Гмуры, верно, давали чужаку осмотреться и восхититься в полной мере. Но Светислав каждое празднование в честь Белых богов мог видеть нечто подобноев Святилище своего рода. Не было там только неживого огня: такой вещуны не признавали. Хотя и здесь не только пламеники давали свет. Юноша разглядел в пятишести местах потолка узкие щели и слабое мерцание в средней из них. «Луна. Идёт она по небосводу и заглядывает в эти щели в одну за другой. А днёмСолнце. Свет ниспадает на слюду повыше тех чаш, а от них, верно, на противоположную стену, к широким белым чашам. И так рассеиваются лучики Хорса светлыми зёрнышками. А днём здесь почти как снаружи, на Земле. Разумно придумано».
Сидевший старший гмур подал знак, и Светислава подтолкнули вперёд. В молчании ясно прощёлкали его шагикак конские по каменистому берегу реки, а ратники позади будто не касались пола. Оказалось, во всех дверях теснились, не входя, маленькие обитатели гор. Явно, не всякий из них выходил из Подземелья и видел когда-либо людей, таких близких соседей. Да и из берёжи первой от Пояса Рода городьбы никто не рассказывал об увиденном хотя бы раз в жизни гмуре, а Светь как более опытный проводил там по велению Ярослава два раза по четыре Луны. Тогда же ездил и в Каменное взгорье и даже тягался в резвости коней с другом Ладославомвзбирался на один из кряжей у Кетмани.
Старший гмур грозно уставился на Светя, но юноша, спокойно и неторопливо рассмотрев всех, не заметил в его глазах злобы и холода. Казалось, чрезмерно насупленными бровями и натужно поджатой губой тот пытался смутить чужака. Рядом с троном старшего, золотым, в синих, рудых, больших зелёных и тёмно-бурых каменьях, хмурились, пряча лица в курчавые чёрные бороды, восемь гмуров, одетых, как и другие, но с изукрашенным оружием на поясах и с золотыми и серебряными цепями на шеях. Поодаль, ближе к дверям, ещё десяток с половиной, на вид более юных годами. Светиславу все эти хозяева Подземелья показались одинаковыми и по лицам и по одежде. Отметил он только, что перед ним стоят мужчины, а женни одной. И снова верёвочки на мечах да ещё обилие золота и серебра удивили его. «Прямо истюканы в Светилище. И стоят, будто деревянные, не шелохнутся. Лишь крайний всё чего-то сопит да подымает плечи. Может, хворает?»
Сидевший, наконец, заговорил, и некоторые слова его походили на речь людей. Старикам вокруг произнесённое старшим явно понравилось. Затем один из гмуров сделал шаг вперёд и сказал почеловечески:
Почему ратник из людейСоколов въехал в предгорье, Землю гмуров?! Не достоин ли он смерти за нарушение древних договоров?!
Здравствуйте, ответил юноша. Родовой охранитель Мышь с вами, а богов ваших не ведаю. Я Светислав, сын Годослава, из рода Любомирова, племени Соколов.
Он замолчал и глянул в глаза старшего выжидательно. Ему показалось, что поджатая губа того изменилась в малозаметную улыбку ещё до того, как переложитель объяснил слова человека. Гмуры переглянулись. Головы их покрутились на невидимых шеях, как у совы, упустившей шуструю добычу, и поворотились к сидящему.
Здравствуй, Светислав! сказал тот через переложителя. Пусть родовая птица Сокол и Белые боги с горы Алатырь будут с тобой, как и наша общая Мать Земля. А гмурьих богов никто не ведает и не будет ведать никогда, как и нашей жизни, пещер, выходов в Подлунный мир. Так было, есть и будет. Пока мы неведомы, мы можем оставаться в спокойствии. Отвечай же на наш вопрос мне, Правителю Северных гор Вербору и этим уважаемым гмурам.
Люди мыслят иначе: скрывать нужно лишь от врагов да ещё постыдное. Ваш труд пробивания множества ходов, ваши победы над злобными асилками в великой войне вызывают уважение. Этоне стыдное. Но вы живёте по своим законам. Позвольте же и мне жить по своим: не может вольный говорить по-доброму со спутанным. Развяжите мои руки.
Вновь слова Светислава, сказанные переложителем по-гмурьи, вызвали удивление его пленителей. За спиной, в дверях, заговорили громким шёпотом, старшие гмуры, как видно, стали давать советы Правителю. Он же, к удивлению юноши, смотрел на него совсем уже весело.
Наконец, Соколу объявили:
Мы развяжем тебе руки.
