К тому же для студента он слишком молодпо крайней мере для такого, чтобы уже проходил практику. На мой взгляд, ему полагалось только-только заканчивать предпоследний класс гимназии.
А без полного гимназического образования ни в один из наших университетов не поступишьразве что ты вундеркинд и способен сдать на школьный аттестат, не завершая обучение.
Все эти соображения мигом промелькнули у меня в голове, но осесть не успели: Волков грохнул перетянутую ремнем стопку книг и тетрадей, которые тащил в руках, на ближайшую парту, а сам поспешил к доске.
Одет он был поаккуратнее, чем я помнила: в более-менее чистый костюм, только слишком большой и залатанный на локтяхявно из лавки старьевщика. А вот кепка у него на голове была та же самая. При этом держался он с большим апломбом, как будто не сомневался, что Виктор Никитич только его ждал у доски.
Похоже, так оно и былоруководитель кружка немедленно отдал ему мел и даже похлопал по плечу: показывай, мол.
Волков посмотрел на сидящих в классеи мы с ним встретились глазами.
Признаться, я не думала, что он меня вспомнит. С чего бы? Я его запомнила, потому что у меня отличная память на лица, и потому что парень показался мне интересным типажом. Но сама я ничего особенного из себя не представляю, обычно взгляды людей на мне не останавливаются.
Но взгляд Волкова остановился. Он замер на секунду, зачем-то сглотнулмне показалось, что юноша нервничает. Я подняла руку, чтобы помахать ему, но он тут же отвернулся к доске и в самом деле начал показывать, как будто и не было этой встречи взглядами.
Надо же. Почему это он? Настолько не знает правил вежливости?
Значит, обозначим за икс начал он по-подростковому глуховатым, но уверенным голосом.
Я попыталась следить за его объяснениями, и, в отличие от Марины, у меня еле-еле получалось! Способ, который предложил Волков, был никак не проще Марининого графика, но, пожалуй, гораздо изящнее. Он лихо решал систему из трех уравнений, применяя к алгебре и логические построения. В самом деле вундеркинд!
Я поймала себя на желании его нарисовать, не меньшем, чем Марину раньше. Меня внезапно очаровало это сочетание неказистой внешностиразглядывая его, я поняла, что он не снимает кепку из-за чуть оттопыренных ушей, острого ума и сильнейших эмоций. Три раза я с ним сталкивалась, и три раза этот юноша то огрызался на меня, то нападал, то, вот как сейчас, холодно игнорировал. Что-то говорило мне, что дело не в недостатке вежливостипросто Волков как будто весь состоял из кипящих чувств и торчащих наружу острых углов, которые он не считал нужным скрывать. Подросток! Но очень интересный подросток, что ни говори.
Мне вдруг стало отчаянно любопытно, откуда он такой взялся, чем он живет, где, в самом деле, учится. Сколько ему лет, наконец. Лицом выглядит на шестнадцать, но росту высокого. Может быть, и больше.
Любопытствохорошее качество для сыщиков, как говорит шеф. Правда, нужно ограничивать его, если тебе за него не платят. Я тут же подумала, что было бы здорово, если бы мне кто-то заплатил за проявление любопытства касательно Волкова.
Видимо, я накликала, потому что тяжелая подвальная дверь снова распахнулась, и в помещение воскресной школы вошли мои старые знакомыеинспектор Жанара Салтымбаева в полной полицейской форме и старший инспектор Дмитрий Пастухов, генпес, с полицейской бляхой на шее.
Волков мгновенно заметил ихя увидела, как напряглись мышцы на его шее. Но он продолжил писать на доске, объясняя преобразование, хотя в зале воцарилась мертвящая тишина: никто, конечно, не слушал его, все только глазели на полицейских. Так он объяснял до тех пор, пока Салтымбаева не подошла к нему вплотную.
Волков, Эльдар Архипович? спросила инспектор.
Парень выпрямился и повернулся к ней.
Я, сказал он коротко.
Что странно, у него на лице я не заметила враждебности. Только какое-то отрешенно-загнанное выражение.
Пройдемте в отделение, пожалуйста, вежливо произнесла Салтымбаева. У полиции есть к вам несколько вопросов.
