Варвара МадошиГен подчинения
Глава 1. Ворона, верни ворованное1
Когда шеф рассказал мне о нашем новом деле, я даже не удивилась.
Знаете, Василий Васильевич, сказала я, когда вы взяли меня вашей помощницей, я рассчитывала расследовать убийства! (легкое лукавство: с убийствами к шефу обращаются редко.) А не кражу драгоценностей воронами!
Василий Васильевич посмотрел на меня неправдоподобно голубыми глазами с вертикальным зрачком и совершенно по-человечески вздохнул.
Погодите, Анна, сообщил он. Если я что-нибудь понимаю в колбасных обрезках, дело серьезнее, чем вам кажется. Может быть, даже с политическим подтекстом.
Шеф очень хорошо понимал в колбасных обрезках. Он написал о них книгу. Точнее, надиктовал.
Что мне пока делать? грустно спросила я. Опросить свидетелей?
Про себя я прикидывала: улица, на которой живет потерпевшая, не ближний свет. Денег на такси шеф, конечно, не даст, придется добираться на трамвае, а потом, наверное, брать извозчика
Смотреть и учиться, сказал шеф и спрыгнул со стопки городских уложений о порядке и законности.
Я работала у Василия Васильевича уже вторую неделю, но знала его гораздо дольше. И мне было известно, что возлежать на стопке чего-нибудьего любимое занятие. Второе после поучений.
Он направился к выходу, покачивая хвостом. Перед дверью обернулся ко мне, смерил тяжелым взглядом, и я подумала: «Ну вот сейчас!»
Но шеф не мяукнул, вновь меня разочаровав. Вместо этого он сказал:
Ну что же вы? Берите шляпку, берите кошелку и плащ не забудьте, на улице прохладно.
А кошелку зачем? спросила я.
А что я, по-вашему, должен морозить лапы?
Да, в самом деле. Что это я.
Клетчатая кошелка выглядела очень добротно и старомодно, наверное, еще в день покупкилет этак двадцать назад. За годы верной службы сумка успела слегка поистрепаться по углам, но не собиралась сдаваться еще лет десять. Весила она, наверное, тонну.
Я только вздохнула, послушно сняла кошелку с секретера, поставила на пол и распахнула ее широкий зев. Василий Васильевич запрыгнул внутрь и принялся, урча, устраиваться. Пока он это делал, я успела дважды поправить шляпку и закрепить ее по-другому, трижды перевязать шарфик и даже протереть зеркало, перед которым я это делала.
Ну что же вы, Анна! укоризненно произнес Василий Васильевич. Нехорошо заставлять клиентку ждать!
Подхватив кошелку с тяжеленным шефом под мышку, я подумала: ну, нет худа без добра. Должно быть, для себя самого он все-таки такси возьмет.
* * *
Ничуть не бывало. По дороге до дома потерпевшейон в Аметистовом конце, а наша с шефом квартирав Рубиновом, то есть совсем в другой части городатакси проносились у нас над головами, воя двигателями. Я старалась не вздыхать при этом звуке, потому что сумка с каждой секундой становилась все тяжелее.
Мы и правда сначала ехали на трамвае, но шеф велел мне взять билет всего на три станции. Мы сошли гораздо раньше, перед высоким подъемом в гору. Как раз за ним Рубиновый конец кончался и начинался Опаловый, за ним Аметистовый, затем Дельта и Морской. Ну еще между Опаловым и Аметистовым вклинивается кусочек Оловянного конца, но совсем узкий. Сам Оловянный конец огромен, не меньше трети всей нашей территории, и присосался к городу сбоку, как клещ.
Стоял морозный мартовский день, на проводах, шпилях домов и чугунных балюстрадах балконов лежал иней, но небо было чистым, высоким и удивительно голубым, какое случается только осенью и ранней весной.
Вам нужно куда-нибудь зайти? спросила я.
Не совсем, ответил шеф. Позвольте вам кое-что показать.
Он велел мне пройти вниз по улице (ну, не вверх, уже хорошо!) и спуститься в полуподвальное помещение, где, судя по вывеске, торговали сувенирами.
Внутри оказалось тихо, тепло и жутковато. Сувенирымеханические животные, в основном, вороны, кошки и енотыразмеренно тикали и покачивали головами. Продавца я не заметила.
Василич! вдруг воскликнул кто-то. До чего приятно тебя видеть!
