Но затем у неё возник другой вопрос, напугавший её даже больше. Что если у её господина была иная причина выставить её для обслуживания в таком виде, не имевшая никакого отношения к ней лично. Но, по крайней мере, это по-своему свидетельствовало о том, что она обладала некоторой ценностью для него. В этом случае ей хотя бы достались его внимание и интерес. Но, возможно, не следовало исключать и того, что выставив её напоказ голой, он просто решил похвастаться, показать свою собственность в самом выгодном свете, точно так же, как некто мог бы демонстрировать какой-нибудь ценный предмет из своей коллекции. И если это имело место, то в его решении, действительно, не было ничего особенно личного. Возможно, для него она никоим образом не была особенной, а всего лишь одной из нескольких ей подобных.
«Но если так, подумала она, всё равно он захотел видеть здесь меня. Не кого-нибудь, а именно меня. Он сделал это лично со мной. Он хочет, чтобы я почувствовала его власть и силу его желания, и осознала, что он может сделать со мной, или заставить меня сделать всё, что захочет. Как вышло, что он так ненавидит меня? Но пусть лучше он ненавидит меня, чем игнорирует. Потому, что я люблю его. Я люблю его!»
По крайней мере, тебе оставили украшение, заметила женщина. Оно выгодно подчёркивает твою внешность. Выглядит чрезвычайно привлекательно. Это ведь ошейник некоторого вида, не так ли?
Да, Мадам, ответила Эллен.
Наклонись ко мне, попросила незнакомка, так, чтобы я могла рассмотреть его поближе.
Эллен подчинилась, и женщина, повернувшись на стуле, принялась исследовать плоскую, узкую полосу охватывавшую шею обнажённой девушки.
Ниже, капризно потребовал гостья.
Да, Мадам, отозвалась Эллен, сгибая спину ещё немного.
Она почувствовала, как рука женщины откинула волосы с её шеи.
Эй, тут замок, удивилась незнакомка.
Конечно, кивнул Мир.
Ты можешь снять этот ошейник, Эллен? полюбопытствовала она.
Она не может снять его, ответил ей вместо своей рабыни Мир. Для того, чтобы избавиться от этого, потребуется ключ или соответствующие инструменты.
Женщина жестом указала, что Эллен могла выпрямиться, но не дала ей разрешения отойти. Соответственно, это означало, что невольница должна была оставаться там, где она стояла, то есть около неё.
Позор на вашу голову, Мир, улыбнулся женщина, за то, что Вы не дали этой малышке одежду и заставили её служить нам голой.
Не берите в голову, отмахнулся Мир.
И за то, что надели на неё запертый ошейник! добавила она.
Эторабский ошейник, пожал плечами Мир.
Рабский ошейник? удивлённо переспросила женщина.
Да, подтвердил Мир. Онарабыня.
У вас на Горе есть женское рабство? уточнила незнакомка.
И мужское рабство тоже, встрял в их разговор её компаньон, салютуя своим бокалом, словно произносил тост.
По крайней мере, вы последовательны! рассмеялась она.
Просто рабы-мужчины, пояснил Мир, не так заметны. Обычно их держат закованными в цепи и приставленными в тяжёлым работам, например в поле, у шахтах, на галерах и тому подобных местах.
С другой стороны, рабыни вроде нашей смазливой малышки Эллен, сказал её компаньон, обычно заняты на менее тяжёлых, зато более скучных, но не менее рабских. Они лучше всего подходят для домашних работ. Ну и конечно, их очень часто используют в целях, которые согласуются с их красотой.
Вы же сейчас не серьезно? уточнила женщина.
Онирабыни, пожал плечами её компаньон.
И они должны делать всё, что им прикажут? осведомилась она.
Само собой, заверил её мужчина, абсолютно всё и немедленно.
Ты, правда, рабыня, Эллен? спросила женщина у стоявшей радом с ней обнажённой девушки.
Да, Мадам, подтвердила та.
Значит, Ты должна повиноваться во всём, абсолютно и немедленно?
Да, Мадам, ответила Эллен.
А я думала, что рабынь клеймят, заметила женщина, обращаясь к Миру.
Не всех, пояснил тот, хотя это рекомендовано Торговым Законом. Эллен, повернись и покажи левое бедро нашей гостье. Взгляните. Сбоку, высоко на бедре, прямо под ягодицей.
Она заклеймена! воскликнула гостья.
Верно, улыбнулся Мир.
Какая красивая получилась отметина! сказала незнакомка.
