Я полагаю, вы здесь по делу несчастного Иннокентия Павловича? продолжал Орехов. Спрашивайте все, что считайте нужным, постараюсь ответить вам исчерпывающе.
Приятно слышать, склонила голову Жанара. Для началанам известно, что вы вели с покойным переговоры по спонсированию его проекта. Это так?
Совершенно верно.
И что это был за проект?
Иннокентий Павлович хотел запустить высокоавтоматизированную сборочную линию, на которой помимо работников-людей могли бы работать генмоды. Также мы говорили о возможном использовании тех же принципов для подгонки его оборудования для инвалидовлюдей без рук, ног и так далее. Возможно даже, для слепыхв очень отдаленной перспективе.
Надо же! Я даже не представляла, что изобретение Стряпухина настолько полезное. Сколько людей получили бы возможность заработать себе на хлеб.
Но ведь ваша компания не занимается производством, полуутвердительно прговорила Салтымбаева.
Да, не занимается. Испокон веку мы торговали. Но времена меняются, Орехов пожал плечами и вдруг сделался очень серьезным. Необходимск завоевал свое богатство и независимость благодаря торговле. Однако если не вкладываться в производство, мы скоро потеряем свой статус на международной арене. Мы в Ореховском кумпанстве считаем своим долгом развиваться в ногу со временем.
«Он как будто уже в мэры баллотироваться собрался», подумала я с удивившей меня саму смесью неприязни и некоторого восхищения. Я не любила политически заряженные речиа кто любит? Однако Орехов, как мне показалось, говорил искренне.
Разговор потек дальше. В основном вопросы задавала Жанара, порой вклинивался Пастухов.
По словам Орехова, переговоры со Стряпухиным шли давно, уже несколько месяцев. Основное препятствие состояло в том, что инженер никак не мог изготовить рабочий прототип: его идея требовала оборудовать полноценную автоматическую линию, а это влекло значительные расходы. Причем расходы, которые Орехов не мог утвердить самостоятельно.
Все это время они дорабатывали идею, готовили чертежи, которые должны были убедить Татьяну Орехову, искали экспертов-инженеров, которые согласятся поручиться своей репутацией, что этот проект заработает В общем, хлопот было множество.
И теперь все пропало, вздохнул Орехов.
Почему пропало? спросил Мурчалов, хотя мне показалось, что шеф на самом деле понимал, почему, а спрашивал для того, чтобы привести разговор туда, куда ему хотелосьесть у него специальная испытующая интонация для таких случаев. Чертежи полиция, конечно, пока забрала как вещдоки, но рано или поздно отдаст. Договоритесь с наследниками, найдете других талантливых инженеров
Боюсь, без Иннокентия Павловича ничего не выйдет, Орехов покачал головой. Он был двигателем этого проекта, он не боялся угроз. На него я мог положиться, мог быть уверен, что он воплотит его и не дрогнет. Кто-то другой на его месте он сделал многозначительную паузу. Боюсь, я не смогу санкционировать такие траты. А даже если бы я мог, моя матушка на это точно не согласится. С Иннокентием Павловичем она встречалась лишь один раз, но успела проникнуться к нему симпатией. Он был крайне энергичным и заразительным человеком.
Так, а вот насчет угроз давайте поподробнее! вступил Пастухов. Что за угрозы? Кто-то угрожал Стряпухину?
И Стряпухину, и мне, кивнул Орехов. Нет, то были не угрозы физической расправы, скорее скажем так, намеки, он мимолетно скривился. Видите ли, его изобретение несло не одно сплошное благо, как может показаться. Среди прочего оно обещало оставить без работы многих сотрудников.
Но почему? Вроде бы наоборот
Там, где раньше для сборки, скажем, той же печатной машинки требовалось десять человек, теперь справятся двое, приглядывающие за автоматами Ну, может быть, не двое, но пятеро, тут же поправился Орехов. Разумеется, будет какой-то переходный период, оборудование нужно довести до ума, и оно, согласно нашим расчетам, будет стоить очень дорого, в краткосрочном периодезначительно дороже найма. Но мы знали, что последуют социальные потрясения. Иннокентий Павлович имел несколько неприятных разговоров с представителями профсоюзов после того, как информация о нашей сделке просочилась в прессу. Я же подвергался давлению с другой стороны: многие промышленники дали мне понять, что если Ореховы собираются войти в производство, то им стоит играть по установленным правилам, а не пытаться задать свои.