Я ойкнула и чуть было не выронила сумку с шефом: один из механических экспонатов, большой черный грач, вдруг ожил и запрыгнул на стойку. Многие бы сказали «ворон», но я все-таки закончила Школу сыщиков имени Энгелиуса.
У грача были голубые, как и у шефа, глаза. Я знала, что такие у всех генмодифицированных граждан животного происхождения, и постаралась справиться с собой. Мне ли перед ними теряться? Конечно, я мало общалась с генмодами, если не считать шефа, но занятия по слежке у нас вела самая настоящая ищейка, мадам Эрдель.
И я рад тебя видеть, Аврелий, сказал шеф. Это моя помощница, Анна Владимировна.
Рад, премного рад! воскликнул грач. Что, хочешь показать ей секреты мастерства?
Только некоторые, дорогой мой, усмехнулся шеф в усы. Проездную плату запиши на мой счет.
Ну конечно, дружище, ну конечно! А вы, барышня, открывайте створку, тут дверца есть и потрудитесь за собой закрыть, ко мне работник только утром и вечером приходит, нечего ей открытой болтаться
Я послушно открыла и закрыла за собой маленькую дверцу в стойке, и шеф лапой указал мне на еще одну дверьявно в подсобку. В подсобке, ничем не примечательной комнате с кухонным уголком, столом и диваном, мы по инструкции шефа полезли в шкаф. Там вместо теплых пальто или сюртуков оказался пролом в каменной стене. Похоже, он вел прямо вглубь холма.
От прохода начинался коридор, по которому я могла идти, только пригнувшись. К счастью, он был не очень узким, мне не пришлось даже особенно подбирать юбки. Они у меня короткие, открывающие лодыжки, но довольно пышные: холодно же!
Света здесь тоже хватало: через равные промежутки горели лампочки.
Коридор тянулся довольно долго, я успела даже задуматься, не наградит ли он меня постоянной сутулостью. К счастью, он окончился помещением размером с главную залу в квартире семейства среднего достатка: три пары в вальсе разойдутся с трудом.
Посреди помещения в полу было отверстие, как будто лестница вниз. Над ним аркой изгибалась металлическая конструкция.
Это пневмотруба, сказал шеф. Они тянутся под всем городом. Вы, конечно, довольно высокого роста для женщины, но некоторые псы покрупнее будут. Подойдите же.
Подойдя, я увидела, что от дыры в полу тянется вниз металлический желоб, теряясь в темноте. А в арочной конструкции была закреплена капсула с ремнями безопасности внутри. Ее верхняя стеклянная крышка была откинута. Чем-то она напоминала аттракционы на выставке новейших достижений науки и техники. Я тут же вспомнила, что читала о проекте пневмотруб, давно, роясь в подборке старых журналов в кабинете шефа. Только я понятия не имела, что его воплотили в жизнь. Наверное, в люльку полагалось ложиться, и тебя пускали по трубе ой нет!
Нет, Василий Васильевич! воскликнула я. И не просите! Давайте лучше на перекладных! Или или такси за мой счет!
Тут я погорячилась: такси через весь город посадило бы меня на кефирную диету дня на три. Но все лучше, чем лезть в эту преисподнюю!
Василий Васильевич вздохнул.
Анна, вы не понимаете. Дело крайне щепетильное. Нельзя, чтобы видели, что я за него взялся. Я в этом городе персона известная. Если заметят мой интерес, нам будет стократно труднее разыскать преступника. А в открытом со всех сторон такси на нас обратят внимание, поверьте мне. Да и общественный транспорт немногим лучше. К тому же, это дело не последнее, вам надо привыкнуть перемещаться скрытно.
Чем же так важно это дело?! воскликнула я. Ворона украла у дамы брошку, вот и все! Такое происходит сплошь и рядом!
Не у простой дамы, непростую брошку и непростая ворона, покачал головой шеф. Я понимаю, откуда у вас такие превратные представления, в газетах всего не пишут Но мадам Горбановскаязоловка депутата Городского собрания мадам Соляченковой. А в Городском собрании сейчас слушается законопроект об ужесточении контроля за генмодами, вплоть до ошейников. Вы понимаете?
Ой, сказала я. То есть ворона была генмодом?
Как заявляет мадам Горбановскаяда. В газеты эта информация пока не попала: главный редактор «Вестей» сочувствует генмодам, а редактор «Ведомостей» подчинился давлению начальника полиции, который не хочет новой волны жестокости против ворон. Их ведь подозревают в первую очередь, объяснил шеф. Если украли что-то блестящеевороны, съедобноесобаки, шуршащеекоты Сами знаете.