Этонаиболее распространенное на Горе клеймо для рабынь, сообщил ей Мир. Этокурсивный «Кеф». Вообще-то, кефэто первая буква в слове «кейджера», что по-гореански означаетрабыня.
Как здорово оно подчёркивает её красоту, заметила женщина.
Это признано всюду по Гору, усмехнулся Мир. Кроме того оно немедленно, в любом месте этого мира, идентифицирует свою носительницу, как рабыню.
«Итак, подумала Эллен, мне поставили обычное клеймо, подходящее для любой низкой девки! Вот значит, как он думает обо мне! Именно так он оценивает меня! Но оно красивое! И, несомненно, его, если оно, действительно, наиболее распространенное клеймо, носят тысячи девушек этого мира. Хм, обычное клеймо! Ну конечно, уж он-то проследил, чтобы на мне было именно такое клеймо! Онименно такой рабовладелец!»
Эллен вспоминала, что первые слова, которым её научили на Горе, были «Ла кейджера»«Ярабыня». Она не понимала их значения в то время, когда впервые произнесла их. Но каким ужасом и страданием был наполнен её крик, когда она это узнала! Произошло это на уроке, во время которого её учили приносить стрекало мужчине, само собой, делать это следовало зубами и на четвереньках. Конечно, к тому моменту у неё оставалось немного сомнений относительно характера её положения, но это никогда не объявлялось так запросто, так явно и недвусмысленно. Быть может, было бы лучше, если бы это так и оставалось невысказанным? Может, для неё было бы лучше продолжать надеяться, что её обучают быть чем-то вроде служанки для интимных отношений? Впрочем, ей уже тогда казалось маловероятным, что молодой человек предоставит ей столь высокий статус, как «служанка». Не об этом говорили его глаза, буквально пожиравшие её! А вдруг это всё было всего лишь шуткой или сном? А затем она услышала это слово, произнесённое ясно в её адрес, и поняла, что рабыня, это именно она и есть, что отныне это было её абсолютной и непререкаемой личиной, и что эта беспощадно наложенная на неё идентичность подкреплена всей силой закона.
Признаться, ей казалось странным то, что от неё потребовали произнести эти слова так рано, практически сразу после её прибытия на Гор. Насколько она понимала, несмотря на её репутацию, профессионализм, дипломы, достижения, наконец, преклонный возраст, уже тогда они думали о ней как не больше, чем о рабской девке.
Итак, подумала Эллен, получается, не всех рабынь клеймят, но, судя по всему, большинство и, несомненно, подавляющее большинство всё же были отмечены раскалённым железом. Конечно, в её случае, в чём легко было убедиться, стоило только посмотреть в зеркало, её господин не счел нужным освобождать свою собственность от этого очевидно необязательного коммерческого и социального удобства, выжженного высоко на её бедре. Теперь ей предстояло всю жизнь носить на своём теле этот маленький, простой, но красивый символ её статуса. Безусловно, клеймо оказывает определённый эффект и на саму рабыню. Прежде всего, оно внушает ей, что онарабыня, ничто, не более чем помеченное имущество, и это понимание глубоко воздействует на её понимание самой себя, того, что она всего лишь рабыня, именно это, и только это. Эта маленькая отметина даёт ей, возможно к её ужасу и страданию, место, идентичность, глубину, сущность и значение. Она больше не является чем-то неопределенным, неуверенным, запутанным, плывущим по течению, дрейфующим по воле волн, неосязаемым, горестным, несчастным ничтожеством, бессмысленным, бесцельным, не имеющим ни цели, ни направления. Теперь оначто-то, и очень определённо что-то. Клеймо сообщает ей смысл её собственного тела, его богатство, уязвимость и красоту. Оно затрагивает её мысли и чувства, её потребности и эмоции, всё её существо. Теперь она знает себя, до самой глубины её души, что это что-тоэто рабыня.
Как рутинно проходила процедура её клеймения и надевания ошейника!
Безусловно, он подождал, получив с неё полное удовлетворение своей мести, эксплуатируя её, оскорбляя, командуя ею, выставляя напоказ перед своими гостями, и даже заставляя её выступать перед ними. Только получив с неё все запланированные развлечения, он отправил её на клеймение и в ошейник.
