил его спать на свою постель. Сам же пристроился на соломенном тюфяке на полу, и с ним жена его. В углу улеглась дочь.
Никому из обитателей комнаты не спалось в эту ночь. Шепотом крестьянин пересказал жене пустейшие речи попутчика, а тот все слышал. И хозяин, и гость тихо смеялись над глупостью друг друга.
С рассветом поднялась крестьянская семья навстречу трудам повседневным. Юная пятнадцатилетняя хозяйская дочь отозвала отца в сторону и сказала, что слыхала его ночной рассказ и думает, что гость их вовсе не глуп, а умен до чрезвычайности. Крестьянин не высоко ценил женский разум, но для дочери делал исключение.
Говори, голубка! сказал отец и приготовился слушать.
Вельможа верно сказал, что ты весь из земли, ибо люди созданы творцом из земли.
Разве я землю ем?
Это значит, вся пища наша происходит из земли. Польстил крестьянскому труду сановный попутчик!
А везти и вести? Что разумел он?
Который из путников скрашивает байками дорожную скуку, тот как бы везет и ведет. Вот он и спрашивал, кому из вас балагурить.
Не знал, однако, что зерно в колосьях может быть съедено!
Спутник твой думал, что хозяин поля бедняк и за полцены продал пшеницу на корню или взял деньги в долг под залог ее.
Чем же замок-то не приглянулся?
Он на голой скале стоит, ни травинки вокруг. Вот и решил богач, что за красивыми башнями да за высокими стенами нет пищи, и погреба пусты. А если в доме голодноразруха в нем.
А снег жарким летом?
То на белую твою бороду намек, и в укор тебе сказано.
С каких же пор живых в гроб кладут и в землю зарывают?
Если у покойного нет сына, то мертв он, а если сын есть, то он продолжает жить.
Крестьянин подивился дочкиным речам и принял их на веру. А та налила полную миску свежего молока, принесла тридцать яиц, достала из печи круглый каравай золотистого хлеба. Когда гость наш пробудится, сказала она отцу, отнеси ему все это и задай три вопроса: во всю ли ширь свою бледнеет лунный круг, нет ли щербинки на солнце, и сколько дней минуло от начала месяца?
Дочь принялась за работу, а отецза завтрак. Съел два яйца, откусил от каравая и изрядно отпил молока. Потом отнес снедь проснувшемуся гостю и, как наказала дочь, задал три вопроса. С ответами поспешил к дочери.
Что от попутчика услыхал, отец?
Луна с лица спала!
А солнце?
На солнце он пятно узрел.
Что месяц?
Сказал, что два дня с начала минуло. Да ведь месяц-то в самой середине! Не говорил ли я, дочка, что человек сей глуп?
Неужто ты ничего не ел от того, что принесла я?
Съел два яичка, от хлебца откусил, молочка попил.
Неверно судишь о госте. Он говорит умно, хоть и окольно.
Евнух подслушал разговор отца с дочерью и поразился догадливости ее. С позволения крестьянина он повел беседу с развитой не по летам юницей, и рассказал о миссии своей, и поведал царскую печаль. Крестьянская дочь решительно заявила, что ей понятен сон, но толкование его секретно, и только самому царю с глазу на глаз она откроет тайну. И тогда посланец государя признался отцу семейства, кто он таков, и попросил отца с матерью отпустить с ним дочь, дабы та предстала перед царем. Разве воспротивится простой землепашец воле царя и сановника его? И евнух доставил государю в абсолютной сохранности юную толковательницу снов.
Девица понравилась царю необычайно. И во внутренней палате, наедине, но при открытой настежь двери, монарх повторил ей свой сон. Первым делом целительница влила в болящую душу успокоительный бальзам, мол, сон не предвещает ни войны, ни смерти, ни недуга. Потом тишайшим голосом, чтобы никто и звука не услышал, дабы не вышло стыда, и сплетни не разнеслись по свету, открыла царю неблаговидную суть видения.
В гареме поселился переодетый в женскую одежду мужчина. Этообезьяна из сна. Блудодей совокупляется с неверными царю женщинамиобезьяна прыгала по головам жен и наложниц. Обитательницы гарема охотно развратничают с нимво сне они не прятались от обезьяны.
Ни в одном языке не найти слов, чтобы вполне передать мощь и праведность гнева царского. Монарх обыскал гарем и обнаружил юношу. Блеск красоты его затмевал свет солнца и луны, сверканье золота и серебра. Собственноручно, упиваясь местью, на глазах жен и наложниц, царь изрубил в мелкие куски молодое тело и кровью вымазал физиономии распутниц. Затем расправа настигла любодеек. Ни одну из преступных сладострастниц не обошел клинок дамасской стали.