Я закусила губы.
Неужели вы не готовы переступить через свой страх ради борьбы с предрассудками и помощи несправедливо подозреваемым? грустно спросил Василий Васильевич. Или мне сразу вас уволить?
Ответ, конечно, мог быть только один.
Надеюсь, от меня хоть что-нибудь уцелеет, чтобы бороться за добро и справедливость, пробурчала я, устраиваясь в капсуле и прижимая шефа к себе обеими руками.
Нет худа без добра: он очень мягкий и пушистый.
* * *
Раньше я думала, что смотреть на трупы в анатомическом театре страшно. Нет, трупыэто просто противно. Страшно, когда металлическая капсула медленно отъезжает от платформы, а потом резко проваливается вниз, и вокруг тебя скользят черные металлические стены, а ты совсем-совсем ничего не видишь, и весь мир превращается в жуткое-прежуткое ощущение падения!
Мне совсем не стыдно признать, что я вопила так, что мой собственный визг оставался позади меня еще долго, витая в изгибах пневмосистемы. Наверное, он и сейчас там живет, как маленькое недружелюбное привидение.
Когда капсула остановилась, мне даже страшно было разжать рукиа вдруг я задушила шефа?
Но шеф оказался в порядке: этот котяра нас всех переживет.
Он легко соскочил с моей груди на пол приемной станции и начал сердито вылизываться.
Анна, надеюсь, в следующий раз вы обойдетесь без такой экзальтации, сказал он укоризненно.
Ничего не обещаю, ответила я.
Когда я вылезла из капсулы, мне пришлось переколоть шляпную булавку и оправить пальто. Затем я подобрала с пола упавшую кошелку и предложила шефу запрыгивать.
Нет надобности, сказал он. Снимите пальто и положите в нее. Мы уже в Аметистовом конце.
В Аметистовом конце! Надо же, как быстро.
Внутренне дрожа от избытка чувств и с трудом шевеля негнущимся пальцами, я свернула пальто и засунула его в сумку. Боюсь, при этом я обошлась с неплохим сукном не самым бережным образом. После встряски пневмотранспортом все это казалось сущими пустяками.
Вслед за шефом я прошла еще одним узким каменным коридором и оказалась в другой лавке, на сей раз продающей детские цепочки, поводки и комбинезоны для собак. Все здесь пропитывал застоявшийся запах вареной гречки с печенкой, от которого мне стало немного дурно. Хозяйка лавки, черная поджарая сука шласбургского дога, молчаливо, но довольно любезно раскланялась с шефом.
Не то чтобы стереотипы не правы: кошки и собаки действительно недолюбливают друг друга. То же можно сказать и о кошках и птицах. И тем не менее, ни разу еще я не видела, чтобы это помешало деловым операциям.
Выйдя из магазинчика, мы оказались в духоте яркого тропического дня.
Солнце, проходящее через ажурный купол над нами, грело, словно под увеличительным стеклом. Тонко и немного искусственно пахло тропическими цветамиво всяком случае, мне этот запах всегда кажется искусственными апельсинами на разной стадии гниения. В Аметистовом конце очень любят апельсиновые деревья: они растут здесь вдоль улиц. Сейчас некоторые цвели, другие плодоносили, а под ногами попадались раздавленные фрукты. То и дело резко вскрикивали попугаи, чьи зеленые хвосты иногда мелькали среди пальм и апельсиновых ветвей.
Толпа забивала улицы: в холодное время года в Аметистовом конце не протолкнуться. С других концов города сюда приезжают на прогулку. Вот летом тут тихо: в самую жару часть купола раздвигают, но даже и тогда оставшиеся конструкции мешают свободному ходу воздуха, и духота тут такая, что не вздохнуть.
Нам нужно было пройти всего две улицы, но за это время мне дважды наступили на подол, один раз обругали, и один раз я чуть не поскользнулась на гнилом апельсине, а вспотела так, что меня можно было выжимать. А Василию Васильевичу все было нипочем: он шествовал рядом со мною, распушив хвост, щурил глаза и явно наслаждался теплом.
