Она не смогла уловить, в какой момент его пристальный взгляд стал тверже, просто вдруг осознала этот факт.
Насколько я понимаю, Ты уже видела себя, в больших зеркалах в учебной комнате, не так ли? спросил у неё мужчина.
Да, ответила она, вспомнив те зеркала, которые по качеству были ничуть не хуже тех, к которым она привыкла на Земле.
Голой? уточнил молодой человек.
Да, кивнула женщина, стыдливо потупив взгляд.
Когда ей приказали посмотреть на своё отражение, то в первый момент она была ошеломлена, озадачена невероятной, юной, уязвимой, очаровательной красоткой, которую она увидела в зеркале.
Сколько тебе сейчас лет? поинтересовался мужчина. Или правильнее будет сказать, сколько лет Ты бы себе дала, глядя на себя в зеркало?
Я не знаю, прошептала она.
Я бы сказал, предположил её бывший ученик, что на вид тебе восемнадцатьдевятнадцать лет.
Женщина кивнула в знак согласия. Вспоминая свои фотографии сорокалетней давности, и сравнивая с ними то, что видела в зеркале, она не могла не признать идентичности, за исключением разве что наготы, и, как ей показалось, некоторого превосходства теперешней фигуры, что могло быть результатом действия сывороток, или, возможно, диеты и упражнений. Конечно, очень отличался и фон, отраженный в зеркале. Учебная комната чужого мира, с её разрисованным линиями полом, кольцами, цепями и плетями, развешанными по стенам, решётками и прочими атрибутами, совсем не напоминала того, что было фоном на её фотографиях.
Тебе уже дали рабское вино? спросил он.
Да, ответила женщина, вздрогнув от отвращения.
В памяти всплыло, как её поставили на колени и, безжалостно удерживая за волосы её голову запрокинутой, надавив пальцами на щёки, разжали её рот, и вставили между ее зубами деревянную трубку. Затем, плотно зажав ей ноздри, в воронку вылили ужасную, мутную жидкость. Чтобы не задохнуться, женщина просто вынуждена была проглотить это «вино». Сразу после этой процедуры, руки ей связали за спиной, чтобы она не смогла вызвать рвоту и избавиться от этого жуткого снадобья.
Зато теперь Ты не сможешь забеременеть, сообщил он ей. Если только не получишь противоядия, про который, те кто его пили, говорят, что это весьма приятный на вкус, деликатный напиток. После его принятия, Ты снова будешь в состоянии забеременеть. Зачатие у рабынь, само собой, находится под строгим контролем. Их скрещивают, спаривают и оплодотворяют только так, и в точности так, как того пожелают их хозяева.
Женщина понимающе кивнула. Рабовладельцы должны проявлять осторожность со своим имуществом.
Иногда, в сельских районах, продолжи он, устраивают праздник размножения, на который доставляют рабынь, конечно, тщательно отобранных, из соседних селений, связанных и закрытых в капюшонах. К загонам осеменения их могут приводить на поводках за фургонами, привозить в ящиках, в мешках, и так далее.
«Интересно, а он мог бы использовать меня для получения потомства», подумала она.
Этовремя пиров и веселья, добавил мужчина, фактическиярмарка.
Она вдруг поняла, что он мог буквально использовать её на племя. Она посмотрела на своего бывшего студента. За прошедшие годы он нисколько не изменился, по крайней мере, физически оставаясь таким же, как раньше, в то время когда она приближалась к своему тридцатилетию. Теперь, после их последней встречи, она отлично знала, что он мог владеть ей, доминировать и командовать ею, причём даже в то время, когда он был таким же как теперь, а она старше его и по возрасту, и по положению. Принцип её женственности был сокрушён и беспомощен, перед принципом его мужественности. Она покорно извивалась бы у его ног и повиновалась бы малейшему его капризу. Даже тогда он запросто мог бы стать полным и безоговорочным хозяином и господином её женственности. Она почувствовала это даже тогда, много лет назад, в аудитории. Она знала, что стоило ему только пожелать, и она была бы беспомощно его, на любых условиях, какие бы он для неё не установил. Но теперь она выглядела, да и чувствовала себя лет, скажем, на восемнадцатьдевятнадцать, а его кажущийся возраст по-прежнему оставался в районе чуть за двадцать. Так что теперь по сравнению с ней, её бывший студент был старше и выглядел более зрелым. Перед ним его бывшая преподавательница смотрелась не больше, чем девушкой.
«Могла ли я нравиться ему», спрашивала она себя. «Планирует ли он оставить меня себя?»