Я предпочту не ходить, сказал Волков тем же неожиданно ровным, неагрессивным тоном.
А я предпочту, чтобы вы пошли, Салтымбаева наклонилась к нему и очень тихо прошептала несколько слов.
Волков побледнел и проследовал за ней без дальнейших возражений. Пастухов тем временем окинул нас всех взглядом и добродушно произнес:
Прошу прощения за то, что нарушили ваше собрание. Продолжайте, пожалуйста.
И был таковвместе с Волковым и Салтымбаевым.
Аллах милосердный, прошептала Марина, сидевшая рядом со мной. Аня, ты понимаешь, что происходит?
Я покачала головой, потому что совершенно не понимала. Хотя слух у меня очень хороший, и я прекрасно слышала, что Салтымбаева сказала Эльдару. А сказала она следующее: «Или вы хотите, чтобы я при всех этих людях арестовала вас по подозрению в убийстве Стряпухина?»
И почему фамилия Стряпухин кажется мне смутно знакомой?
* * *
Когда я начала работать на шефа по-настоящему, а не просто помогать ему по мелочи, как раньше, я мечтала, как мы с ним будем расследовать убийство или что-нибудь такое же серьезное.
Конечно, я уже знала, что только в книгах частные сыщики занимаются убийствами наравне с полицией: даже в Школе сыщиков нам неоднократно говорили, что, хотя изучать любое преступление и собирать улики имеют право абсолютно все, для этого даже лицензия сыщика не нужна, интересы полиции всегда имеют приоритет. Если расспросы сыщика начнут мешать полиции или он будет просто путаться под ногами, ему могут выписать штраф, отобрать лицензию или даже посадить в тюрьму.
Поэтому для расследования уголовных преступлений к услугам сыщиков прибегают редко. Самое большеекого-то из нашей братии может нанять адвокат, чтобы собрать доказательства для суда или опровергнуть улики другой стороны.
Но еще я с детства знала, что Василий Васильевич в городе на особом положении. Во-первых, он дружил с полициейне только с Пастуховым, но и с другими инспекторами, и они порой приглашали его проанализировать свидетельства или высказать свое мнение о месте преступления (это, конечно, не настоящее расследование, но оплачивались такие экспертные консультации неплохо, и мне всегда хотелось на таком побывать). Во-вторых, то, как шеф раскрывал даже самые сложные дела, вошло в легенду. Даже на моей памяти к нему дважды обращались люди, обвиняемые в преступлении (один раз в расхищении государственных средств, другойв тяжком избиении), чтобы он нашел истинного виновного.
Кстати, в одном из этих случаев (расхищение) шеф-таки определил виновность клиента. На что она рассчитывала, эта приказчица?..
Но с начала моей официальной работы у шефа ни одного подобного случая не было. В общем-то, ничего удивительного: даже в таком большом городе, как Необходимск, тяжелые преступления с неясным виновным происходят не так часто, как кажется почтеннейшей публике после чтения криминальной хроники. В большинстве случаев преступник либо сознается сам, либо очевиден настолько, что с его поимкой справился бы даже гимназист.
Поэтому можно понять, как я была выбита из колеи, шагая домой после кружка!
(Разумеется, после ухода полиции занятие не продолжилосьвместо этого завязалось такое живое обсуждение случившегося, что из самой церкви спустился причетник и вежливо попросил нас разойтись.)
Мне было еще тяжелее, потому что я знала больше других. Убийство! И полиция настолько уверена в виновности Эльдара, что даже арестовала его! А ведь разрешение на арест просто так не выдают.
В таком сумеречном состоянии ума я и вернулась домойи застала у шефа в кабинете Пастухова, Салтымбаеву и незнакомого мне пожилого лысого господина в пенсне и полицейской форме.
Анна Владимировна! проговорил шеф с довольным видом, едва только я вошла в его кабинет. Вас-то мы и ждем! Вы, оказывается, не просто уже знакомы с подозреваемым по нашему новому делу, но даже и присутствовали при его аресте!
По нашему новому делу? я оглядела всех присутствующих. Здравствуйте, господа.
Прошу прощения, где мои манеры, спохватился шеф. Сергей Игнатьевич, это Анна, моя ассистентка. Анна, это Сергей Игнатьевич Копылов, глава отдела судебной экспертизы городского управления правопорядка.