Наконец мы оказались у особняка мадам Горбановской. То было низкое приземистое здание типичной для Аметистового конца архитектуры, с открытыми галереями и квадратным двором в середине. Пройдя под арку во двор, мы увидели, что туда выходят не одна, а несколько дверей. Очевидно, особняк был поделен на несколько квартир, одну из которых занимала сама мадам, другие сдавались. Как вкратце объяснил мне шеф, не из необходимости, а из бережливости: в юности мадам Горбановская сделала состояние на морской торговле и могла бы жить безбедно в особняке даже побольше этого. Но при всем при том отличалась изрядной скупостью.
Я постучала в квартиру номер один.
Мне открыл слуга, который был бы невероятно чопорным, если бы не повязка на глазу и деревянная нога. Он посмотрел на меня так, что я сразу вспомнила одновременно о том, что сама подшиваю себе юбки, а еще о том, что в Школе сыщиков у меня была четверка с минусом по рукопашному бою. Это уже просто нечестно! Напыщенные дворецкие могут заставить тебя сомневаться в себе по одному пункту, но по двум сразу
Частный сыщик Василий Мурчалов, сообщил шеф, немигающе глядя на слугу. Обо мне было доложено.
Разумеется, ваше-с, кивнул слуга. И кинул на меня пронзительно-вопросительный взгляд.
Барышня со мной, бросил шеф, проходя мимо ног слуги в коридор.
Слуга не двинулся с места.
На секунду у меня возникла дикая мысль, будто он ждет, что я сейчас опущусь на колени и попробую проползти вслед за шефом. Но, к счастью, слуга отступил, стуча деревяшкой по паркету.
Убранство квартиры сразу напоминало о морском прошлом мадам Горбановской.
На стене, прямо поверх модного сейчас шамаханского ковра, висел огромный деревянный штурвал с довольно зловещими зазубринами на рукоятях и колесе. Почему-то создавалось ощущение, что их нанесли саблей. Саблиштук десять, самого разного размера и степени изукрашенностиукрашали противоположную стену. Многочисленные тахты были забросаны расшитыми подушками в восточном стиле, а на низком столике посреди комнаты стоял высокий кальян невиданной красотытакому место, наверное, в музее.
Сам столик с изогнутыми золочеными ножками и стеклянным верхом тоже производил впечатление произведения искусства.
Мадам Горбановская не заставила себя долго ждать. Она вошлаа точнее, вплылав гостиную.
Мадам, очевидно, собиралась уходить или только что пришла, потому что одета была по-уличному, хоть и слегка старомодно: в платье с турнюром и тюрбан. Золотистый шелк тюрбана придерживала огромная брошь с изображением якоря и черепа, полную белую шею мадам Горбановской обвивали янтарные бусы, а на груди лежала массивная золотая цепь с подвеской в виде усеянного бриллиантами кораблика. Еще по две броши скрепляли банты, украшавшие объемные рукава. Эти были помельче и так блестели, что я не разглядела, что на них изображалось. Пальцы мадам усеивали перстни и кольца, иногда по два-три на одном пальце. Кроме того, каждое ее запястье украшало несколько браслетов.
Сверкало и само платье, бежево-желтое, расшитое черными розами, под стать тюрбану.
Мне подумалось, что удивительно, как это вороны не унесли ее целиком. Правда, им пришлось бы скооперироваться несколькими стаями.
А, вот и вы, Мурчалов, произнесла мадам трубным низким голосом, скривив полные губы (верхняя губа была рассечена старым белесым шрамом). Неужели вы взялись за это дело? Вы, с вашей-то репутацией! Оно не стоит выеденного яйца!
Ну что вы, уважаемая Ирина Ахмедовна, шеф, не церемонясь, вспрыгнул на стол и потерся спиной о роскошный кальян. Яичную скорлупу частенько недооценивают, а она бывает и полезной, и даже вкусной.
Да тут и расследовать нечего! мадам Горбановская тяжело опустилась на диван. Дело ясное!
Тем не менее, меня наняли расследовать это дело, и я собираюсь сполна отработать свой гонорар, шеф слегка распушился.
Мадам Горбановская усмехнулась.
Ну, уж вы-то, в отличие от прочих этих ваших всегда умели держать свое слово. Похвальное качество, никто не держит слово, и что теперь делать после этого несусветного запрета дуэлей? она вздохнула. Как призвать к ответу?.. Ну да ладно. Вы, полагаю, хотите услышать все, что произошло, из моих уст?
Был бы весьма признателен.
Мне показалось, что шеф дернул хвостом на упоминании «этих ваших», но я не была уверена.