Похоже, это слово для того, чтобы можно было сказать «дурак» в приличном обществе, проворчал Тарго.
Похоже на то, согласился покупатель, и снова пристально посмотрел на Эллен.
Девушка испуганно отвела взгляд. Эти гореане, и теперь она это отлично усвоила, не были джентльменами, или точнее, не были джентльменами в обычном земном смысле этого термина. Скорее, даже при всей их возможной образованности, цивилизованности и рафинированности, для женщин они, бесспорно, были рабовладельцами и господами.
Пожалуйста, подождите! Пожалуйста, не делайте этого! воскликнула Эллен. Я не такая, как ваши гореанские женщины!
Это я уже понял, усмехнулся мужчина.
Я происхожу из другого мира, быстро заговорила Эллен, мира иных ценностей, мира, в котором расценивается, как нечто совершенно невозможное, что один человек может беспомощно и категорически принадлежать другому, мира, в котором все женщины должны быть свободными и к ним нужно относиться с честью и уважением! Ятакая женщина! Покорность, беспомощность и цепи презренного рабства, это всё не для меня! Я не женщина вашего мира!
Но Тычеловеческая женщина, не так ли? спросил он.
Да, конечно, сказала она.
Надеюсь, Те не ожидаешь, что я повторю ошибки вашего мира, человеческая женщина? осведомился покупатель.
Господин? не проняла Эллен.
Не стоит ожидать от меня того, что я буду соответствовать нелогичным понятиям и слабостям того мира, сказал он.
Пожалуйста, заплакала рабыня.
Ты больше не в своём мире, напомнил ей мужчина. Теперь Ты находишься в нашем мире, где всё совершенно по-другому.
Ваши ценности не могут быть моими! крикнула она.
И я рад, что это именно так, кивнул покупатель.
Я живу не для покорности, беспомощности, и цепей презренного рабства!
Именно для этого Ты и живёшь, заверил её он.
Я не одна из ваших гореанских женщин! выкрикнула Эллен.
Понимаю, кивнул мужчина.
Я из мира, называемого Земля! заявила она.
Я в курсе, усмехнулся покупатель.
Таким образом, я не такая как ваши гореанские женщины!
Это верно, согласился он. Ты в тысячу раз ниже их, женщина с Земли.
Господин? опешила девушка.
Ты не достойна даже завязывать сандалии гореанской женщине, сообщил она ей, и снизу вверх провёл рукой по внутренней поверхности её бедра.
Не надо, не делайте этого! вскрикнула Эллен. Пожалуйста!
Цепи отозвались лязгом на дрожь ей конечностей. Она вдруг перестала чувствовать грубость цемента под своим телом и твёрдость стали, окружавшей её запястья и лодыжки.
Ой, ах, о-о-ох! застонала она. Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не делайте этого!
И тут его рука замерла.
Нет! всхлипнула Эллен. Пожалуйста, делайте это. Я имела в виду, пожалуйста, делайте! Не останавливайтесь! Я прошу Вас не останавливаться! Я не ничего не могу поделать с собой! Не останавливайтесь, я прошу вас! Пожалуйста, пожалуйста! Нет, я имею в виду, пожалуйста, остановитесь! Пожалуйста, остановитесь! Пожалуйста, остановитесь!
Мужчина остановился.
Нет, не останавливайтесь! взмолилась она. Да! Да-а! Так, Та-а-ак! О-о-о, спасибо, Господи-и-ин! Не-е-ет! Не останавливайтесь! Не останавливайтесь! Я прошу ещё! Я прошу ещё-о-о!
Кто просит? спросил Тарго.
Эллен! Эллен, рабыня! Эллен, бесполезная рабыня! Эллен, рабыня варварка, земная девка, просит ещё! прорыдала она.
Рука мужчины замерла, и Эллен, покрасневшая до пунцовости, умоляюще потянулась к ней всем телом.
Я не смогу выдержать этого! всхлипнула девушка. Пожалуйста, дотроньтесь до меня. Пожалуйста, закончите это, Господин. Пожалуйста, закончите начатое, Господина. Пожалуйста, пожалуйста, Господин. Будьте милосердны! Я прошу этого! Пожалуйста, будьте милосердны, Господин!
У неё все задатки к тому, чтобы стать горячей маленькой штучкой, заметил мужчина.
Да, со временем, поддержал его Тарго.
Пожалуйста, Господин! взмолилась Эллен.