И что вы им сказали? заинтересовалась Салтымбаева.
Одному господину посоветовал нового портного, уголок рта Орехова дернулся вверх. Другому предложил еще кофе. Кстати, не хотите ли еще чаю? Я смотрю, ваша чашка совсем опустела.
Инспектор кивнула, и Орехов подлил ей чаю.
Материал о готовящейся сделке опубликовала Виктуар Хвостовская, насколько я помню, заметил шеф. Как она получила эту информацию?
Если бы знал, постарался бы этого не допустить, Орехов развел руками. Мадам Хвостовская, к несчастью для меня и моих коллег, дивно хороша в своей работе. Уже не первый раз от нее страдаем.
Вот это новость! Оказывается, это Виктуар опубликовала информацию о сделке. Как же мне это на глаза не попалось, я слежу за всеми ее публикациями. Если бы я могла так же складно говорить и так же легко располагать к себе людей, как Хвостовская, я бы пошла в журналистику, честное слово.
В этот момент в полуоткрытую дверь гостиной влетел огромный черный воронбезошибочно ворон, а не грач, не галка и не иная черная хищная птица. Он опустился на плечо Орехова и уронил конверт, который держал в клюве, ему на колени. На груди у ворона красной каплей горел небольшой рубин на серебряной цепочке: многие птицы-генмоды любят украшения.
Здравствуйте, господа, сказал ворон холодным бесцветным тоном, в котором чувствовался слабый иностранный акцент. Прошу прощения за вторжение, но Никифору Терентьевичу необходимо увидеть это незамедлительно. К тому же, сообщение имеет касательство до вашей беседы.
И я рад вас видеть, Фергюс, сообщил ему Василий Васильевич. Как я вижу, вкус вам не изменяет. Это «Краса Арсаина», не так ли?
Я поняла, что шеф говорит о рубине. И еще я поняла, что передо мною тот самый непроходимый секретарь Орехова.
Именно, Фергюс посмотрел на Василия Васильевича крайне холодно.
Шеф, тем не менее, выглядел довольным, хотя обычно он не любит никого раздражать. Я начала догадываться, что «подход», который имел к Фергюсу шеф, выражался в каком-нибудь небольшом компромате.
Орехов вытащил из конверта небольшую фотокарточку и нахмурился, глядя на нее.
Да, господа, сказал он. Фергюс, как всегда, прав. Это касается нашей беседы, и вам небезынтересно будет это увидеть.
Он передал карточку Салтымбаевой, которая показала ее Пастухову. Я тоже нагнулась, чтобы посмотреть, а Василий Васильевич ради лучшего обзора даже залез мне на плечо.
На фотокарточке был снят инженер Стряпухин, лежащий навзничь в луже собственной крови. Рядом с ним на полу стояло пресс-папье в виде фрегата.
Салтымбаева перевернула карточку. К ее обратной стороне была приклеена бумажная лента, на которой машинописным шрифтом кто-то отпечатал: «Цена прогресса слишком велика».
* * *
Когда мы выходили из особняка Ореховых, я держалась позади. Мысль моя напряженно работала. Я пыталась сообразить, может ли Волков быть связан с профсоюзами, и не потому ли они попытались свалить вину на него. Ведь только профсоюзам могло быть до него дело! Вряд ли богатые промышленники даже знали, что существует такой Эльдар Волков, который увлекается интересными математическими задачками, психует из-за необходимости учиться танцам и мечтает стать инженером.
И они так быстро успели прознать, что Эльдара арестовали, и заплатить Кунову за ложь! Как это у них получилось?
За этими мыслями я чуть было не пропустила разговор шефа и Пастухова.
теперь-то ты понимаешь, что парнишку можно выпускать? спросил шеф.
Да я это раньше еще понял, когда следы масла на пожарной лестнице нашли, буркнул Пастухов. А теперь, с этой карточкой, ясно стало.
Я удивленно захлопала глазами. То есть как это Пастухов знал, что Эльдар не виноват, еще когда нашли масло? Это же вчера было! Ну наверное. Зачем они тогда еще ночь в тюрьме его продержали? И как Эльдар связан с маслом?