«Было ли это настолько очевидно, спрашивала она сама себя, что ярабыня. Что я должна была стать рабыней? Но в мире, таком как этот, чем ещё могла бы быть женщина, такая как я, кроме как рабыней? Разве не с этой целью, таких женщин как я, похищают и доставляют на эту планету? Разве не затем, чтобы сделать их беспомощными и бесправными рабынями абсолютных и властных рабовладельцев? Но что если помимо всего этого, вне всех этих соображений, просто рассматривая меня в те давние времена, лично, индивидуально, отдельно от всего вышеуказанного, он заметил, что я была рабыней, и должна быть рабыней? Не видел ли он меня, глядя на свою преподавательницу, уже тогда своей собственностью, раздетой, беспомощно связанный по рукам и ногам, лежащей у его ног?»
Конечно, никаких особых церемоний с ней не разводили. Всё происходило скорее рутинно, как если бы это было ординарное, привычное событие, нечто, давно ставшее само собой разумеющимся, очевидное настолько, что стало нормальным ходом вещей, по крайней мере, в отношение таких, как она. Её привели в комнату, где приказали раздеться, завернули руки на назад и заковали их в наручники. Потом женщину прикрепили к стойке, причём левую ногу зажали так, что она ей даже пошевелить не могла. Собственно процедура клеймения заняла всего несколько мгновений. Пока она задыхалась от боли, рыдала и кричала, тряслась словно в лихорадке, пытаясь постичь чудовищность того, что с ней только что сделали, на её шею накинули ошейник и заперли его на замок. Только после этого с её лодыжки сняли ножной браслет, надобность в котором, очевидно, отпала. Туникой ей заткнули рот, освободили от стойки, после чего охранник, схватив женщину за волосы и согнув в ведомое положение, сопроводил её к клетке.
А вот в зале, где была установлена клетка, началось представление.
Ты теперь ничем не отличаешься от нас! смеясь, бросила ей одна из девушек.
Посмотрите-ка на ту, что ещё недавно была надменной маленькой Убарой, присоединилась к ней другая, теперь она всего лишь ещё одна шлюха в ошейнике!
Ну что, теперь Ты достаточно унижена, клеймёное мясо? поинтересовалась третья.
Не пора ли выставить маленькую Убару на продажу! выкрикнула четвёртая.
Она уже совершенно готова к этому!
Ага, к тому, чтобы её избили и бросили её владельцу!
А Ты ничего, смазливая!
Холёное маленькое животное отлично пометили.
Давно пора было! засмеялась какая-то девица.
А чего они так долго ждали? полюбопытствовала другая. Кто-нибудь знает?
Может, хочешь спросить у хозяев? язвительно поинтересовалась первая. Они делают то, что захотят и когда захотят!
А клеймо у тебя получилось прекрасное! сообщила ей третья.
Это так, Господин? морщась от боли, спросила Эллен.
Да, подтвердил державший ей за волосы охранник.
Ты теперь ничем не отличаешься от нас, крикнула одна из рабынь.
Смотритеошейник! засмеялась её товарка. Ещё один кусок мяса в ошейнике!
Точно, лакомый кусок рабского мяса для владельцев! добавила другая.
Гляньте на её ошейник, указала третья. Как хорошо он подогнан!
Попробуй-ка стянуть его, шлюха! предложила четвёртая.
Ой, она не может! Что, не получается? в притворном сочувствии простонала первая. Бедненькая кейджера!
Не надо его снимать, он так хорошо смотрится на тебе, маленькая Убара!
Точно, он отлично смотрится на тебе! поддержала её вторая.
Привыкай к ошейникам, земная шлюха! усмехнулась третья. Можешь не сомневаться, тебе придётся носить десятки таких штучек!
Конечно, твой ошейник неплохо смотрится на твоём горле, заявила четвёртая, но не лучше моего!
Господин? обратилась Эллен к охраннику.
Нет, покачал тот головой. Твой вполне себе привлекательный, возможно, даже более чем.
А Эллен даже не могла пощупать ошейник, охватывавший её шею, единственное, что она могла сделать, чтобы хоть как-то ощутить его, это немного, насколько позволяла мужская рука, сжимавшая её волосы, покрутить головой. Да, он был там, на своём законном месте. Её бедро всё ещё дико болело, но ей сказали, что через пару дней это пройдёт.
Насколько же она красивая, вздохнула какая-то девушка, сидевшая в клетке.
За неё, должно быть, дадут высокую цену, прокомментировала другая.
Нет, не согласилась с ней третья, она слишком молода!
А ещё она слишком глупа и невежественна, добавила четвёртая. К тому же, она с Земли, не больше, чем мелкая варварка!
Но она хорошенькая! завистливо заметила пятая. Я бы даже сказала, слишком хорошенькая!