Ну как скажешь, усмехнулся покупатель, и легонько двинул рукой, а потом ещё несколько раз.
Ай-и-и-и! завопила рабыня, и её долгий, дикий крик, её вопль облегчения, благодарности, беспомощного удовольствия, должно быть, разлетелся по всему рынку, проникнув во все его закутки, пробежав от ларька к лотку и, многократно отразившись от стен, унёсся в боковые улицы и переулки.
Некоторое время Эллен лежала, вздрагивая от рыданий. Она едва ли понимала, что мужчина уже оставил её в покое, что Тарго уже больше не было на полке.
Держите меня, дотроньтесь до меня, пожалуйста! прорыдала девушка, никак не желая понять, что она уже давно была в одиночестве.
Шлюха, шлюха, шлюха! прошипела Чичек.
Беспомощная шлюха, рабская девка! подпевала ей Эмрис.
Презренная, отвратительная рабыня! выплюнула Чичек.
Только попробуй теперь посмотреть на нас свысока, рабская девка, злобно прошипела Эмрис. Ты самая низкая из нас!
Напуганная Эллен, лёжа спиной на цементной полке, немного потянула к себе закованные в кандалы руки. В её глазах, устремлённых в небо, отражались плывущие там облака.
Вернитесь и подержите меня ещё немного, пожалуйста, проскулила она, скорее самой себе, чем кому-то другому.
Тышлюха, презрительно бросила Чичек. Признай это.
Да, Госпожа, прошептала Эллен. Яшлюха.
Итак, тот, кто был первым её господином, оказался полностью прав в отношении неё, причём ещё даже на Земле. Сквозь её серьезность, сквозь её строгий деловой костюм, под выражением лица безразличной инертности и фригидности, сквозь тщательно выстроенную оборону и стены отчуждённости и профессионализма, он разглядел беспомощную, ждущую своего часа, голую, любвеобильную рабыню.
А немного позже пошёл дождь, долгий, холодный дождь, который всё усиливался и усиливался. Рынок моментально опустел, а вокруг лотков воцарилась суета. Туда-сюда сновали лавочники, мелкие торговцы прямо с товаром сворачивали расстеленные одеяла, энергично переругиваясь под непрекращающийся шум разбушевавшейся погоды. Торговцы и их клиенты, те, кто не успел забежать в дома или соседние дверные проёмы, прижимались к стенам под свесами крыш и под полосатыми навесами, которые вскоре осели под массой, скопившейся в них воды, и начали протекать. Эллен лежала на спине, прикованная к двум кольцам на полке, между которыми при прикосновении незнакомца она, к своему испугу превратилась в самку, умоляющую, взбрыкивающую, извивающуюся в муках её первого рабского оргазма, каким бы рудиментарным и незначительным не мог бы он быть. Он не дал ей выбора, снова и снова, уговаривала она себя. И, возможно, это было правдой, но она знала также и то, что сама не хотела никакого выбора, что она хотела только того, чтобы не кончалось это удовольствие, эти ощущения и эмоции, о наличие которых она ранее только смутно догадывалась во время её обучения, и находясь в руках Мира. Да, он не дал ей права выбора, снова и снова, убеждала себя Эллен, но она знала, что он был готов остановиться, и не раз, но стоило ему это сделать, как она сама выпрашивала о продолжении его хищничеств, умоляя его ответить на отчаянные потребности её уязвимой и полной потребностей рабскости.
«Что я такое, спросила она сама себя, немного напрягая ноги и руки, беспомощно удерживаемые у колец кандалами и наручниками. Девушка также покрутила головой, ещё острее ощутив ошейник, давивший на её горло. И этот ошейник не был типичным лёгким, изящным, привлекательным рабским ошейником, какие носят большинство рабынь в городе, который мог бы просто отметить ее как невольницу и идентифицировать её хозяина. Это был большой, тяжёлый, толстый ошейник, который Тарго надевал на свои товары, чтобы они ради избавления от такого неудобства и тяжести ещё нетерпеливее сами искали возможных покупателей. Кроме того, предполагалось, что если бы кто-то из них, одетых в такие ошейники, попытался ускользнуть или сбежать, то у них не было бы ни одного шанса уйти далеко, поскольку они сразу же должны были привлечь к себе внимание. «Стража! Ищите сбежавшую рабыню в тяжёлом, широком, сером, железном ошейнике, закрытом на её шее ударом молота, с железным кольцом в два хорта продетом через проушины спереди!»