Сама она была уверена, что любит его.
Как идут твои занятия? поинтересовался мужчина.
Надеюсь, что неплохо, ответила она. Но остаётся много чего, что я не понимаю.
Что именно? уточнил он.
Мне кажется, что есть много вещей, о которых я не знаю, что есть множество деталей, о которых мне ничего не рассказывают.
Это верно, признал молодой человек.
Я чувствую, что по-прежнему остаюсь очень наивной, очень невежественной, вздохнула женщина.
Верно, кивнул он.
Разве я не была бы более ценной, если бы я знала больше? осведомилась она.
Конечно, не стал отрицать мужчина.
Но тогда почему мне этого не преподают? озадаченно спросила женщина.
А Ты подумай, предложил ей молодой человек.
Чтобы я оставалась наивной и невежественной, незначимой и никчёмной? предположила его бывшая преподавательница. Чтобы я оставалась ничем? Чтобы не смогла стать чем-то более ценным?
Как тебе понравилось твоё теперешнее место жительства? вместо ответа, спросил мужчина.
Несомненно, оно соответствует указаниям Господина, проворчала она.
Конечно, кивнул он.
Господин жесток к своей рабыне, вздохнула женщина.
Ну, тебя ведь могли заковать в тугие цепи, или посадить в рабский ящик, или бросить в рабские ямы, заметил её хозяин.
Её теперешним местом проживания была крохотная рабская клетка. Зарешеченный куб, любая грань которого не превышала четырёх футов. Со всех сторон её окружали близко поставленные стальные прутья, в полдюйма диаметром, и только пол представлял собой металлическую пластину. Находясь внутри, женщина была не в состоянии выпрямиться полностью. Кому-то может показаться, что прутья были слишком тонкими, но этого было вполне достаточно для того, чтобы надёжно удерживать женщину внутри. Эта клетка мало чем отличалась от тех, которые используют многие охотники в своём лагере, для временного содержания своей добычи. Соломы в клетке больше не было, но ей хотя бы позволили оставить одеяло.
Каждый раз, обиженно сказала она, Вы обращались со мной всё более безжалостно, оставляя мне всё меньше привилегий, становясь со мной всё жёстче!
Так было лучше для тебя самой, пожал плечами мужчина. Тебя следовало приучать к твоей неволе, рабская девка.
Но разве я вам не нравлюсь, Господин? спросила женщина, не сводя с него своих глаз, пытаясь прочитать в его облике некий проблеск эмоций, некий намёк на его чувства.
Он выкрал её и доставил на эту планету. Он не забыл её! Он сделал её своей рабыней. Конечно же, у него должны быть какие-то чувства к ней. «Яего! Я люблю его, думала она. Но как он смог узнать о том, что я хотела принадлежать ему, мечтала о том, чтобы он похитил меня и владел мной? По какой ещё причине стал бы он надевать анклет на мою щиколотку и навязывать мне свою волю?»
Теперь-то она понимала, как по-дурацки наивно выглядели те многие, кто искренне разделяли её взгляды, и сколь малое отношение имела эта идеология к биологической правде человеческого существования. В целом мужчины, если они не ущербные, по своей натуре являются честолюбивыми и ревнивыми собственниками. Также она знала, что её пол по своей природе принадлежал им. И мужчины, предпочли бы относиться к своим женщинам не как партнеры, но как владельцы. Они хотели владеть ими. Мужчины искренне любят только то, что им принадлежит, то, что находится в их полной собственности. Они дорожат своим имуществом, своими собаками, своими инструментами, книгами, домами, автомобилями и своими женщинами. Как может мужчина ценить что-то, считать это своим сокровищем, если это не принадлежит ему полностью? Когда в его сердце пылает огонь страсти, нужны ли ему будут пикировки и переговоры со своей партнёршей? Э нет, он хочет в жадном, торжествующем вожделении связать и овладеть своей рабыней! Ей всегда было интересен вопрос в скольких семьях, укрывшись за стенами своих домов, втайне от всех, жёны были рабынями своих мужей. Но здесь, на Горе, подумала она, рабство является институтом явным, признанным, освящённым традициями и узаконенным. Здесь мужчинывладельцы, по крайней мере, для женщин, таких как она. А женщины? Сколько их здесь, таких как она? Тех, кто стремится принадлежать, кто жаждет повиноваться и служить, готовых отдавать всё, всю свою красоту и преданность, всю свою беспомощную и покорную любовь мужчине, которого они страстно желали повстречать, того, кто бросит их к своим ногам, сделав их своей собственностью, а себя их владельцем?
