Не злись. Разве диких не учат контролировать себя?
Мы не называем себя дикими.
Нахмурился, но уже не злился. Быстро воспламеняется, быстро остывает. Возможно, у меня с ним что-то и получится. Во всяком случае, пользу извлечь я сумею. Улыбка вышла вымученной, но и такая лучше, чем агрессия. Действеннее.
Халат с полотенцем я положила на тумбочку.
А как вы себя называете?
Пальцы нашли молнию на куртке, медленно потянули. Вешалка обнаружилась поодаль, у стены, рядом со светильником.
Свободными.
Я кивнула. Умелым движением сняла свитер через голову. Кажется, он не ожидал. Мужчины редко ожидают активных действий, потому тушуются. Иногда пугаются. Некоторые цепляют на лицо слащавую улыбку, начинают нести пошлый бред. Но ни один не остается равнодушным.
Если бы я была прежней, твоей минутной злости мне хватило бы на неделю.
Я подцепила пуговицу джинсов. Изящно снять не получилосьфасон не тот. Если это бесформенное потрепанное нечто, тут же соскользнувшее на пол, вообще можно назвать фасоном. Я переступила через жуткую тряпку. С бельем тоже прокол вышел, не ценила, видать, Алиса красивое белье.
Егор отчего-то помрачнелнебось не по вкусу пришлось то, что я завуалированно предлагала, да и что тут ценитьни лица, ни фигуры. В два шага преодолел расстояние между нами и зловеще надо мной навис. Снова схватил небрежно брошенный халат и завернул меня в него, как в ковер, в несколько слоев.
Ты правильно отметила: если бы. На твоем месте я бы забыл о даре.
Развернулся и размашисто направился в комнату.
Что ж, он прав, о даре придется забыть. Как и о плюшках, которые он приносит. Ничего, как-нибудь и без дара справлюсь. Отдохну, а завтра найду Виктора, одна ночь ничего не решит, даже если придется спать в этой берлоге. Кто знает, возможно, в спальне хотя бы соизволили убраться.
В ванной было чистенько. Ремонт, бесспорно, по ней плакал давно, но во всяком случае, плесени я не нашла. Старая плитка кое-где потрескалась, но сияла чистотой, коврик на полу был выстиран, на полочках выстроились рядами бутылочки с дешевыми шампунями, гелями для душа и жидким мылом. М-да Но что есть, то есть. Приспосабливаться я всегда умела неплохо.
Понежиться в теплой ванне было безумно приятно. Я даже на несколько минут забыла, где нахожусь, и что со мной произошло. Со вторым вообще было сложно, и думать пока не хотелось, а первое и не в таких условиях бывала. Давно, правда О том времени я вспоминала с неохотой, и после оставалось странное ощущение полу-вины, полу-брезгливости, от которого хотелось отмыться.
Привести в порядок тело, даже с помощью тупой бритвы и растерзанной мочалки удалось, пусть и с усилиями, а вот волосы явно объявили мне войну. Жесткие, спутанные, они решительно не собирались поддаваться, даже после четверти бутылки бальзама, который я специально оставила на них на полчаса. Парикмахер и нормальные средства для ухода явно плакали по этому подобию прически, и я решила, что первым делом заскочу к стилисту. После того, как найду Виктора, конечно.
Фигурой похвастать неожиданно почившая Алиса тоже не могла. Угловатая, нескладная, с неприлично выпирающими ребрами и нулевым размером грудитут особо не разгуляешься, даже если захочешь. Но хоть не толстуха, и то хлеб. Пышнотелые в наше время не в тренде, а с имеющимся материалом можно работать. Работать я умела, причем, не только над собой.
Когда я вышла из ванной, Егора в коридоре не было. Откуда-то, судя по всему, из кухни, доносился стук посуды. Готовит, что ли? Дикий при деньгах, да еще и умеющий готовитькак же тебе повезло, Яна. Клад такой, а ты и не знала, что такие бывают. Надо бы его в Красную Книгу и под защиту Гринписа, а то вымрет, как мамонты.
Спальню Алисы я определила сразу же. Выбор из двух был очевиденподобная ей мышь могла поселиться только в такой полутемной, пугающей своей теснотой комнатушке. Старая, громоздкая мебель в виде массивного комода и накренившегося вправо шкафа угнетала. Однажды этот шкаф рисковал завалиться, придавив хозяина. Хотя, как знать, может, Алиса таким образом решила покончить с собой, а заодно и со своей малоинтересной рутинной жизнью Кто их, этих суицидников, знает.
