Волков не очень хорошо помнил всё это, он тогда задыхался, кажется, и мало видел в перекошенном шлеме и сбившимся под ним подшлемником.
А как вы ему всю ногу изрубили, так он кинулся бежать, -продолжал Увалень, а куда он на разрубленной ноге-то убежит.
Я его догнал и убил.
Твой первый убитый, сказал Волков.
Да, ответил Увалень не без гордости.
Он, вроде, даже этим кичился, красовался перед Максимилианом.
Максимилиан молчал, хмурил брови и слушал.
Он всегда и во всём превосходил Увальня, был старшим и по знаниям, и опыту, хотя по возрасту был младше его. И тут на тебе: Увалень убил в бою горца. И, чтобы ещё потешить самолюбие здоровяка, Волков сказал:
Гордись, ты убил очень сильного врага. Очень сильного.
Увалень буквально расцвёл в своей соломе и с вызовом глянул на Максимилиана, мол, слыхал.
Максимилиан даже отвернулся.
К вечеру того же дня он оставил солдат, что ещё тащились по оврагам и кустам, на попечение офицеров, а сам к сумеркам был уже дома.
И не только желание побыстрее лечь в нормальную постель двигало им, у него к вечеру начала болеть шея. Чёртов горец со своим моргенштерном, будь он проклят. Ещё и нога напомнила о себе, куда же без неё. В общем, когда доехали, Максимилиану и брату Ипполиту пришлось помогать ему слезать с коня.
Полный дом женщин ждал его. Сестра, госпожа Ланге, племянницы и даже служанка Мариявсе ему были рады. Госпожа Ланге так и вовсе прослезилась вместе с сестрой. А племянницы прыгали и лезли к нему, даже старшая. А вот жена едва сказала:
Вернулись, господин мой? Сказала, лицо скривила, словно он в нужник на двор ходил. И больше ничего, взяла вышивку свою и стала дальше рукодельничать.
Да и чёрт бы с ней, но, как ни странно, Волкову, почему-то хотелось, чтобы она узнала о его победе, посочувствовала его страданиям от ран и тягот. Но этой женщине, что была его женой перед людьми и Богом, было всё равно.
Мария, вели мне воду греть, сказал кавалер и, тяжко хромая после долгой дороги, пошёл наверх, одежду приготовь.
Господин, ужин ещё тёплый.
Сначала мыться.
После мытья и мазей монаха ему чуть полегчало. Сел он есть, племянницы стали его расспрашивать про злых горцев, про то, как его ранили. Все его слушали, даже дворовые пришли и толпились в проходе, желая хоть краем уха услышать, как дело было. Но Волков больше шутил, смешил племянниц, пока не припомнил, что ему какой-то святой помог горцев победить.
Как про святого он заговорил, так сестра его Тереза вспомнила:
Брат мой, так к нам тоже святой приходил сегодня поутру.
Ах, да! тоже вспоминала госпожа Ланге. Конечно, был у нас утром святой человек, отшельник местный, вас спрашивал. Но мы сказали ему, что вы на войну пошли, так он за вас молился.
А что он сказал, зачем приходил?
Говорил, что дело ваше знает, вспоминала сестра. Про само дело ничего не сказал.
Да, так и сказал, добавила Бригитт. Говорил, что дело ваше знает, говорил, что Бога молил, и Тот послал ему откровение.
Это была хорошая новость. Да, хорошая. Если бы ему удалось после своей победы над горцами ещё и зверя изловить, то герцогу пришлось подумать, прежде чем проявлять свою немилость к нему.
Не сказал, куда ушёл или когда придёт опять? спросил Волков после некоторого раздумья.
Ничего не говорил, ответила сестра.
Ничего, подтвердила госпожа Ланге.
Максимилиан, завтра, если силы будут, съездим к нему, и шлем мой возьмите, завезём его кузнецу, он хвастался, что всё может починить. Посмотрим, не врал ли.
Да, кавалер, ответил Максимилиан.
Волков отодвинул тарелку и взглянул на жену. Она сидела за столом, далеко ото всех, сидела, уткнувшись в свою вышивку, вид у неё был такой, будто всё, что происходит, её совсем не касается, ей не интересно.
Не хотелось кавалеру её трогать, опять начинать домашнюю склоку с воем и руганью, но ему был нужен наследник. Очень нужен, и он сказал:
Госпожа моя, не соблаговолите проводить меня в спальню?
Элеонора Августа подняла на него глаза, и он подумал, что вот-вот закричит она, браниться начнёт, так яростен был её взгляд, но она встала, кинула своё рукоделие на стол, ещё раз поглядела на него с явным презрением и пошла по лестнице в спальню, подобрав юбки.