Она смотрела на него, выглядевшего точно так же, как и прежде, одетого в местные одежды, развалившегося в курульном кресле, с одним маленьким отличием, на его коленях лежала плеть.
Женщина расставила колени немного шире, вдруг испугавшись, что по неосторожности позволила им немного сблизиться. Её до глубины души волновал тот факт, что она стояла перед ним так, столь откровенно одетая, без нижнего белья, с широко расставленными коленями.
Ей больше не требовался кто-то, кто сказал бы ей о том, что неволя возбуждает женщину. Она уже знала, что фригидность в рабыне неприемлема. Бесчувственность ей запрещена. Пассивность не допустима. Комплексы не позволительны. В случае необходимости такие внушенные культурой барьеры огню любви могут быть выбиты из её тела плетью. Рабыням не дано иного выбора, кроме как стать естественной, горячей, пылающей животной страстью, отдающейся самкой. В этом вопросе у них просто нет абсолютно никакого выбора. Они должны стать теми, кто они есть, женщинами для мужчин, рабынями для рабовладельцев.
Я могу говорить? спросила женщина.
Можешь, разрешил он.
Для рабынь свойственно спросить разрешение, прежде чем заговорить. В конце концов, они рабыни. Безусловно, в таких вопросах в отношениях рабовладельцев и их рабынь существует множество нюансов и различий. Иногда в это вовлечены весьма тонкие соображения, и многое зависит от данного контекста, случая, местоположения и того, присутствует ли кто-либо рядом. Рабыня, особенно после пары другой оплеух, склонна развивать большую чувствительность к таким нюансам. Некоторым рабыням их владельцы разрешают говорить свободно, причём ничуть не менее свободно, чем говорят иные свободные женщины, но ровно до того момента, пока строгий взгляд не поставит их на колени, напоминая им о том, кем они являются. И вряд ли найдётся такая рабыня, которой не случалось бы, при потере её хозяином терпения, быть поставленной на колени лицом к стене с заткнутым ртом и связанными за спиной руками, или быть брошенный голой на кровать связанной по рукам и ногам и с заткнутым ртом. Кроме того, господин может закрыть рот своей рабыне просто «своим желанием», а затем приказать служить ему в тишине.
Я не до конца понимаю, что было со мной сделано, сказала женщина.
Что Ты имеешь в виду? уточнил её хозяин.
Я что, бессмертна? спросила она.
Конечно, нет, усмехнулся молодой человек. Уверяю, Ты очень даже смертна. Например, я мог бы, если бы захотел, скормить тебя слину, или бросить в заросли кустов-пиявок.
До сего момента женщина полагала, что животные, называемые «слинами», не существовали в реальности, а были лишь частью мифологии этого мира. Как и не приходилось ей слышать о растениях-пиявках. Однако тон его замечаний был достаточно ясен.
Тебя вернули к прежнему состоянию твоего тела и стабилизировали в нём, пояснил он. С тобой было сделано именно это и только это.
И я останусь такой? осторожно поинтересовалась женщина.
Да, кивнул он, но заметив выражение восторга на её лице, добавил:Если только тебе не отрежут нос, уши или что-нибудь ещё.
Выражение восторга на лице женщины ту же сменилось гримасой ужаса.
Ты ведь постараешься быть хорошей маленькой рабыней, не так ли? осведомился молодой человек.
Да, Господин! поспешила заверить его она, но немного помолчав, спросила:Господин, а почему Вы вернули меня именно в этот возраст?
Как уже было сказано им, да и она сама понимала, что если бы кто-то посторонний увидел её сейчас, то он дал бы ей не больше восемнадцати лет, ну, девятнадцать, самое большее.
А что Ты сама думаешь по этому поводу? полюбопытствовал мужчина.
И она решила говорить с ним смело. Её живот уже пылал перед ним, перед её господином.
Я думаю, Господин, сглотнув, заговорила помолодевшая женщина, что я вам небезразлична, что Вы помнили обо мне, что Вы никогда не забывали меня, что Вы прибыли на Землю, чтобы похитить и сделать меня своей рабыней, потому что Вы хотели, желали и любили меня. И поэтому Вы вернули меня в этот возраст, чтобы выглядеть более зрелыми по сравнению со мной, чтобы я могла бы казаться не больше, чем девочкой рядом с вами, самым подходящим объектом для Ваших цепей.
Не-ет, насмешливо протянул он. Я озаботился твоей доставкой сюда, потому что я ненавижу тебя, потому что презираю, потому что пренебрегаю тобой. Именно поэтому я доставил тебя сюда и сделал рабыней.