В шкафу я нашла много вещей. Много тусклых, застиранных и совершенно безвкусных тряпок, место которым на помойке.
Хлопковое белье. Растянутые свитера. Майки. Несколько пар джинсов. Убогая плиссированная юбка. Мешковатое платье, серое, как и все здесь. Серой мне виделась вся дальнейшая жизнь в этой берлоге.
Отсутствие нормальной одежды угнетало. Как и лицо в зеркале в дверце шкафа. Уродливая сыпь веснушек. Вздернутый нос. Приподнятая верхняя губа, отчего лицо приобретало обиженное выражение. Непослушная копна рыжих волос.
Ничего, и не таких исправляли. Зря я, что ли, пять лет в салоне красоты отпахала! А вещи я первым делом выброшучтоб не раздражали.
Успокоив себя этой мыслью, я отыскала в этом хламе мало-мальски приличные шорты и клетчатую рубашку, которую завязала узлом на животе. Волосы собрала наверх, в некое подобие пучка со спускающимися на грудь прядями. Образ получился сносный. Даже из убожества иногда можно сделать приличную вещь, если знать, как.
Егор действительно готовил. Причем, похоже, готовил он неплохо. Во всяком случае, горелым не воняло, и еда на тарелках выглядела съедобной. Омлет, нарезанные помидоры, щедро присыпанные сыром, апельсиновый сок в высоких прямых стаканах. От аромата кофе рот наполнился слюной. Кофе хотелось, общатьсяне очень. Общаться на голодный желудоквообще плохая идея. Особенно с тем, к кому не испытываешь даже толики симпатии.
Чашки нашлись в левом верхнем ящике, сахарницана низком столике у окна, там же обнаружились и сливки. Кофеварка щедро поделилась густым напитком, и через минуту я уже смотрела в окно, устроившись на широкой табуретке и поджав под себя ноги. Педикюром тоже следует озаботиться, причем чем раньше, тем лучше, но носки скрыли неопрятные ноги, потому я особо не заморачивалась. Чашка кофе со сливками после теплой ванны творят чудесая практически смирилась с что бы там со мной ни произошло, с тем и смирилась.
Дикий поставил на стол тарелку с нарезанным хлебом и уселся на соседний стул.
Ну как, небрежно спросил он, орудуя вилкой, пришла в себя?
В себянет, съязвила я. А в эту, как ее Алису, похоже, пришла. Целиком и надолго. Так ты расскажешь хотя бы вкратце, что случилось?
Алису убили, бесстрастно доложил Егор, запивая омлет соком. Касательно тебяпока не выяснил, но ты явно замешана, так что придется сотрудничать.
Зачем мне с тобой сотрудничать? фыркнула я и отвернулась к окну. Распогодилось. Тучи рассеялись, по небу размеренно плыли пухлые белые облака, а само небо стало пронзительно синим, глубоким. Солнце высушило залитый дождем асфальт, оставив лишь одинокие лужи в углублениях. Уверена, мне помогут и без тебя. Твою Алису я знать не знаю, до нее мне дела нет. А что не уследилтак кто тебе доктор? Тебя не учили беречь своих женщин?
Алиса не была моей женщиной, серьезно сказал он. Под пристальным, сверлящим взглядом стало неуютно. Если может быть еще неуютнее, конечно. Она была моим донором. Ты ведь знаешь, кто такие доноры, Валевская? Однажды у тебя был собственный
Удар ниже пояса, которого я не ждала. Не от него. Ведь я не знаю этого дикого, а он обо мне, похоже, сведения собрал. И о том суде, который мог закончиться для меня плачевно, бесспорно знал. Смотрел выжидающе, пока я соберусь, наконец, с мыслями, и отвечу. Желание язвить куда-то пропало, обсуждать дела давно минувших дней совершенно не тянуло. Я отвернулась и спросила:
Дальше?
Дальшесложнее. Таких доноров, как тебе известно, в мире много. По сути, у нас с ними взаимовыгодный обмен: им некуда девать эмоции, нам они нужны, чтобы выжить. Очень удачное сотрудничество, только вот несколько лет назад в городе погиб парень. Его звали Олегом, и он был свободным донором нескольких стриксов. Ни один из них в итоге не выиграл от его смерти. Можно было свалить на случайностьс кем не бывает, кто-то не рассчитал, взял больше, чем могли без осложнений отдать. Никто не обратил бы внимания, виновного казнили бы, конечноваши этим отлично промышляют, но в остальном жизнь шла бы своим чередом. Только вот через полгода погибла девушка. Светлана Орлова.
