Это и есть трущобы, догадалась я.
Правда, для трущоб тут было довольно чисто: почти нет мусора на улице, а сами улицы мощеные и одна боковая даже щеголяла свежим асфальтом.
Именно на эту свежеасфальтированную дорожку и свернули наши крысиные провожатые, а затем остановились около кирпичного трехтажного строения, побольше и подобротнее, чем те, которые его окружали. Присмотревшись, я заметила, что здесь окна не просто забраны решетками, но еще и защищены чем-то изнутри. Либо очень плотные шторы, либо доски. Зачем бы это?
Никакого забора вокруг дома не былоон стоял вплотную с другими домами на улице, и вела в него одна-единственная железная дверь, массивная даже на вид. Нечего было и думать, чтобы ее взломать. Прохор обучал меня обращению с отмычками, но мне не хватало терпения, чтобы достичь в этом деле настоящих высот. А лапки шефа, понятное дело, к такой тонкой работе не приспособлены.
Погодите-ка пробормотал шеф. Что это за адрес? Сдается мне, я слышал об этом месте!
Я огляделась, но, конечно, в такой глуши муниципальные службы редко подновляли номера на каждом доме. На соседнем здании я увидела намалеванный углем номер четыре, а еще на одномнеприличное слово.
Так, мы шли вдоль Савичевского переулка, свернули на Грязную, потом на Малую Южную, кажется тихонько бормотал шеф под нос. Видно, он тоже бывал в этих краях нечасто, и карта города, которая, как мне кажется, отпечатана у него в голове будто в атласе, его подвела. Ну же, Анна, помогайте!
Так я не учила эти районы, попыталась защититься я.
У вас великолепная зрительная память, а карта города висит у меня в кабинете! Вспоминайте!
И, как всегда бывает в такие моменты, моя замечательная зрительная память мне отказала. Я вспомнила, как стою и смотрю на пересечение Савичевского переулка и Грязной улицы, а вот что там дальше, забыла наотрез.
Только я открыла рот, чтобы сказать об этом, как тяжелая железная дверь отворилась, и наружу выглянул субъект, одетый так похоже на Волкова, что я сначала даже дернулась к нему.
К счастью, я быстро сообразила, что это не Эльдар. На субъекте был такой же бесформенный пиджак значительного большего, чем полагается, размера (наверное, Волков купил свой у старьевщика), такая же кепка «заводского» фасона, и такие же мешковатые штаны.
Вот только на местном жителе красовались щегольские кожаные сапоги с пряжками и на небольшом каблуке, на пальцах сияли золотые кольца, и пахло от него перегаром. Да и возрастом он был значительно старше Эльдаралет как минимум двадцати пяти, скорее больше.
Он вытащил из кармана металлически блеснувший портсигар, щелкнул крышкой, обернулся в мою сторону и замер.
Я тоже замерла, соображая, что же я сделала не так. Должно быть, даже грязная и растрепанная, я выглядела подозрительно на этой пустой улице, тем более, что у моих ног жался грязный кот.
Эй, барышня, вдруг сказал субъект. Сигаретку хочешь?
Обращение на «ты» от Марины наполняло меня теплом по самую макушку. Обращение на «ты» от этого типа словно окунуло в нужник. Но все же я подумала: он вышел из этого дома, куда, если верить крысам, увели Волкова! Может быть, если втереться ему в доверие, и я туда попаду?
Мурчалов стукнул меня лапой по ноге, мол, не ходи. Но я не обратила на него внимание. Подошла к типу и протянула руку к его портсигару.
Спасибо, добрый че
Но я не успела договорить. Тип схватил меня за протянутое запястье и дернул на себя, одновременно врезав коленом в солнечное сплетение.
Наверное, более опытный и лучше дерущийся человек сообразил бы, что делать. Я ничего не смогла, только согнулась пополам от неимоверной, парализовавшей меня всю боли.
Тут мне добавили сзади по темечку, и я отключилась.
Глава 15. Волчья воля3
Где-то мне доводилось читать, что от удара по голове человек вырубается ненадолгона минуту или две, бывает, даже меньше. Если бессознательное состояние затянулось, это уже повод для паники и может говорить о том, что вас помяли не на шутку.