Нет! воскликнула она. Но Вы же сами сказали, что нашли моё тело интересным!
Этоединственное, что в тебе могло представлять хоть какой-то интерес, усмехнулся её бывший студент и презрительно добавил:Рабыня.
Женщина заплакала, спрятав лицо в ладонях.
Колени, рявкнул на неё мужчина.
Она моментально вернула колени в прежнее положение.
А по поводу твоего теперешнего возраста, признаюсь, у меня было две причины, чтобы поступить именно так, сказал он. Во-первых, мне было любопытно посмотреть, на что Ты была похожа в юности. Теперь я это увидел, и вынужден признать, что Тысмазливая маленькая рабыня, фигуристая, юная, маленькая рабыня. А второй причиной того, что я выбрал для тебя этот возраст, было то, что теперь практически для любого человека, даже, несмотря на то, что по всеобщему признанию являешься весьма привлекательной, Ты будешь оставаться никчёмной, ничего незначащей, маленькой рабыней. На рынке за тебя никогда дадут высокой цены. Ты будешь среди самых дешёвых товаров. Скорее всего, тебя будут покупать только люди невысокого положения, невежественные мужланы, за несколько мелких монет, для самого непритязательного рабского труда. Дело в том, что большинство рабынь здесь выглядит лет на двадцатьдвадцать пять. Так что даже они будут смотреть на тебя сверху вниз, как на не более чем смазливую девчонку, которую нельзя воспринимать в серьёз, никчёмную и по большому счёту ничего не стоящую.
Женщина тряслась от рыданий, уткнувшись лицом в ладони, не смея даже взглянуть на него.
По этой же причине, я приказал не преподавать тебе больше необходимого минимума, и не учить тебя особо тщательно. Я хочу, чтобы Ты как можно дольше оставалась невежественной и бесполезной. Таким образом, я вброшу тебя в ужасы и реалии этого мира, который будет оставаться для тебя совершенно чужим.
За что Вы ненавидите меня? всхлипнула она.
Встать, скомандовал ей мужчина, не сочтя нужным отвечать. Раздевайся.
Женщина встала, сверкнув полными слёз глазами, и, подняв правую руку к раздевающему узлу на левом плече, потянула за кончик. Туника, мягко соскользнув с её тела, легла вокруг её лодыжек. Бывшая доктор философии, теперь выглядевшая как совсем юная девушка, сделала шаг вперёд, выйдя из маленького атолла ткани лежавшего посреди спокойного мраморного моря, и замерла перед своим господином. Она всё ещё плакала, но стояла прямо и изящно, в точности как её научили. Она уже знала, как надо стоять перед мужчиной. И почему.
Молодой человек взял плеть, лежавшую поперёк его колен, и швырнул на пол перед ней. Женщина, скосив взгляд, посмотрела вниз.
Мужчина поднялся с курульного кресла и, сдёрнув с себя свои богато декорированные, явно церемониальные, одежды, остался стоять на возвышении в простой, подпоясанной коричневой тунике.
До этого самого момента, она толком не понимала, насколько большим был её бывший студент. Точнее, теперь, когда он показался перед ней во всей красе и мощи, было бы правильнее сказать, насколько огромным он был. И каким красивым, гибким и мускулистый был этот мужчина, насколько крепки и мощны были его ноги, насколько длинны и сильны его руки. О да, природа наградила его огромными руками! Конечно, она и раньше понимала, что он был крупным и сильным мужчиной, но только теперь, она с замиранием сердца осознала насколько. До самого последнего момента она никогда не видела его в тунике. Это был по-своему простой предмет одежды, но как откровенно, как небрежно, как роскошно он демонстрировал его мощную фигуру, слегка прикрытую коричневой тканью. Она была смущена до глубины души, ужасно возбуждена, в голове пчелиным роем мельтешили мысли, глубоко тревожащие её. Метавшийся по его фигуре взгляд оценивал крепость его ног, ширину плеч, силу рук. Он был волнующе материальным, и женщина, к своему ужасу обнаружила, что возбуждена до закипания крови одним видом его тела. Как замечательно было бы носить цепи такого мужчины, подумала она. Как восхитительно было бы лежать в его руках порабощённой, безвольной, восторженной, беспомощно отдающейся. Женщина смотрела на него и дрожала от возбуждения. Она ещё не видела его таким, гореанином, плоть от плоти этого мира, мужчиной перед которым такие как она, в этом мире могли быть только рабынями.