Ну, не обязательно, скептически произнесла Салтымбаева. У парня может быть сообщник, который так отводит от него подозрение она вздохнула. Но это уже если совсем придираться.
Этот момент был мне понятен: естественно, если Эльдар сейчас в тюрьме, он не мог послать письмо с угрозой. Но как все-таки его имя очистило перцовое масло?
Об этом я и спросила.
У него ботинки на ладан дышат, объяснил Пастухов. Вряд ли хотя бы одна пара на смену есть. Если бы это он перцовым маслом побрызгал, обязательно бы что-то к подошвам пристало. Это такая гадость, от которой вовек не избавиться.
Мог, конечно, и переодеться, и переобуться, вступила Салтымбаева. Но мы уже к нему домой успели заглянуть, никаких улик. Ни одежды, ничего. В общем, против него только то, что он последним вышел и вел себя нервно. Но вышел он в девять вечера, что вахтер и подтвердил, а Стряпухина убили не раньше десяти. А если бы странное поведение в нашем городе каралось по закону, мы бы две трети населения пересажали.
Зато порядка было бы больше, хмыкнул Пастухов, и было непонятно, шутит он или всерьез.
А почему вы его тогда вчера вечером не выпустили? спросила я.
Салтымбаева посмотрела на меня с таким видом, как будто я очевидных вещей не понимала.
Ну и как бы это выглядело, если бы мы выпустили его в тот же день, что посадили? Не волнуйтесь. Чуток времени в тюрьме провел, в другой раз поосторожнее будет.
У меня вертелась на языке резкая отповедь, что Эльдар в принципе не сделал ничего неосторожного, разве что не успел получить наше гражданство да огрызнулся на несмешную шутку. И что единственное, чего добились полицейские, взяв его под стражуэто продемонстрировали начальству свое рвение. Но я промолчала. Пастухов и Салтымбаева были старше, опытнее и куда значительнее меня. Дерзить им не стоило, можно было заработать отповедь от шефа и испортить отношения с его хорошими друзьями.
Лет через пять он об этом будет с гордостью рассказывать собутыльникам как о приключении, со смешком добавил Пастухов. Не переживай, Анна Владимировна.
У ворот особняка мы расстались: полицейские улетели в своем аэромобиле, а мы с Василием Васильевичем стали ловить извозчика. Поймали без труда, хотя цену здесь, в Опаловом конце, тот заломил куда выше, чем если бы вез нас из любого другого района города. Но шеф согласился, почти не торгуясь: верный признак, что его отвлекали посторонние мысли.
Об этом я его и спросила, когда мы заняли место в экипаже:
Пытаетесь вычислить, кто же заказчик, шеф?
Нет, кто заказчикмне более-менее ясно, вздохнул Василий Васильевич. Я пытаюсь понять, что с этим делать.
Как ясно? поразилась я.
Василий Васильевич покосился на спину извозчика, наклонившегося над вожжами, и проговорил очень тихо, чтобы за шумом улицы было слышно только мне:
Тот, кто делал дело, не только обстряпал его максимально профессиональноон еще пронес с собой дорогую и громоздкую фотографическую камеру. Или привел помощника с камерой. Это совсем другой уровень оплаты. Плюс заказчик, несомненно, знал э-э-э вторую сторону в переговорах лично, я поняла, что он говорит об Орехове, и даже поняла, почему: письмо Орехова по-настоящему напугало. Значит, это был кто-то из состоятельных и высокопоставленных лиц. И хотя большинство из них люди безжалостные, мало кто решится на такие рискованные меры. Но мы знаем по крайней мере одного человека, который связан с промышленными кругами, недолюбливает генмодов и по крайней мере один раз пошел на преступление, которое уже сошло ему с рук.
Тут я не сразу поняла, о ком он, и шефу пришлось куснуть меня за палец, чтобы стимулировать мыслительный процесс.
Тогда я наконец вспомнила о депутате городского собрания Ольге (Лоле) Соляченковой, которая организовала похищение контрольной булавки якобы генмодом этой весной. Правда, то, что она была связана с промышленными кругами, стало для меня новостью. Но ничего удивительного: многие депутаты пользуются поддержкой промышленников.