В горле мгновенно пересохло, и я отхлебнула из стоящего неподалеку стакана. Аппетит тут же пропал, приготовленный диким омлет казался теперь отравой.
И вот тут начинается самое интересное, вкрадчиво продолжал Егор. Для тебя.
Мою вину не доказали, сдавленно бросила я и решительно посмотрела ему в глаза. Не собираюсь мяться как девочка, когда мне тут дело шьют. Дело, которое, ко всему прочему, давно закрыто!
Я тебя и не обвиняю.
Тогда что это? фыркнула я. Минутка ностальгии?
Через время погибла еще одна. Юлия Бородина. Знаешь, кто был ее стриксом, а заодно и любовником? Виктор Алмазов.
Быть не может! вырвалось у меня. Виктор любит жену.
Любовьтакая штука Непредсказуемая. К тому же, любить можно одну, а трахать другую. Удобно.
В голосе Егора снова прорезалась злость, но на этот раз я не обратила внимания. Пусть подставляется, мне дела нет. А вот информация у него явно неверная. Я знаю Виктора сто лет, он с теплом относится к жене, на руках носит, дурного слова о ней никогда не скажет. Да и не водилось за ним грешка в виде слабости к молоденьким девушкам.
Виктор не из тех, кто
Ты просто идеализируешь его, перебил Егор. Но это лечится. Обычно правдой.
Даже если все было так, как ты говоришь, это не доказывает, что Виктор убил эту Юлию, или как ее там?
Не доказывает, кивнул Егор. Сложно что-то доказать или опровергнуть, когда тела нет. Нет тела, нет улики, а без улик и суд не нужен.
Откуда ты тогда знаешь, что она умерла? Может, уехала, сбежала, переклинило ее, надоело делиться. Да мало ли вообще, что могло произойти.
Ее нашли. Полгода спустя, в сгоревшем доме в небольшом селе. Случайно. Соседские дети захотели экстрима, получили. Груду костей и ночные кошмары в придачу.
Если она погибла в пожаре, причем тут Виктор? не унималась я.
Яна Дикий закатил глаза и потер ладонями лицо, делая вид, что устал от моих наивных предположений. Я и сама чувствовала, что прозвучало фальшиво, но поверить в причастность Виктора не получалось. Никак. Он всегда ратовал за законы, судил строго, но справедливо. А чтобы сам хладнокровно Не верю!
Сначала я подумал, что это ты, продолжил он бесстрастно. Но твоя реакция на произошедшее весьма красноречива. Такое не сыграешь. Потому я вернулся к варианту номер два.
Хорошо. Я тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок. Допустим мысль, что Виктор причастен к смерти этой девушки. Каков мотив? Зачем это ему? Зачем убивать собственного донора? Разочаровалась она в нем, нашел бы другую. С его обаянием и связями это раз плюнуть. Зачем убивать?
Хороший вопрос, серьезно ответил Егор. Правильный. За несколько лет погибло уже больше двадцати человек, а мотив так и не прояснился. У меня нет доступа в ваш клуб по интересам, а у тебя есть, так что все логично.
Понятно, хочешь меня использовать. Только вот я так и не поняла, какая мне от этого выгода.
Остаться в живых, сказал он спокойно.
Спорно, что с тобой я добьюсь больших успехов, чем рядом со своими. Доводы у тебя, слабо говоря, неубедительные, в плане эмпатииполный провал, с дружелюбностью большие проблемы. В общем, дипломат из тебя такой себе.
Тем не менее, я единственный, кто знает почти все об Алисе. Насколько мне известно, ее воспоминаний тебе не отсыпали, будешь смотреться слегка странно в ее обычном окружении. Или думаешь, твой драгоценный Алмазов позаботится? Даже если так, у Алисы есть родные и друзья. Начнут искать, названивать и однажды найдут. Как думаешь, им понравится твоя резкая амнезия? По врачам затягают, попробуют гипноз, а там и до дурки недалекопосле твоих-то эзотерических бредней. Не глупи, Валевская, будь паинькой, и я помогу.
Шантажист хренов! Тоже мне, проблему нашел. И не из таких жоп выпутывалась, нужно только время на раздумья и холодная голова. Только он ведь все равно не перестанет копать под нашихпо глазам видно, настроен серьезно. Возможно, если буду рядом с ним и притворюсь, что помогаю, смогу предупредить Виктора. Да и сама на плаву останусьчего-чего, а бесед с мозгоправом мне сейчас точно не нужно.