Мне кажется, я пробыла без сознания всего несколько секунд, может быть, десять или двадцать. Двое неизвестных только-только успели втащить меня сквозь железную дверья еще увидела за нею кусок улицы, того щеголетоватого молодчика и шефа, который со взволнованным мяуканьем пытался прорваться ко мне. Прямо на моих глазах Щеголь пнул шефа ногой в тяжелом ботинке, да так, что тот отлетел куда-то в сторону. Мяуканье оборвалось.
Я хотела закричать и вырваться, но в первые несколько секунд руки и ноги меня не слушались.
Тяжелая, черт, пожаловался тот, кто держал меня за руки сзади. Упитанная так-то для нищенки!
Упитанная! Да одно то, что я влезла в это платье, которое носила еще в школе, и оно жмет мне в груди, а не в талии, говорит само за себя!
Эта реплика придала мне сил, и я начала отчаянно вырываться.
Тихо, девка! рявкнул тот, кто назвал меня упитанной. Не рыпайся, а то без зубов останешься!
Я удвоила усилия и заодно заорала.
Где-то за моей спиной хлопнула дверь и, по всей видимости, раздались шаги, но я их толком не слышала, потому что продолжала вырываться.
Сперва мне это удалось, и я упала на пыльный деревянный пол, рванулась к выходуно там меня уже ждал тип в щегольских сапогах. Я хотела ответить ему добром на добро и врезать в солнечное сплетение, но он выставил вперед руку, в которой блеснул нож.
Совсем как в той истории с кофе, только на сей раз у меня не было ножа наготове: он был пристегнут к бедру под юбками, так просто не вытащишь. Пока я нагибалась за ножом, сзади подскочил кто-то еще. Я не увидела его, только услышала. Попыталась врезать локтем, но этот детина был куда выше и тяжелее меняи гораздо выше этого, в сапожках, поэтому ему удалось заломить мою руку без особого труда.
Я завопила: было действительно больно, мне даже показалось, что что-то хрустнуло и треснуло!
Как всегда бывает при резкой и внезапной боли, к горлу на секунду подступила тошнотакоторая тут же сменилась волной всепоглощающей, душной ярости.
Дальше не помню, как я дралась, помню только, что в результате меня сдерживало шестеро (одна из них, кажется, особенно дебелая дама), и что, прежде чем они дотащили меня в лабораторию, им пришлось связать меня кожаными ремнями.
Наверное, мне повезло, что никто и в самом деле не выбил мне зубы. Но в тот момент я не расположена была считать хоть что-то из случившегося везением.
И вот теперь я стояла, пристегнутая к поставленным на попа весам или, может быть, еще какому-нибудь приспособлению, сверля взглядом противоположную стенуи себя саму в зеркале.
Кроме меня, кажется, в комнате никого не было: мою голову тоже примотали к весам, это мешало обзору, но я не слышала никаких звуков и никаких запахов, кроме химических.
Минуты тянулись. Священная ярость берсерка начала понемногу успокаиваться, и на смену ей пришла тянущая и ноющая боль в вывернутой руке, а также тяжелое гудение в голове. Наверное, меня все же приложили сильнее, чем показалось. Вдобавок, от кляпа болела челюсть, и нестерпимо раздражала слюна, текущая вниз по подбородку.
Вместе с болью вслед за яростью явился страх.
Я наконец сообразила, что нахожусь в глубочайших городских трущобах, в самых застенках преступной организации, которая до этого посмела организовать нападение на полицию и ни за что ни про что убила троих человек. Конечно, шеф знает, где яно я ведь не знала, что стало с шефом! Насколько сильно ударил его этот человек в ботинках? Цел ли он?
Увы, у котов куда более хрупкие животы, чем у людей: у них нет там мышечного каркаса. Умело направленный пинок под ребра может кота даже убить. И с этой грязной шерстью никто не поймет, что Василий Васильевич генмод (или никто не поймет, что он генмод из уважаемых; ведь бывают и нищие, из тех, что промышляют грабежом и разбоем), не окажет ему помощь!
Кроме того, ведь в моей кошелке, во внутреннем кармане, остались деньги, шефу положить их некуда. Как он доберется домой, если ему не то что за извозчика, за трамвай заплатить нечем?
Или, может быть, эти воры не забрали кошелку, а оставили ее валяться на улице? Как же, держи карман шире!
Но тут я поняла, что беспокоиться о шефе сейчас не времялучше побеспокоиться о себе. Потому что как раз в этот момент дверь в лабораторию заскрипела, отворяясь.