Но едва ратники ступили к нему, Светислав дёрнул последнюю верёвку и избавился от пут сам. Вздох удивления заглушил шум воды, а ратники даже наставили на него копья. Светь же, не давая никому опомниться, потребовал вернуть если не меч, то хотя бы перевязь буяра и соколиные перья. «Я вижу знаки на ваших грудях, уважаемые старики, пояснил он, позвольте же и мне отвечать перед вами в том виде, в каком ячасть своего рода».
И вновь гмуры уступили. И уже в третий раз был задан тот же вопрос, почему он оказался у гор. Но и в третий раз они спрашивали тщетно.
При пленении я был не один. Что с моими верными конём и псом? Я не могу спокойно говорить с вами, опасаясь, что предал друзей.
После этих слов всякая торжественность была нарушена. Гмуры, заговорив в голос, раздражённо спорили. Правитель внимал то одному, то другому. Их дети решились даже выступить за двери и показывали на человека руками. Но Светислав был занят иным: в покой, в котором проходил Совет, вошла девица, одетая в светлосерые меха, с волосами в длинной, чёрной, как темень пещерная, косе, которая при ходьбе вся играла переливами света, будто прыгающая из воды в солнечный день рыба: каменья разных цветов украшали волосы, одежду и маленькую кожаную обувь её, гребень на затылке, ушники, зарукавье, бусы. Лицо девушки, хотя и походило, как у всех гмуров, на лица кукол, каких лепила из глины маленькая дочь Яра Воислава, но не слишком отличалось от людских и показалось Светю приглядным, живым и норовистым. Она приблизилась к самому Вербору и переговаривалась с ним, явно прячась от ушей воинственных стариковбородачей. При этом глаза её в упор пронизывали чужака, будто чёрные, но ещё горячие угольки падали в голубизну воды и, шипя, затухали.
Сокол ожидал в спокойствии, не полагая угрозу смертью явной: не бывало ещё, чтобы гмуры нападали на людей и убивали. Хотя наступление с Севера чёрных богов многое уже изменило в привычном мире. Дыхание Холода могло пробраться и в эти подземные селения. Вот и та девушка, вошедшая на Совет, что за вести принесла она?
Спустя долгое время маленький народ стих, и переложитель произнёс, выслушав слова Правителя:
Нам известно восприятие людьми многих из зверья как братьев и помощников. Конь и пёс твои невредимы и ходят по взгорьям, держась вместе. Но если ты и на этот раз не ответишь на наш вопрос, то поведение твоё будет принято как спесивое и злобное.
Удивлён я твоими словами, Правитель гмуров, сказал Светислав. Разве есть злоба в моих просьбах убрать путы, больно стянувшие руки, да вернуть знаки пограничной берёжи, ибо в них я три года защищаю свою Землю от асилков, наших и ваших врагов? Разве есть злоба в том, что я озаботился о тех, кто мне как родные и с кем я прошлым годом ходил в Лесной поход, когда асилки растерзали дитя из Любомирова рода? Удивлён я и вашим вопросом. Земля Каменного взгорья уже день Сварога, семь десятков лет, принадлежит племени Соколов, и никогда гмуры не покушались на неё Возможно, род Вышемира и позволил вам копать ямы там. Этого не знаю, ибо четыре Луны находился у границы. Но не мог Вышемир отдать вам эти Земли по своему изволению У нас такое решает только Вещенье племени. Не случалось ещё ни здесь на Равнине, ни в нашей жизни на Островах, чтобы старший рода преступал Закон Праведи: «Следовать правлению Вещенья племён, которое выбирает родичей один раз в год в день Дажьбога» Меня пленили в моей Земле и перенесли из моего мира против воли. Я не проникал в пещеры гмуров и не тревожил вашей жизни.
Теперь Совет, выслушав Сокола, объяснялся меж собой ещё дольше, но поиному: всё чаще говорил Вербор и всё более старики склонялись перед ним и умолкали. Прочий народ ещё теснился в дверях, но любопытства и удивления поубавилось.
Светь, томясь, разглядывал стену позади Правителя Подземелья. Вся она была выложена в причудливом узоре цветными камешками и походила на вышивки крашеными нитками, какие делают люди по одежде. Длинные белые полоски сходились, бежали рядом, иные вдруг ответвлялись в сторону и обрывались В середине «клубка» рядами стояли зелёные камешки, несколько красных и один большой синий, как на нагрудной цепи Правителя. Белое сходилось к синему с четырёх сторон. Светислав вспомнил другие камешкиозёрные, которые расставляли они с Гостомыслом на его острове. «Почему вот ту белую протянули дальше других и бросили?».