Честь имею, старомодно поклонился мне лысый Копылов. Василий Васильевич, раз все в сборе, так надобно спешить. Моя команда осматривает место преступления, но мне не хотелось бы задерживать руководство завода дольше, чем это необходимо.
Так что мы поспешили.
Глава 10. Иго инженера2
Я до дрожи не люблю Оловянный конец. Скорее всего, у меня есть для этого веские причины: именно там меня в свое время подобрал шеф. Но, поскольку я почти ничего не помню из жизни на улице и вообще из того, что происходило со мной лет до десяти, я, конечно же, не помню и того, чем Оловянный конец мне так насолил.
Кроме того, здесь и правда очень грязно: и от заводского дыма, и от того, что ни брусчатки, ни асфальта на дорогах здесь не дождешься. Грузы между заводами перевозят по рельсам, несколько самых широких магистралей вымощены, а обычные дорожки, по которым ходят простые люди, натоптаны в земле. Стоит пойти дождику или выпасть мокрому снегу, все это превращается в непролазную грязь.
Рабочие живут в бревенчатых домиках в два-три этажа, каждый из которых делят между собой несколько семей, и большинство этих домиков попросту разваливаются. Все жилые постройки лепятся у подножия гигантских башен заводских комплексов. Пару десятков лет назад сюда хотя бы провели водопровод и канализацию, а то история Оловянной слободыОловянным концом его прозвали позже, когда эта территория официально стала частью городапестрит упоминаниями о многочисленных эпидемиях и пожарах.
Поэтому я от души надеялась, что мы возьмем аэротакси, хотя наша компания и была слишком велика, чтобы уместиться в одно (аэротакси берет не больше двоих пассажиров, а если пассажир особенно дороден и сам шофер не худышка, то могут и одному отказать).
Однако мы поехали даже не на извозчикена полицейской парной упряжке, и я приготовилась делать каменное лицо и не реагировать, если за нами побежит толпа уличных попрошаек.
Однако, к моему удивлению, ни попрошаек, не уличных нищих, которые, насколько я помнила, в Оловянном конце кишмя кишели, нам не встретилось. Да, деревянные домики, мимо которых мы проезжали, по большей части дышали на ладан, но никакой непролазной грязинаоборот, везде вдоль заборов росли и лопухи, и крапива, и малина, и рябины с липами. Почти как в деревне. Кое-где кудахтали курыдолжно быть, некоторые семьи держали их ради восполнения своего дохода. А еще копыта лошадей чаще стучали по асфальту, чем по утоптанной земле. Видно, Оловянный конец тоже начали мостить!
Кроме того, по дороге порой встречались двух и трехэтажные дома из бетонных плит на железном каркасея про них только читала, но своими глазами еще не видела. Заметив мое любопытство, Василий Васильевич пояснил:
Субсидированное жилье. Город снижает налоги тем предпринимателям, которые строят дома для своих работников.
Я с умным видом покивала.
Наши попутчики в экипаже все больше молчали. Пастухов вообще заснул, улегшись прямо на пол: очевидно, в отличие от многих генмодов, у него не было предубеждений против традиционно животного поведения. А может быть, он просто настолько вымотался на своей работе, что ему было уже совсем все равно.
Наконец мы приблизились к одной из семи башенк башне номер два; большая двойка, выложенная отполированным металлом, сияла на солнце над нашими головами.
При взгляде снизу это строение поражало воображение. Его металлический каркас, по каким-то соображениям размещенный снаружи здания, уходил прямо в зениткрыши увидеть было нельзя даже на порядочном от нее расстоянии. Если задрать голову, виднелись черные точки аэротакси, сновавшие вокруг на разных уровнях. Я вдруг сообразила, что это та самая башня, в которой находилась достопамятная кофейня.
Надеюсь, тело убитого лежит не в ней?
Нет, оказалось, что не там.
Убитый, Иннокентий Павлович Стряпухин, был главным инженером и по совместительству владельцем небольшого предприятия по сборке пишущих машинок, которое снимало помещения в башнедва производственных цеха и административные кабинеты. Меня поразило то, что эти довольно просторные площади делили этаж с заводиком по производству каркасов для газовых ламп.