И хоть болела у него нога, и хоть в затылке как шилом ворошили, дело он своё сделал. Ну, слава Богу, хоть обошлось всё без слёз и ругани. Только со злостью и брезгливостью на лице жены. Ничего, ради наследника он готов был терпеть.
Ещё не рассвело, ещё Мария завтрак не подавала, как пришёл Ёган. Сел за стол, ждал, когда кавалер помоется. Болтал с его племянницами.
Ну? спросил его Волков, видя, что управляющий не просто так пришёл.
Купчишки волнуются, заговорил Ёган, всё знать хотят, когда мы им зерно возить начнём.
Волков задумался, вытер лицо большим полотенцем. Дворовая девка помогла ему надеть сапоги, брат Ипполит осматривал ему рану, смазывал её какой-то вонючей мазью. Как он закончил и сапоги были надеты, кавалер спросил:
Думаешь, что к Рождеству цена будет в половину больше от нынешней?
А тут и думать нечего, в половину, а то и вдвое. Так завсегда было, если урожай не шибко большой вышел.
А сколько ты с купцов денег собрал?
Сто девять монет набрал.
Волков помолчал, а после сказал с уверенностью:
Возвращай им деньги.
Возвращать деньгу? удивился управляющий.
Будем цену ждать, сказал кавалер и пояснил, траты у меня большие, очень большие, мне сейчас каждый талер дорог.
Обозлятся, боюсь. Прождали ячменя да ржи четыре дня, а зря, раздумывал Ёган.
Ничего, если кто особо злиться начнёт, так позови кого-нибудь из ротмистров, чтобы усмирил.
Хорошо, так и сделаю. Ёган встал. Побегу.
Может, поешь? предложил кавалер.
Так я ещё до петухов завтракал, сообщил управляющий, побегу, нужно поле посмотреть, кажется, уже пора озимые пахать.
Зато Сыч поесть не отказался, уселся за стол и, шмыгая носом, сказал:
Экселенц, вы, вроде, обещали мне долю с ярмарки, говорили, что доля моя будет как у сержанта, если я про горцев всё выведаю. Он улыбался, весь сиял, мол, я всё выведал, деньгу давайте.
«Хорошо, что зерно не отдал за бросовую цену», подумал кавалер и со вздохом полез в кошель.
Он молча отсчитал Сычу шестьдесят талеров, конечно, это было намного меньше, чем получил старший сержант, но Фриц Ламме был и этому несказанно рад:
Вы мои дорогие! сгребал он со стола талеры. Идите к своему старику. Давненько у меня столько серебра не было.
Ты их все-то не пропивай и на баб не спускай. А то оставишь всё в новом трактире.
Да разве столько можно пропить, говорил Сыч, пряча деньги за пазуху, нет, все не пропью, спрячу. А пропью немного, малость самую, он, кажется, уже предвкушал веселье с вином и кабацкими девками.
Ты ешь, разулыбался он, сказал Волков, со мной поедешь.
Куда? сразу перестал улыбаться Фриц Ламме, видно, планы его рушились.
К монаху, к отшельнику, был он вечера тут, меня ждал, говорил, что дело решил. Думаю, это он про зверя.
Ну, ладно, поедем, поговорим со святым человеком, согласился Сыч нехотя и полез в кашу ложкой.
Не успели они уехать, как приехал Рене, стал говорить с ним насчёт свадьбы. Старому дурню не терпелось взять замуж его сестру побыстрее. Он спрашивал, не слишком ли будет торопливо играть свадьбу в субботу. Это всё по-прежнему не нравилось кавалеру, но раз уж дал согласие, то теперь не мешать же делу.
Идите к брату Семиону, сказал Волков, лишь бы Рене отстал от него. Договоритесь с ним о дне.
Рене, чёртов жених, начал бубнить ему о благодарности своей.
Не задерживайте меня, Арсибальдус, хмурился кавалер, желая избавиться от него, у меня и без вас много дел.
Он собирался ехать к монаху, путь был неблизкий, а нога ещё от вчерашней езды не отошла.
Да-да, конечно, кавалер, сказал Рене, кланяясь.
Вот неймётся ему, шептал Волков, садясь на коня.
Надеюсь, вы будете на свадьбе? не отставал от него ротмистр, даже когда кавалер уже сидел в седле.
Да, буду, конечно, как мне не быть на свадьбе сестры? отвечал Волков, думая о том, что раньше Рене казался ему умным и трезвым человеком.