Итак, Эллен лежала на цементной полке, прикованная к ней кандалами и наручниками, закрыв глаза, дрожа от холода под проливным дождем. Она скулила и стонала. Тяжёлые капли дождя беспощадно барабанили по её телу, собирались в ручейки и сбегали по её телу, с плеском падая на полку и растекаясь вокруг холодной лужей. Волосы Эллен промокли мгновенно. Вода струйками забиралась под ошейник, неприятно щекотала кожу под браслетами на запястьях и щиколотках. Она чувствовала, как дождь смывает пыль, покрывшую её тело за день. Мокрые волосы липли ко лбу и горлу. Хорошо ещё, что Тарго не приказал своим женщинам использовать рабскую косметику, а то бы сейчас её лицо покрылось бы разноцветными полосами. Впрочем, Тарго редко попусту тратил косметику на своих подопечных, словно кичась честностью своего товара, и предоставляя покупателю право ясно видеть точный, чистый, открытый и простой характер того, на что он может рассчитывать. Кроме того, что и говорить, косметику, даже рабскую косметику, не раздавали даром, и стоила она приличных денег. Позже Эллен узнала, что рабыни готовы воевать за кусочек помады или крупинку теней для век, за всё, что могло бы хоть немного усилить их красоту и позволить выглядеть чуть более привлекательно для господина. А ещё Эллен предстояло узнать, но случилось это гораздо позже, что рабынь иногда привязывали снаружи, выставляя на непогоду, чтобы они смогли научиться ценить тепло очага, значение одеяла, удобство места в ногах кровати рабовладельца.
«Что я такое, спрашивала она себя. Что я такое на самом деле?»
И Эллен боялась, что знала ответ на этот вопрос.
Прошло несколько минут, прежде чем поток воды, обрушивавшийся на город, прекратился, причём так же резко, как и начался. В наступившей тишине слышался перестук капель подавших с тентов и журчание ручейков в стыках булыжной мостовой рыночной площади. А потом из-за тучи снова выглянуло солнце, как прежде горячее, жёлтое, безразличное и беспощадное. Опять рынок наполнился суматохой, но теперь она была более приглушённой, чем когда ливень начался. Торговцы сливали воду с тентов своих киосков, коробейники разворачивали на прежних местах свои одеяла, раскладывая на них товары, кастрюли, фляги, украшения и прочие мелочи. Стук кожаных помёток сандалий и туфель по влажным камням стал мягче, тонко отличаясь от прежнего дробного звука. Раздался скрежет, а потом плеск тяжелого колеса заехавшего в лужу. Какой-то ребенок со смехом шлёпнул ногой по ручью, подняв фонтан брызг, за что получил строгий выговор. Время от времени до Эллен доносился звонкий перестук высоких, деревянных платформ подобной сабо обуви, которую иногда носят свободные женщины, особенно представительницы высших каст, чтобы немного приподнять над землёй кромки подолов, тем самым изящно защитив их, а также и свои уличные туфли от пыли и грязи. Эллен даже не смотрела в их сторону, поскольку, как и большинство рабынь, опасалась встретиться с ними взглядами, дабы свободные женщины, не сочли это проявлением высокомерия и не потребовали наказания. Вода на полке постепенно нагрелась, и лужи начали подсыхать.
Многое в то время казалось Эллен непостижимым.
«Как я попала сюда, задавалась она вопросом, каким образом? Я нахожусь на другой планете, в мире для меня чужом и странном, экзотическом, прекрасном и одновременно пугающем, в невероятном, потрясающем, полном жизни мире, столь живом и столь сильно отличающемся от моего собственного. И в этом мире я закована в цепи. На мне клеймо и ошейник. В этом мире я узнала, что могу быть только рабыней сидящей на цепи. Меня могут купить и продать. Я существую только для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. Я принадлежу, в буквальном смысле этого слова принадлежу, и я должна повиноваться, со всем совершенством на которое я способна. Я помню те эмоции. Я хочу, я жажду, я должна иметь их больше. Я не смогу жить без них. Я хочу их, отчаянно! Они мне необходимы. Эти животные, походя, со всем своим жестоким, небрежным простодушием, сделали меня своей! Я извиваюсь и дёргаюсь в своих цепях, словно сжигаемая потребностями рабыня. О, купите меня, Господа! Я буду хорошо вам служить. Я буду падать на колени у ваших ног, облизывать и целовать их, умоляя о вашем прикосновении!»