Вы говорите о мадам Со начала я.
Тише! возмутился шеф. Никаких имен, пока мы на улице! Я не могу быть стопроцентно уверен, что это именно она, но это рабочая гипотеза не хуже любой другой. Ее, разумеется, необходимо проверить: тут не получится так легко, как с делом барона Гляссера. Потребуется время.
Я кивнула. Про то, что убийцы ловятся либо по горячим следам, либо очень долго, нам также рассказывали в Школе сыщиков, да и на примере дел, с которыми иногда обращались к шефу, я это тоже видела.
Ну, подумала я, по крайней мере, Эльдара мы из этой каши вытащили. Уже хорошо.
Но почему все-таки соврал Кунов? Неужели просто по подлости натуры? Ведь тот, кто отправил карточку, явно показывал: убийца на свободе, бойтесь! Этому человеку подставлять Эльдара совершенно не нужно: какой смысл бояться, если предполагаемый убийца уже в тюрьме? Значит, он не подставлял.
Значит, Кунов соврал, что Эльдара не было на его складе, по причине, совершенно не связанной с убийством! Может быть, он там у себя какие-то махинации ведет?
Только я дошла до этой мысли и хотела озвучить ее шефу, как извозчик остановился у нашего дома.
Я взяла шефа на руки, спустилась с подножки и удивленно замерла: подход к нашему крыльцу перегородил знакомый аэромобиль Управления правопорядка.
Перед аэромобилем, скрестив руки на груди, стояла инспектор Салтымбаева. С таким выражением лица, что, даже не зная за собой никаких преступлений, я захотела съежиться и уползти куда-нибудь в канаву.
Мурчалов, сказала она, сверля шефа этим неописуемым взглядом. Аллах мне свидетель, если я еще раз увижу ваш хвост в этом деле, вы останетесь без него!
Жанара Алибековна, промурлыкал шеф. Может быть, пройдем в дом и выпьем чаю? К чему говорить на улице?
У меня нет времени чаевничать, очень тихо и очень ядовито процедила инспектор. Потому что ваш протеже, которого мы собрались отпускать, час назад сбежал из-под стражи, попутно убив трех человек.
Мне показалось, что тротуар уходит у меня из-под ног.
Глава 13. Волчья воля1
Держите крепче!.. Черт, она кусается!
Правильно, кусаюсь. До крови, если надо. И кричу. Жалко, кричать и кусаться одновременно нельзя.
Вот блядь
Я попыталась выплюнуть толстый жгут, который они хотели засунуть мне в рот в качестве кляпа, но не получилось. Толстая ткань застряла у меня за зубами, больно прижав язык. Во рту сразу стало неимоверно противно, реками потекла слюна. Никогда больше не буду смеяться на опереттах, когда какому-нибудь незадачливому толстому жениху затыкают кляпом рот! Никогда.
Руки и ноги тоже уже не шевелились: эти господа, если можно их так назвать, плотно стянули их ремнями. Потом меня поставили вертикально и примотали к платформе, которая напомнила мне то ли грудничковые весы, стоящие вертикально, то ли половину «Железной Девы».
Волосы, распустившиеся в схватке из косы, упали на лицо. Я попыталась сдуть их, но через кляп не получилось, и в результате об обстановки комнаты, в которую меня принесли, оставалось только догадываться.
Я сразу решила, что это лаборатория: об этом однозначно говорил яркий электрический свет, бивший по глазам, и медицинские запахи, витавшие в воздухе. Отчетливо различались хлор, карболка, спирт и что-то еще, незнакомое, но резкое и искусственное. Напротив меня на стене висело маленькое зеркало, и я краем глаза поймала в него часть своего отражения: грязные спутанные волосы, наливающийся синяк под глазом, растянутые кляпом окровавленные губы, рваное платье, которое не всякая нищенка согласится надеть
М-да, хороша! Правду говорят: чтобы как следует что-то сыграть, надо это прожить. Как я ни пыталась изобразить вконец опустившуюся особу, готовую копаться в помойке, а все равно минутная схватка с четырьмя вооруженными молодцами и валяние в грязи завершили мое преображение гораздо успешнее.
А все началось, конечно, с исчезновение Эльдара Волкова.