Глава 3
Зараза, опять его нет дома, ещё издали заметил замок на двери Сыч. Который уже раз к нему ездим дверь его целовать.
Волков тоже злился, путь-то не близкий, ему он нелегко давался.
Сыч спрыгнул с коня и подошёл к двери, подёргал замок:
Крепкий.
Привстал на цыпочки, заглянул в щель, смотрел, смотрел:
Темень, ни хрена не видать, он принюхался. Хотя был недавно, кашу просяную с толчёным салом жрал, святой человек.
Он достал свой мерзкий нож и вырезал на старой двери белую зарубку, пояснил:
Чтобы знал, что мы тут были. Может, смекнёт опять к нам прийти.
Ладно, сказал Волков, поехали, доедем до кузнеца, на обратном пути опять сюда заглянем.
Ганс Волинг обрадовался, когда увидел кавалера. А ещё больше обрадовался, когда Максимилиан достал из мешка мятый шлем и протянул его кузнецу.
Ишь, ты, вот так да, вот так невидаль! сразу обрадовался Волинг, вертя в руках великолепный шлем. Даже у наших баронов такой красоты нету. Он осматривал шлем со всех сторон и продолжал бормотать. Ты погляди, какое железо хорошее, глянь, и его пробили, видать, в лихом деле шлем побывал. Посидите, господа, спешивайтесь и посидите в доме, я только погляжу на эту работу, велю коней ваших напоить.
Волков спешился, решил походить по двору, ногу размять. Дошёл до ворот, встал, повертел головой, прислушиваясь к ощущениям в шее, но не очень рьяно, так, чтобы кровь опять не пошла из раны. Потрогал отёк на затылке рядом с ухом. Было больно, но не так, как вчера, кровь из раны не пошла. Он посмотрел на дорогу и увидал четырёх всадников вдалеке.
Даже издали он понял, что это местный сеньор или какой-нибудь важный господин, что тут проездом. Конечно, это был не выезд барона фон Фезенклевера из десятка рыцарей. Но, тем не менее, четверо господ на хороших конях и в хорошей одежде быстро приближались к кузнице с запада.
Как ближе подъехали, так Волков уже знал, кто это едет, это был сам хозяин местной земли, господин поместья Балль, молодой и красивый Адольф Фридрих Балль, барон фон Дениц. Их знакомила его жена Элеонора Августа на балу у графа. Он тогда Волкову не понравился. Обыкновенный, заносчивый молодой сеньор. Хотя, какой он молодой, лет тридцать ему уже было. Волкову не хотелось с ним говорить, но делать было нечего.
Барон подъехал и без помощи кого бы то ни было слез с лошади, коротко кивнул кавалеру и, подойдя ближе, протянул ему руку и без всякой шутливости в голосе сказал:
Большая честь для меня и для моих рыцарей видеть вас, кавалер, на моей земле. Господа, это кавалер Фолькоф, господин Эшбахта.
Рыцари подходили к Волкову, жали ему руку, представлялись, последним был самый из них старший кавалер Рёдль, он, не выпуская руки Волкова, произнёс:
Для нас, как и для барона, честь видеть вас и жать вашу руку. Мы восхищены вашей победой на реке.
Уж чего-чего, а такого Волков никак не ожидал услышать от заносчивого барона и его рыцарей. В общем-то, он был не из тех людей, что лезут в карман за словом, и всегда знал, что ответить, но подобное благорасположение заставило его немного смутиться, и вместо ответной любезности кавалер пробормотал лишь:
Вот, заехал к вашему кузнецу шлем починить. У меня-то кузнеца нету.
Вам повредили ваш шлем? воскликнул фон Дениц и пошёл во двор кузни прямо к кузнецу. Тот ваш великолепный шлем, в котором вы были на смотре?
Волков пошёл за ним, и приехавшие рыцари тоже пошли в кузню.
А ну-ка, Ганс дай взглянуть? барон дошёл до кузнеца, который ему низко кланялся, и взял из его рук шлем. Стал рассматривать его. Ах, Бог ты мой, какая прелесть. Кавалер, откуда у вас деньги на такое роскошество?
ЭтоВолков хотел сказать «награда», но почему-то сказал: Подарок.
Если подарок от женщины Даже не знаю, как вам удалось заслужить его, засмеялся барон, рыцари его тоже улыбались.
Кавалера так и подмывало сказать, что подарил ему доспех сам архиепископ Ланна, но это выглядело бы как бахвальство высокими связями, и он не стал распространяться о дарителе.