«Ох, гони эти мысли из своей головы, мысленно закричала она на себя. Ты не должна быть женщиной, Ты не должна быть настолько оживлённой, в тебе не должно быть столько потребностей! Ты не должна хотеть любить и служить! Осуждай такие искушения! Высмеивай себя за такие чувства и животные желания! Думай о том, как это унизительно и отвратительно! Ищи в себе избавляющую фригидность! Восхваляй инертность! Пой осанны вялому подавленному телу! Отбрось чувства! Отрицай саму глубину своей души! Не осмеливайся даже хотеть любить, не смей желать служить! Как неподходяще, как ужасно, как постыдно, быть живой, полной потребностей и любящей!»
«Я прикована цепями, думала Эллен. Я нахожусь на иной планете, в мире, чужом и странном, экзотическом и прекрасном, но таком пугающем, мире, совершенно отличающимся от моего собственного, и в этом мире я заклеймена, на мне ошейник, и я здесь рабыня. Но ведь это уместно для меня, быть закованной в цепи и носить ошейник, поскольку ярабыня. И это именно то, что я есть, и чем я хочу быть! О, дорогой мир, мой любимый мир, дай мне сильного господина, того, кто будет бескомпромиссен со мной, поскольку я сама того желаю, чтобы я, служа ему, с радостью и удовольствием, смогла исполнить своё предназначение.
«Какая я ужасная и недостойная», возмутилась она.
«Я должна почувствовать те эмоции снова, боролась с первой, другая мысль. И я пойду на всё ради них!»
«Как ужасно это, как безнравственно!»билась в её голове первая.
«Мир, Мир, подумала Эллен, что же Ты сделал со мной? Был ли это рабский оргазм, или что-то близкое к нему? Не знаю, но я должна почувствовать это снова! И ради этого я сделаю всё что угодно! Если бы я могла, если бы мои руки не были прикованы к кольцу, я поцеловала бы пальцы и прижала их к ошейнику. И всё же это не было вопросом простых эмоций, просто ситуации, пусть и продолжительной, возбуждения кожных нервных окончаний. Это было что-то гораздо большее. Это был огонь и облака, стихия, ветры и штормы, землетрясения, торнадо, вулканы, наводнения, цельность жизненного опыта, пришедшего из глубины веков, память поколений пробуждённая единомоментно. В этом взорвалась ожившая мировая, вселенская значимость. В этом была непокорная цепкость и упорство жизни. Трава вдруг стала зеленой, а звезды запели. В тот момент исступления я сталась наедине со славой вселенной. Своим крохотным способом я достигла уровня сознания, существования которого, даже представить себе не могла, но с него открывался вид на скрытые пока в дымке бесконечные горизонты, бесконечные восходы. И всё же, одновременно с этим я узнала, что была всего лишь рабыней в руках рабовладельца. Я помню вас, Мир из Ара, мой господина. О да, Мир, Вы отдали меня мне самой. И я готова была отдать себя вам! Но Вы не захотели меня! Вы показали меня мне самой, а затем презрительно отвергли. Вы проследили за тем, чтобы из меня сделали рабыню. И насколько никчёмную и презренную рабыню! Да, все мы для вас одинаково никчёмные и презренные! Как правильно для вас было держать меня, лгавшую самой себе, в презрении! Как проницательно Вы почувствовали моё лицемерие, мою никчёмность! И как подходяще, как соответствующе, как правильно кажется для меня то, что я должна быть рабыней, нагой и закованной в цепи! Вы увидели это! Вы знали это! И вот теперь, я та, кто я есть! И теперь, окажись я перед вами снова, я встала бы на колени, опустила бы голову, и целовала бы ваши ноги, умоляя мне позволить служить вам! Но Вы не хотите меня!»
А потом Эллен разрыдалась.
* * *
Для Эллен это был уже её третий день. Она стояла на полке лицом к площади, прижавшись спиной к стене многоэтажного дома, к которой крепилась полка. Запястья девушки были подняты над головой и прикованы цепью к кольцу, вмурованному в стену здания. Руки затекли, ноги гудели. Тарго был, мягко говоря, не слишком доволен ей. По его мнению, к настоящему времени она уже должна была быть продана.
Девушка задрожала, увидев, как рука Барзака, проходившего мимо неё, напряглась на рукояти его плети. Она уже знала, что рабовладельцам даже не нужна причина для того, чтобы выпороть её, достаточно простого желания. Она была рабыней, и этим всё сказано.