Истребив разврат в стенах дворца, царь вспомнил о той, что спасла трон и корону от бесчестья. Какою милостью воздать за бесценное благодеяние? Наградой за доброе дело служит свершение его. Но довольно ли этой награды? Царь взял в жены юную крестьянскую дочь. Отныне и навеки она станет его судьбой и единственной любовью. Поклялся он супруге дорогой не прикасаться к женщине другой.
Ты прав, Эйнан, весьма поучительная повесть, сказал Забара.
Еще бы! Проницательный ум заслуживает высочайшей награды, поддержал Эйнан.
Пожалуй
Вот я и вытянул тебя из домадобыть достойное признание твоим заслугам.
Как важно занять язык и голову во время долгого пути! свернул на другое Забара.
Кажется, я трудился не зря!
Мой друг горазд рассказ вести, чтоб нас от скуки увезти.
4. В обед аскет, а ужин нужен
Два пилигрима, Иосиф ибн Забара и друг его Эйнан, бродят по белу свету, оседлавши каждый своего осла, и коротают время в дороге, рассказывая друг другу басни да байки, были да небылицы.
Как-то в конце долгого дня пути добрались наши странники до некой деревни, на вид весьма бедной и мрачной. Смеркается, стало быть, не миновать ночлега в неприветном месте. Хозяин заезжего двора бойко уведомил путников, что ни ужина, ни постели им не видать, как своих ушей, а местечко под крышей для них сыщется.
Забара и Эйнан расположились под навесом, отгородившим их от тьмы небесной и света звезд далеких. Голод и жажда напомнили обоим, что пришло время отдать дань вечерней трапезе, и безотлагательно.
Забара развязал дорожный мешок, и горестный вздох вырвался из страждущих уст: нет еды, разве что немного вина в бурдюке. И Эйнан заглянул в свою тощую котомку и совершенно опустошил ее, вынув краюху сухого хлеба, которой предстояло насытить двоих.
Иосиф принялся горячо жаловаться на злую судьбу и муки телесные. С утра без пищи и воды, день без обеда в надежде на добрый ужин, и голодная ночь впереди! Взглянувши на эйнанову хлебную корку, заметил многозначительно, что, делясь последним куском, люди становятся настоящими друзьями. Эйнан же, не менее страждущий, не подхватил слезный тон, ибо дух прекословия вселился в него.
После долгого пути, дружище Иосиф, не годится терзать брюхо тяжелой пищей. Не впрок пойдут мясо да овощи, сыры да фрукты, провозгласил Эйнан.
Прежде ты не казался аскетом, возразил Забара.
Разве не говаривал царь Соломон, что хороша корка хлеба и с нею мир и покой?
Боюсь, Эйнан, ты выхолащиваешь мысль мудреца.
Хоть бы и так. А все же сухарь вреда не нанесет.
От бога покой и мир, а не от корки сухой! Так утверждал один раввин.
Раввин твой невежда в науке насыщения души и тела!
Чтоб черствый хлеб смочить, вода нужна, душа горит от жажды, сказал Забара, обнаруживая признаки примирения с обстоятельствами.
Взаправду ли ты пищи алчешь, Иосиф? Истинно голодный коровьими лепешками не побрезгует, а уж хлебу и подавно рад, зато сытый желудок и разносолы отвергает, подтрунил Эйнан.
Пузо старого добра не помнит, однако, по твоему слову поступлю, с радостью стану черствый хлеб вкушать, голодлучшая к еде приправа, смиренно промолвил Забара и подумал про себя: На сей раз удовлетворюсь его крохами, но впредь буду сам о своем пропитании радеть!
Вот, у меня немного вина в бурдюке, давай подкрепимся, предложил Иосиф.
Вино? Да разве ты не порицал винопитие? с осуждением спросил Эйнан.
Не лови меня на слове! Как без вина члены усталые согреть?
Неужто не знаешь, что четвероногая животина ходом своим наездника согревает? Тепло не от вина, но от движенья происходит! В начале времен великий круг созвездий, мчась по небесной тверди, породил огонь первичный. Круг сей есть пращур всех основ, творений, тайн, чудес. Совместны ли великость мирозданья и жажда твоя, ибн Забара? закончил Эйнан вдохновленную голодом тираду.
Суесловие не насыщает. Слышишь ли рев? Это наши скотинушки свою ослиную долю требуют.