И это повреждение вы получили вчера на реке? продолжал рассматривать шлем барон.
Да, вчера на рассвете.
Поймали горцев на высадке? спросил один из рыцарей.
Именно, как раз они высадились на мой берег первой партией.
И вы как следует им врезали? Причём убили их капитана? говорил барон, передавая шлем кузнецу и ожидая ответа Волкова.
Я смотрю, новости здесь распространяются быстро, заметил тот.
Самое интересное в нашей глушиэто новости, сказал фон Дениц. Ну, расскажите, как было, хотя бы вкратце. Как вы узнали, что они готовят набег?
Волков не стал говорить, что у него на том берегу есть свои люди. Это ему показалось излишним.
Мои дозорные сообщили, что напротив леса собрано много лодок. Я их после ярмарки всё время ждал. Поспешил туда. Так и есть, за рекой был их лагерь, Волков рассказывал об этом так просто и буднично, словно описывал обед, и обед отнюдь не праздничный. Мы подошли к реке тихо, там было всего одно удобное место для высадки, я разбил моих людей на три части, дал всем им слезть с лодок, ударил по ним с трёх сторон. Сбросил в воду. Они послали помощь, но мои стрелки расстреляли лодки, что плыли на наш берег. Наш с вами сосед Гренер сказал, что горцы потом выловили своего капитана из реки. Вот, в общем, и всё.
Волкову казалось, что барон пару раз бросал внимательный взгляд на Максимилиана, что был тут же и слушал их разговор. Сначала думал, мало ли, но потом понял, что юноша заинтересовал барона.
А вы, мой юный друг, заговорил фон Дениц, обращаясь к молодому человеку, вы тоже были при деле на реке?
Да, господин барон, ответил молодой Брюнхвальд.
Вы оруженосец господина Эшбахта?
Имею честь им быть, не без гордости отвечал Максимилиан.
Да, кажется, это и вправду честьсостоять при таком славном воине, без всякой иронии согласился барон, подходя к юноше и глядя на него пристально. Ваш рыцарь, я вижу, был ранен, он сражался, а вам, мой юный друг, удалось обнажить меч?
Нет, с обидой в голосе отвечал Максимилиан, кавалер отослалменя к стрелкам, а они запоздали к атаке, я не видел, как его ранили.
А позвольте взглянуть ваш меч, вдруг произнёс барон и протянул руку.
Юноша растерялся, он не знал, как поступить, и покосился на Волкова, тот едва заметно кивнул. Тогда Максимилиан достал из ножен свой меч, протянул его фон Деницу. Это, конечно, был не простой солдатский тесак, но и не выдающееся оружие. Простенький, хорошо заточенный меч с простой гардой и незамысловатым эфесом. Странно, что барон заинтересовался таким оружием. А барон рассмотрел меч как следует, что он в нём находилдля всех было непонятно. Потом он вернул оружие юноше.
Не расстраиваетесь, мой юный друг, произнес фон Дениц, возвращая Максимилиану оружие, уверен, что вам ещё представится случай проявить себя в бою.
При этих словах он вдруг похлопал юношу по щеке. Вроде, и по-отечески, но как-то уж очень ласково. Максимилиан спрятал оружие в ножны и даже растерялся от прикосновения барона, он уставился на кавалера, думая, что тот ему что-то объяснит. Но взгляд Волкова был невыразителен, он словно не видел, как барон прикоснулся к юноше.
Ганс, заговорил барон, обращаясь к кузнецу, с господина Эшбахта плату за ремонт шлема не брать.
Как изволите, господин барон, сразу ответил кузнец.
В этом нет необходимости, заявил Волков достаточно твёрдо.
Ему не нужны были всякие жесты и милости местных сеньоров.
Позвольте мне хоть как-то поучаствовать, заговорил барон проникновенно. Быть хоть самую незначительную малость причастным к вашему славному делу у реки. Тем более что мы с Гансом старые приятели, у нас много общих дел. Мы с ним посчитаемся как нужно. Ганс, я запрещаю тебе брать деньги за ремонт этого прекрасного шлема.
Не возьму ни пфеннига, заверил кузнец.
Волкову было неудобно настаивать, теперь его желание заплатить выглядело бы невежливым.
Я благодарен вам, барон, с поклоном сказал он.
Нет, это я благодарен вам, кавалер, за то, что вы проучили этих хамов из-за реки, на что никак не отваживался наш герцог. И не только я, все мы натерпелись от них обид. Я очень надеюсь, что вы примете моё приглашение на обед. Я и мои рыцари мечтаем услышать о вчерашнем деле во всех подробностях.