Человека, который вскоре вошел в поле моего зрения, я не знала. У него было красивое, породистое лицо с благородными чертами, седые усы двумя клинышками, чуть волнистые седеющие волосы, уложенные на косой пробор, и очень цепкий, навылет, взгляд, под которым мне сразу же захотелось слиться воедино с железной подставкой.
Он был одет в белый лабораторный халат, из-под которого виднелась жилетка хорошего костюма с золотой цепочкой от часов. Вот только рубашка под этой жилеткой была краснойвульгарный вкус, как говорит шеф.
Хм, хм! проговорил он, глядя на меня. Молодая, здоровая Говорите, сама забрела к нам?
Так точно-с, Илья Ильич-с, подобострастно ответили ему откуда-то сбоку. Тон совершенно не походил на бандитский, но по голосу я узнала все того же типа, который стоял позади меня и назвал упитанной. В отличае от типа в щегольских сапогах, его я так и не видела. А потом уж так ругалась, так ругалась, когда мы ее крутили!
Ругалась? Не помню, чтобы я ругалась. Кричалаэто да. А впрочем, не поручусь, могло быть всякое.
Раздеть бы ее да проверить раздумчиво проговорил Илья Ильиччем-то это сочетание имени и фамилии показалось мне знакомым, но точно вспомнить, где я его слышала, мне не удалось.
Зачем это они собрались меня раздевать?!
Не рекомендую-с! Кусается. Вы ее хлороформчиком сперва
Рекомендация не лишена смысла, негодяй потер подбородок. Но, к сожалению, у меня мало опыта усыпления хлороформом. Могу нечаянно усыпить ее на более долгий срок, чем требуется. Время дорого. Скоро стемнеет, а истинное полнолуние как раз сегодня.
При чем здесь еще полнолуние?! Сектанты какие-то, хотят принести меня в жертву? Может быть, для этого и раздеть хотятпроверить, девственница ли?
На какой-то момент я испытала почти облегчение: чокнутых сектантов, наверное, можно обвести вокруг пальца. Например, притворюсь, что сама рада-радешенька стать жертвой, или притворюсь, что я совсем тупая дурочка, они ослабят контроль, и тогда
Надо подождать доктора Златовскую, решил Илья Ильич. Она в этом разбирается лучше меня. Когда она обещала быть?
Да вот, ждем-с Милену Норбертовну с минуты на минуту
Это уж было совсем знакомоправильно, Милена Златовская, одна из пары ученых, которые разводили генмодифицированные овощи, а потом придумали незаконно выращивать поддельный кофе на основе сосен! Пастухов попытался их арестовать, а они сбежали.
Значит, недалеко сбежали: спутались с этим Ильей Ильичем
Но тут уж во мне все похолодело: если речь шла о Златовских, значит, они задумали какие-то генетические эксперименты, и, скорее всего, на людях! Растений им уже недостаточно! А я, выходит, для них подопытная. Они схватили меня, думая, что я нищенка с улицы, которую некому искать.
Но при чем тут все-таки полнолуние?
Между тем усатый Илья Ильич подтвердил первую часть моей догадки:
Вы уверены все же, что она была одна? И ее никто не хватится?
Да уж уверен! Явная нищенка, да к тому же воровка. При ней сумка была, с хорошим пальто и приличной суммой денег, не новая, но господская. У старушки, должно быть, какой украла.
У старушки! Нормальное пальто!
Дурак ты, Гришка! Раз воровка, так могут хватиться свои, если вечером в общак не принесет.
Гришка-то, может, и дурак, Илья Ильич, да вы наших уличных законов не знаете. Не принесети не принесет, скатертью дорога, такие, как она, пачками пропадают, и цена им пятачок за пучок, еще и на сдачу останется.
Ну все, с надеждой на то, что Василий Васильевич сумеет достать из кошелки деньги, можно окончательно распрощаться. Вместе с тем я с каждым словом ощущала, как мое положение становится все тяжелее и тяжелее. Кроме того, то, что они разговаривали при мне так спокойно, показывало, что они уж точно собираются меня прикончить.
Должно быть, Илья Ильич увидел ужас в моих глазах, потому что сказал покровительственным и слегка пренебрежительным тоном:
Не бойся, девица. Слушайся нас, жива будешь. Может быть, придется здесь погостить месяцев этак девять.
Что?! Девять месяцев?! Они меня оплодотворить решили?!