Здесь корм негодный. Потерпят серые до утра.
Не осел едет, а овес. Помнишь ли, спрашивал меня, кто кого повезет? Боюсь, завтра друг друга сменять будем.
Тут Забаре пришли на ум шутейные стихи, и он прочел их громко и бодро, укрепляя дух свой и Эйнана.
Терпелив и вынослив аскет,
Сыт надеждой в нелегком пути.
Он на ужин отложит обед,
Хоть с утра закусил не ахти.
Вот уж звезды родились в ночи,
Да пустует заплечный мешок.
Издержались в дороге харчи,
Слышен ропот мятежных кишок.
И ревет с голодухи осел:
Без овса в этом мире содом.
На себя только может быть зол
Тот осел, что покинул свой дом.
Эйнан похвалил друга, сказав, что стихи должны быть либо полезными, либо приятными, а Забара достиг обоих совершенств. Путники улеглись спать под навесом без одеял и тюфяков, как и обещал хозяин заезжего двора. Эйнан пробудился до рассвета, растолкал спящего Забару и давай торопить его, мол, поехали прочь с поганого этого места. Тут Забара решил, что настал его черед упрямиться.
Не двинусь никуда, пока солнце не взойдет! решительно заявил Иосиф.
Боишься с пути сбиться?
Не то! Мудрецы говорят, что человек входит в мир и уходит из него, и в этом есть благо. И господь сотворил свет и назвал его благом, вот
А к нам и ослам нашим это какое отношение имеет? нетерпеливо перебил Эйнан.
Вот я и говорю, что пуститься в путьэто в мир войти, а если до рассвета не потерпеть, то и не видать нам блага!
Боюсь, Иосиф, ты выхолащиваешь мысли мудрецов. Слова твои справедливы, если дорога полна опасностей, а нам ничего не грозит, ибо люди вокруг безусловно честны и бесконечно добры, возразил Эйнан.
Покуда спорили пилигримы, занялась заря. Забара вышел во двор и увидал двух добропорядочных ослов. Благонамеренные их морды выражали готовность продолжать службу, словно накануне они вдоволь наелись овса в хлеву, а не голодали под луной. Забара воздел руки к небу и возблагодарил господа, помогающего рабу своему и животине его: Добродей и спаситель извека и скотины, и человека!
5. Дознаватель, угадатель и плутовства каратель
День ото дня прочнее и глубже увязает Иосиф ибн Забара в рутине странствия, затеянного ради умножения почета и славы, коих не доставало ему на поприще барселонского врачевателя. Друг и попутчик его, Эйнан, словообильный и в чувствах порывистый, не позволяет Забаре скучать, извлекая из памяти истории одна другой занимательней.
Как-то проходят наши путники мимо стен некоего города, и Эйнан разражается громким плачем без очевидной причины. Забара глядит с удивлением на товарища, а тот все добавляет голосу, и рыдания его оглашают дорогу и поле, и уж, должно быть, слышны за городскими стенами. Умудренный опытом дружбы, Иосиф не мешает Эйнану исчерпать запас слез и вполне обнаружить огромность горя. Он терпеливо дожидается конца излияния чувств, ибо, во-первых, являя терпение, мы льстим нашей мудрости, а, во-вторых, чужую волю благороднее перетерпеть, чем пересилить. Наконец, всхлипывания стихают.
Что привело тебя к столь великой печали, дружище? спросил Забара тоном сострадания.
Я оплакиваю смерть мудрейшего из мудрых, честнейшего из честных, справедливейшего из справедливых, ответил, несколько успокоившись, Эйнан.
Кто он?
Судья. Мой друг ушедший. В городе этом он жил и умер, и смертью своею осиротил достойных и ободрил подлыхответил Эйнан, и голос его вновь задрожал.
Ах, услыхать бы о славных деяниях сего рыцаря правосудия!
Так слушай же! Поведаю лишь толику несметности, и восхитишься!
К истине тропой дознания
Пришел к судье бедный человек со своим горем и молит о помощи, и пеняет на судьбу, и сетует на бессилие. Судья проникся искренностью просителя и велел тому унять вопли страдания и говорить толком.
Есть у бедняка единственная дочь, и в ней жизнь и душа его. Он сосватал ей в мужья хорошего человека и предвкушал отраду в старостиутеху за тяжкий жизни путь. Незадолго до свадьбы к счастливому отцу невесты явились жених и родитель его и принесли с собой богатый калымдевица хоть и бедна, зато пригожа, умна и скромна.