Неплохой аргумент, выдавила я из себя как можно дружелюбнее. Я подумаю.
Егор посмотрел на меня как-то странно, покачал головой и выдал:
Ох и змея ты, Валевская.
Окатило холодом, затем жаром, на плечи навалилась безумная тяжесть, в глазах потемнело. А потом мира не стало. Совсем.
Что?! Я же ничего не сделала!
Чертовы дикие!
Глава 2
А как же ты можешь разговаривать, если у тебя нет мозгов? спросила Дороти.
Не знаю, ответило Чучело, но те, у кого нет мозгов, очень любят разговаривать.
Я спала и знала, что сплю. Странное ощущение, необычное.
Я никогда не практиковала осознанные сновидения. Знаю, другие пробовали. Это же такое поле для экспериментовпроникать в чужие сны. Столько неконтролируемых эмоций, нескольких минут хватит, чтобы насытиться на полгода. Но был риск не вернуться. Всегда есть риск запутаться, заблудиться в лабиринтах чужого сознания. Никогда больше не выйти и до конца своих дней остаться овощем.
Неоправданный риск. Сны непредсказуемы. А эмоции можно найти и наяву, главноеуметь искать. Или вызывать. Этим искусством я овладела в совершенстве. И не лезла туда, где опасно.
И воткак-то само получилось.
Во сне я танцевала.
Вообще я не умелаумела другая, почти стертая из воспоминаний, прозрачный, как призрак, образ. Светлые волосы, рыжие ресницы, родинка справа под нижней губой. Ярко-синие глаза. Была ли та она вообще? Была, кажется. И танцевать училась с детствасклонять голову в поклоне, тянуть лоб к колену, выгибать спину. Перекат. Поддержка партнера. Новое па.
Я всегда восхищалась природной гибкостью и огромным усердием, с которым она тренировалась. Высокий, гладкий лоб покрывался испариной, а кончики пальцев слегка подрагивали, когда она вытягивала руку.
Я никогда так не умелаувлекаться чем-то настолько, что мир исчезал, и рождалась новая реальность. Но во сне почему-то танцевала, рисуя движениями картинку. Здесь не было пределов для фантазии. Струился ярко-зеленый шелк, мерцали бриллиантовые шпильки в свете софитов, и, казалось, крылья вырастали за спиной, когда я отрывалась от натертого воском паркета. Зеркальная «я» вторила моим движениям.
Во сне можно многое. Вернуть давно утраченное. Постичь непостижимое. Освободиться.
Танец дарил легкость. И покой, которого так давно хотелось душе. Казалось, прощение прозрачным газом растворилось в воздухе, вдыхалось, выдыхалось, впитывалось в кожу, и я освобождалась от груза, долгие годы лежащего на плечах.
Я кружилась, и монетка кружилась тоже. Затертая, с легким зеленоватым налетом старины и тройной спиралью на обороте. Того, кто крутил ее, я не видела. Его скрывала тьма. Сон создает тайны, а мотивы остаются нераскрытыми.
Я растворилась в музыке. Ступни скользили, отрывались от пола и снова касались его, лаская. Быстрее. Еще Сливаясь с воздухом, я становилась прозрачной. И исчезала, как исчезает монета в руках у фокусника. Он сидел рядомбезликий, серый, одетый в темную толстовку с капюшономне разглядеть лица. Но я почему-то чувствовала, как он улыбается. Танец этотдля него, как и сам сон. Музыка, движения, даже мое платьевсе придумано им. И чем быстрее крутится монетка, тем яростнее танцую я
Испуг пришел слишком поздно. Я дернулась в сторону, незнакомый сценарист отшатнулся, монета сверкнула и исчезла, а моя рука схватила воздух.
Пробуждение было болезненным. Раскалывалась голова, шумело в ушах, во рту поселился кисловато-гнилостный привкус, навевающий единственную логичную мысльо зубной щетке.
Черт бы побрал этого дикого! Подло использовать свои способности, особенно когда я не могу ответить тем же. Я послала в сторону Егора сто тысяч немых проклятий и кое-как села на кровати. Штормило. Перед глазами плыли багровые пятна, пространство рассыпалось на миллионы мелких деталей, которые никак не хотели складываться в общую картинку. Доползти бы до умывальника
Встать получилось, до двери я добрела, пошатываясь. Пару шагов по коридору, щелчок выключателя. Кран заворчал, плюнул в раковину ржавой жижей и с утихающим шипением замолчал.