Семь Башен были когда-то построены богатейшими людьми города и муниципалитетом вскладчину, на репарации, выплаченные после Большой войны. Строительство тянулось двадцать лет. Внутри Башен размещались не какие-то большие заводыскорее, множество маленьких заводиков, производящих все что угодно, от алюминиевых вилок до шляпок.
Все это могло сосуществовать благодаря сверхсовременной системе вентиляции и электрификации: каждое помещение башни представляло собой универсальный каркас для любого производственного цеха, оставалось только завезти и подключить нужное оборудование.
Все это было мне известнонельзя работать в Необходимске, а тем более под началом моего шефа, и не знать таких вещей! Но я никогда особенно не осмысляла это свое знание. Оловянный конец меня интересовал мало.
Теперь же, оказавшись внутри одной из Башен, я поразилась тому, как на самом деле удобно тут все устроено. Вентиляция и впрямь работала прекрасно: в коридорах постоянно витали легкие запахи сварки и еще чего-то, непонятного, химического, но было прохладновполне можно жить! Правда, в жаркие дни здесь, скорее всего, не так радостно.
Кроме того, мне стало понятно, зачем каркас здания вынесен наружу: на нем размещались запасные ходы и выходы. Архитекторы Башни постарались устроить все так, чтобы, если в одном из цехов произойдет авария, башня не оказалась бы ловушкой для всех, кто в ней находится.
Благодаря лифтам мы добрались до помещения завода печатных машинок на четырнадцатом этаже всего за несколько минут.
Два сборочных цеха пустовали. Лежащие на столах наполовину собранные печатные машинки напомнили мне челюсти странных доисторических животныхв нашем палеонтологическом музее есть такая выставка.
Административные помещения нависали над цехом: высокие потолки позволяли встроить их в помещение в виде полуторного этажа. Видимо, это было сделано для того, чтобы владелец завода мог наблюдать за производством, как надсмотрщик.
Перед ведущей к этим помещениям подзаржавевшей металлической лестницей стояло несколько голубых картонных конусов: знак, что территория оцеплена, и на ней работает полиция. Главный судмедэксперт Копылов галантно отодвинул эти голубые конусы перед нами с Жанарой. А может быть, дело было не в галантности, может быть, ему так полагалось по должности.
Едва мы поднялись наверх, в святая святых этого арендованного заводика, я тут же поняла, что здесь никто за работой внизу не наблюдал уже давно. Все огромные оконные переплеты были заставлены изнутри чертежными кульманами, как будто покойный их коллекционировал.
Сам инженер Стряпухин лежал в луже темной крови у обширного стола, больше напоминающего верстак, чем конторскую принадлежность. От него начинало уже немного попахивать разложениемвозможно, только для самых чувствительных носов (шеф брезгливо дернулся у меня на руках, Пастухов тоже замешкался на пороге, но остальные и не поморщились).
Сколько здесь уже лежит тело? спросил шеф.
Со вчерашнего вечера, сказала девушка в белом халате, которая как раз устанавливала в кабинете фотокамеру. Копылов представил ее коротко: «Иванова, из моей команды». Полицейские редко соблюдают этикет, особенно при деле.
А точнее? встопорщил усы Василий Васильевич.
А точнее вам только господь Иегова скажет, бестрепетно сообщила шефу девица, и я тут же мысленно ее пожалела. И то только после всестороннего обследования. Которое я еще не закончила!
Но шеф не выдал ей отповедь, а Копылов только мягко вздохнул.
Света, нам бы ваши предварительные выводы.
Видно, девушка отличалась большим талантом, раз ей такое дозволялось. Это же подчеркивало и обращение Копылова по имени. А может быть, он просто рулил своим ведомством крайне эксцентрично.
Иванова поджала губы.
Между десятью вечера и часом ночи, учитывая то, что на ночь вентиляцию тут выключают.
После этогоневиданное дело! шеф вежливо испросил разрешения на обход помещения.
Только наденьте это, Иванова вручила Василию Васильевичу предмет гардероба вроде такого же белого халата, что был на ней, только с капюшоном и явно рассчитанный на генмодов небольшого размера. Не хочу найти вашу шерсть там, где ей быть не полагается.