Мужчины предпочитают женщин, безапелляционно заявила третья.
Она и естьженщина, сказала та, что сидела в клетке, и мужчины найдут её восхитительной.
Найдут, буркнула четвёртая, И она будет хорошо дёргаться под их плетями.
Взгляни на себя! крикнула третья. Посмотри на то, кто Ты теперь, надменная земная шлюшка!
Кейджера! Кейджера! неслось во всех сторон.
Я могу посмотреть, Господин? Я могу увидеть себя, Господин? спросила Эллен у охранника.
Нет, отрезал он.
Так что, ей пришлось подождать. Наручники с неё сняли только на следующее утро. Но на следующий день, как только появилась первая возможность, она поспешила в учебную комнату, к зеркалам там установленным. В первый момент, увидев своё отражение, у неё перехватило дыхание. Она, ошеломленно замерев, стояла и недоверчиво разглядывала поразительно красивую юную рабыню, смотревшую на неё с той стороны большого зеркала. Гореане, выросшие в культуре, склонной к естественности и красоте, с её навыками, поколениями оттачивавшимися в работорговых домах, прекрасно научились, улучшать и украшать своё прекрасное живое имущество, столь естественную, неотъемлемую и восхитительную часть богатого и сложного мира их планеты. Они не ошибались в таких делах.
Женщина озадаченно, почти в страхе, разглядывала себя в зеркале. Неужели, это была она? Нет, конечно, умом она понимала, что это была именно она! Просто ей не верилось! Но это просто не мог быть никто другой! Это, действительно, была она! Но как ошейник увеличил её красоту! Тысячей способов. Эстетически и психологически. И как изящно, твёрдо и абсолютно, недвусмысленно и красиво давала понять её статус, положение и природу, крошечная, красивая отметина, помещённая в её плоть, на её бедро, чуть ниже ягодицы, на то место, которое рекомендовано Торговым Законом, объявлявшая её самой захватывающей и прекрасной из женщинкейджерой.
И вот, теперь Эллен находилась при исполнении своих обязанностей за столом, ожидая распоряжений её господина и его гостей в необычной для этого мира комнате. Скатерть, фужеры, посуда и столовые приборы, отделка и обстановка, как уже было отмечено, выглядели совершенно по земному. И насколько она могла судить, по качеству роботы и материалов они были неотличимы от самых прекрасных аналогов её прежнего мира. Она нисколько не удивилась бы, попав в такую комнату в пригородном особняке состоятельного человека. Она даже задалась вопросом, была ли это просто реконструкция такой комнаты, или вся эта обстановка была привезена с Земли? Всё здесь было совершенно неотличимое от земного. Ну да, была здесь и одна аномалия, как уже упоминалось, она сама, рабыня Эллен, нагая, с клеймом на бедре и ошейником на горле, среди полностью одетых, и элегантно одетых гостей.
Несомненно, это было сделано так, как он захотел, как ему показалось забавным видеть её, как ему доставляло удовольствие видеть её.
Безусловно, мужчинам нравится любоваться их собственностью, их домами, произведениями искусства, коллекциями, землями, садами и лесами, породистыми собаками и лошадьми, и, не в последнюю очередь, женщинами.
А кроме того, мужчины, эти тщеславные животные, обожают хвастаться своим имуществом.
О, она нисколько не сомневалась, что её господин наслаждался, выставляя свою рабыню в выгодном свете, но также она была уверена, что удовольствие, им получаемое в этот раз, выходило далеко за рамки простого удовлетворения и тщеславия от демонстрации своей собственности. Можно было быть уверенной, что на этот раз на это накладывалось ощущение ликующего триумфа, имевшего прямое отношение к их биографиям. Для него это был не просто вопрос показа, но триумфа, сладкого вкуса полной победы! Она выставлялась напоказ, пусть это и было понятно только двоим из присутствовавших в комнате, скорее как порабощенный антагонист, завоеванный противник, бывший непримиримый оппонент, ныне побежденный и беспомощно порабощенный. Представьте себе, если хотите, аналогию с некогда надменной и тщеславной принцессой, армии которой уже разбиты и рассеяны, прикованной цепью к колеснице генерала, и теперь ведомой голой во время его триумфального шествия мимо ликующих толп. И как скоро в такой ситуации она начнёт мечтать о том, чтобы весь этот шум, напор толпы и хриплые крики прекратились, и ей позволили бы, став простой незначимой рабыней, просто затеряться среди других невольниц и стать тем, чем она, в её цепях, теперь была, женщиной и законной собственностью мужчин.