Домыслить ему помешали. По голосу переложителя слов Вербора стало ясно: следует приговор Совета.
«Человек, проводящий свои дни не в игрищах, а в схватках с погаными асилками, достоин уважения, хотя и в юных летах Мы не станем лукавить: уже десяток и два года, как возведены были городьбы людей, и с тех пор наш народ не испытывает нападений из Леса Мы, Правитель Северных гор и старшие гмуры признаём малость взаимных обид (Светь удивился: они прощали себя) и забываем те ранения, которые юный ратник людей нанёс двоим из нас (Светислав опять пришёл в изумление: ему нанесли рану ударом по голове, а не он), ибо в ратном деле победа за быстрым и умелым».
Речь текла и становилась всё более примиряющей, однако Сокол не мог стерпеть неправды и готовился спорить. Но вдруг его приковали к себе глаза Вербора. Они словно заглядывали внутрь юноши и желали передать что-то важное и не вслух. Великий язык взглядов не требует говорения на одном языке слов. «Верно, Правитель хочет внушить, что мои возражения не нужны Что же, пусть потешатся своей мнимой правотой Да и от подарка, который предлагают, не буду отказываться: нельзя отвергать знак примирения».
На него смотрели с ожиданием. Двое из ближних стариковвсё так же недружелюбно. Вокруг смолкло.
Да будет мир меж нашими народами, как и было во все года Сварога! громко сказал Светислав и принял протянутый меч.
Это была не медь, а крушец твёрдый и сильно заострённый, людям неведомый.
Добрый подарок! продолжил юноша. Но ратнику требуется сила оружия, а не разукрашенность. Золото и всякие самоцветные камни, какие, говорят, прорастают глубоко в горах, как трава и деревья на Земле, в нашем народе подносятся только Белым богам. Люди же обходятся простым. Вернувшись домой, я должен буду отнести этот красивый меч в Святилище, к Перуну, покровителю берёжи и богу всех воинов.
Один из Совета старших гмуров, едва уяснил слова человека, снял вместе с обязью свой меч и сам вручил Соколу. Это оружие оказалось чуть покороче, сделано было грубее, но надёжно. Светь одел его через плечо и протянул гмуру соколиное перо из своей перевязи. Тот растерялся, глянул на Вербора и, получив одобрение, принял знак дружбы.
Совет был благополучно окончен, и гмуры начали покидать помещение. Как будто снова зажурчала вода в источниках, заглушаемая до того громкими разговорами. А Светислав, облегчённо вздохнувший, словно выплыл из быстротекущей реки, и получивший назад лук, туло, цеп и нож, вдруг услышал совсем рядом сказанное на человеческом языке:
Я сам выведу тебя в свет, сын Годослава. Но до того угощу как гостя, чтобы вернуть силы для неблизкого пути.
Вербор стоял рядом и, глядя снизу вверх, устало улыбался.
Иди за мной.
Вскоре Светислав оказался в маленькой горнице за круглым деревянным столом с резными ножками, а жена главного гмура вносила чаши и горшки с едой. Низость потолка ощущалась даже на скамье. Во всех углах, почти у пола, стояли светцы, и от них тянуло терпким запахом. «Чёрный огонь, не дерево горит, не жир, а подземная Виева кровь», приметил юноша.
Но теперь эти маленькие неприятности не заботили. Хорошо освещённые стены в расшитых цветными нитями холстах, таких земных; привычная, из верхнего мира пища вроде вареной рыбы, овсяников, грибов, мёда, паренки; какая-то особенная свежесть после умывания в почитаемом гмурами роднике и осознание, что ты хотя и не средь друзей, но не врагов точновсё это забавляло и вновь возвращало к мыслям о семье и родном жилище, тем более, что ночь, как оказалось, вступила лишь в первую пору.
Вошёл Вербор и, поймав взгляд Светислава, спросил:
Интересуешься вышивками на холстах? Ты ведь смекнул о том, что выложено цветными камнями в Большом зале над троном Правителя?
Ваше Подземелье. Белымпещеры
Камнем Водогором. Зелёно-ярким, как глаз змеи-байвузы, Весегоромсемейные покои. Кроваво-рдяным, как разгорающийся огонь, Палогоромнаши плавильни. А синим, цвета горного озера на закате Солнца Безегоромто место, где он замолчал на миг где человеческий юноша впервые увидел старших гмуров Севера, а многие из гмуров впервые увидели человека, как сказала моя дочь, отважного, разумного и красивого Но там всего четыре камня. А Китоврас, наш божественный покровитель, поселил в этих горах пять десятков самоцветов. Гляди!