В голове тут же всплыло мое собственное полушутливое размышление: согласилась бы я родить ребенка от гориллы?
А точно с ней никого не было? Никто не видел?
Котяра какой-то был, может быть, генмод. Ничего, его Щеголь так пнул, что тот об стенку ударился и дух вон. Тушка в подсобке валяется.
О господи! Нет-нет-нет! Нет, только не это, пожалуйста, все что угодно со мной делайте, хоть в самом деле с обезьяной скрещивайтетолько пусть Василий Васильевич будет живой! Пожалуйста! Пусть он притворился, он же опытный сыщик, еще и не в такие переделки попадал!
Как такое обычное дело могло в мгновение ока превратиться в такую катастрофу?! Только потому, что я сделала вид, будто хочу угоститься сигаретами!
Ладно, приготовь пока инструменты, велел Илья Ильич. Надо будет взять у нее анализ крови и сделать хотя бы приблизительную генкарту.
Он отошел в сторону, так и не вытащив кляп у меня изо рта и не задав ни единого вопроса. Зато его помощник, Гришка, наоборот, оказался передо мной: он стал со звоном копаться в ящиках большого стола передо мной (не письменного, а длинного, лабораторного, с ящиками под крышкой). Теперь-то я его разглядела как следует и даже удивилась: больше всего он напоминал добродушного пекаря. Этакий невысокий толстячок с носом-картошкой и маленькими глазками, почти целиком скрытыми за толстыми розовыми щечками.
Вроде бы совсем не страшный тип, но на меня повеяло морозом как раз от того, насколько его милая и домашняя внешность не соответствовала обстановке. Может быть, за этой внешностью скрывался жестокий психопат, куда там безразличному Илье Ильичу! А может бытьи это показалось мне страшнее! он в самом деле был таким спокойным и услужливым человечком, каким казался. Я вспомнила, что он даже по коридору меня тащил без особой злобы.
Но размышлять о подручном, о моем скорбном положении и возможной гибели Василия Васильевича у меня почему-то не получалось. Разум все время скатывался к тому, как же мне больно, как распирает рот, и как хочется, чтобы все это поскорее закончилосьхоть как-нибудь!
Дверь в лабораторию заскрипела вновь, раздались тяжелые шаги. Я приготовилась к созерцанию еще одного бандита, но вместо этого в поле моего зрения появилась женщина, которую я доселе видела только на фотографии в журнале.
Госпожа Златовскаявот кто это была!
О, безусловно, она очень изменилась по сравнению с тем снимком десятилетней давности. Не сказать, чтобы особенно постарелатакие тяжелые, квадратные лица не стареют долго. Но она подстригла и завила волосы, что ей ничуть не шло, обзавелась очками в золоченой оправе, а также надела платье в черно-желтую горизонтальную полоску, которое делало ее похожей на гигантскую пчелу. Я мало понимаю в моде, но даже мне не верилось, что в такое можно вырядиться, потому что тебе нравится, а не потому что ты, допустим, проиграла спор!
Поверх этого ужасного платья она надела такой же лабораторный халат как на Илье Ильиче.
Холодные серые глаза Златовской на секунду встретились с моими. Она как будто пыталась прочесть мои мысли, и при этом ее совершенно не заботило то инстинктивное неудобство, которое испытывает каждый из нас при таком пристальном взгляде!
Потом она отвернулась от меня и резко обратилась к Илье Ильичу.
Где вы ее нашли?
Милена Норбертовна, очаровательны, как всегда, улыбнулся тот в усы. Вы, должно быть, долго сюда добирались. Не желаете ли чаю? Григорий неплохо его заваривает.
Это моя лаборатория, Резников, это я тебе должна чай предлагать, бросила эта неприятная женщина таким же неприятным резким голосом.
А я вдруг сообразила, где слышала это имя: Илья Ильич Резников, тот самый хозяин клиники, куда, по словам шефа, обращаются «серьезные люди», если им нужно изменить внешность или сделать еще что-то подобное.
Так вот, оказывается, кого он имел в виду под серьезными людьми! Тех, у кого проблемы с законом.
Если это возможно, мне стало еще страшнее. Выходило, что Резников действует не в одиночку, а пользуется поддержкой банд
Повторяю вопрос, процедила Златовская, на сей раз обратив свой пронзительный взгляд уже на Резникова. Где. Вы. Нашли. Эту?