Вербор снял свой меч с ножнами, на которых камни словно приросли один к другому, так что сам металла это было золотопросматривался только на ободке.
Этот, цвета глины, какой она бывает у выходов из пещер в подлунный мир, когда дотронешься рукой, потом засохнет, и вдруг поднесёшь ладонь к глазам при слабом ночном свете, этот редкий Невегор. В Северных горах таких камней всего три. Дальшенежно-голубой, будто на тебя кто-то смотрит из воды, неясный, скрытый, Сабдарагор. Он один на севере. Старики говорят, что среди наших южных племён есть ещё такие же, но никто не видел.
Правитель, изумился Светислав. Ты рассказываешь о простых камешках, как о живых существах! У нас так величественно поют старинные повести о богах, Ирии
Приглядность и чудесное, юноша, не только под Солнцем. Если ты слит с природой, как сливается с другими капелька, падающая в родник, тогда красота будет для тебя во всём, тогда ты часть её, тогда очищается твоя душа и ты внимаешь не только ночным шорохам, плеску рыбы, ласкательству ветерка Ночника, но и незримому полёту духов и даже богов. Я знаю ваш Закон Праведи: одни идут в Ирий путём землепашца, другиепутём ратника, вещуныпутём мудрости. Но есть ещё один путьв себя, в красоту своей души. И тогда можно увидеть Ирий ещё при этой жизни. Правильноследовать Закону, но лучше быть частью всеобщего Закона.
Я уже слышал подобное. «Быть частью природы»
Ты говорил с человеком, который многое понял. Наверно, он старый и мудрый
Светь улыбнулся: Радислава-то старая?
Иной думает, продолжал Вербор, что надо идти вперёд, и это есть жизнь, а иной думает: надо остановиться и раствориться. Для нас, как и для людей, бог Родтворец мира. Но если мир вышел из Рода, он и вернётся в него в конце времён Не бойся уходить с Севера, Сокол, если так решат ваши старшие: твой мир души всегда с тобою. Вы уже уходили. И вернулись. По человеческому исчислению это произошло десяток и семь тысяч лет назад и девять тысяч. По-нашемудругие числа.
Мы помним те времена, Правитель А что же здесь, на холстах?
Да, я отвлёкся. Это обозначения других селений нашего народа. Они живут южнее.
Вижу, что по длине пещер и числу покоев те племена больше. Если Холод придёт и погубит эти Земли, вы переселитесь к своим братьям?
Нет. Здесь, в горах, внешнее ощущается меньше. Даже Всесветное половодье не смыло Пояс Рода. Возможно, мы лишимся плодов Земли, но не рыбы и мяса. Ваш народ на Островах не ел мяса, ибо плоды были в изобилии. Теперь же яблоки мельчают каждое лето, а иные плодовые деревья исчезли вовсе. И вы, потомки тех, аркаидов, уже едите то, что не от Земли.
Скажи, Правитель, что за длинная пещера уходит на тех ваших наметках на стене в самое Каменное взгорье?
Светиславу показалось, что Вербор вздрогнул.
Нет, юноша, она не такая длинная: лишь до края горы. Мы не нарушаем границ с вами даже под Землёй Угощайся же.
И он сел и взялся за ложку. Но не деревянную, как у Соколов и иных людей Равнины, а серебряную.
А что же твоя семья?
Жёнам и детям не следует восседать за столом, когда разговаривают мужчины, строго ответил Вербор и, заметив удивление на лице Светислава, пояснил. Мне известно, что у людей для мужчин и женщин во всём одинаковость. У нас не так
Его речь немного ожесточилась, и Светь не стал более спрашивать. Однако Правитель гмуров вскоре сам вернулся к тому же и продолжил мягче:
Не суди чужие обычаи. Знаю также, что люди упрекают нас за рытьё Матери Земли и даже путают нас с виевичами. Чёрный бог подземного мира, верно, где-то глубже, но не в горах, нашем жилище, ибо горы не под Землёю, а над нею. Хотя старые гмуры и рассказывают иной раз повести о встречах в дальних закоулках пещер, на берегах подземных озёр и рек с теми, кого вы зовёте навиями, мёртвыми. Да, в горах не только добрые духи. И если где-то нас «не пускают», мы перестаём рыть и заваливаем ход Но ты не прикасаешься к еде, сын Годослава. Прошу же