Кофе остывал на маленьком столике подле нее. Она глотнула всего раз, и этого хватиловкус был омерзительный. Но потом подумала, что в этой части больницы хороший кофе не входит в список приоритетов присутствующих. Аппарат, присоединенный к Дрю, издал очередное тихое пиканье, а вентилятор продолжал аккуратно поставлять воздух в его изуродованное горло и оттуда в легкие, а потом замирал до следующего раза.
Она гадала, видит ли он сон или кошмар, или напавшего на него пришельца, который вскрыл его возлюбленного. Как минимум он не будет помнить об этом долго. Как только он поправится, они накачают его ретконом. И все же. Серийный убийца. Пришелец. Чтобы ни было, это не уменьшит его скорбь.
Дверь приоткрылась, и внутрь вошел Янто. Он выглядел уставшим, темный кровоподтек выглядывал из-под марлевой повязки вокруг головы.
Я думала, ты домой пошел, Гвен сжала его руку. У тебя, наверно, сотрясение.
Ну, если оно у меня есть, то я в нужном месте. Он взглянул на кофе. Он употребим?
Да, но не рекомендую.
Янто прильнул к стене рядом с ней, и некоторое время оба молчали, погрузившись каждый в свой мир.
Я говорил с врачом. Достигший слуха Гвен голос Янто едва ли превышал шепот. Завтра его переведут в палату для выздоравливающих.
Сердце облегченно подпрыгнуло, Гвен улыбнулась.
Отличная новость. Чертовски отличная.
Она обрадовалась как за больного, так и за своего молчаливого коллегу. Она знала, что он сделал все, что мог против пришельца, но Янто начал бы винить себя, как винила бы себя она, поменяйся они местами. Если бы Дрю умер, он бы посчитал это своей ошибкой, что не справился с работой.
Глаза Янто переместились на мужчину на больничной койке.
Он больше никогда не будет петь, он помолчал. Ему повезет, если говорить сможет.
Но он будет жить, от холодного монотонного голоса Янто по Гвен пробежала дрожь.
Пение было его жизнью.
Она мотнула головой.
Это не так. Оно всего лишь часть ее. Возможно большая часть, но не вся жизнь. Ее мысли метнулись к мужчине ниже по коридору, который еще час назад отчаялся из-за надвигающейся смерти, а теперь что есть силы опустошал кишечник в слабой надежде, что к воскресенью оправится и сможет потом рассказывать обо всем в шутливой форме и посмеяться с друзьями в пабе. Он будет счастлив, что остался жить.
Возможно. Поначалу, нахмурился он. Где Джек?
Сказал, что у него есть дела.
В Хабе?
Гвен покачала головой. Она видела хмурое выражение лица Джека, когда отъезжала «скорая».
Сомневаюсь. У него был тот взгляд. Она подняла глаза на Янто и увидела его кивок. Он понимал, что она имела в виду.
Значит, пару часов мы его не увидим.
Да.
Он фыркнул.
Что будешь делать? Поедешь домой?
Если я заявлюсь домой так рано, Рис впадет в шок. Он скорее всего как раз приложился к пиву перед экраном, смотря футбол. Аппарат снова щелкнул, и Гвен подумалось, какой в этом смысл. Возможно, смысл заключался в том, чтобы хоть на миг нарушить давящую тишину и позволить присутствующим облегченно вздохнуть.
Так какие планы? Останешься здесь на ночь?
Она отрицательно покачала головой.
Нет, подумываю просмотреть на данные, зафиксированные непосредственно перед атакой. На секунду показалось, что активность Рифта наблюдается во всем городе, а потом резко вспыхнула у церкви. Хочу проверить, можно ли каким-либо образом отрегулировать программу. Может, мы сможем настроить ее так, чтобы она указала нам место появления пришельца, а мы бы успели схватить его. Она сжала зубы и, хотя смотрела на Дрю, сознание вернулось к моменту, когда они ворвались в церковь. Мы были всего лишь за углом, но если бы ты не отвлек пришельца, нам бы ни за что не спасти этого беднягу.
Янто улыбнулся ей.
Отрегулировать программу, значит? Тош бы гордилась. Мы тебя еще подсядем на это.
Мне легче разбить монитор, чем заставить его работать. Но опять же я постараюсь что-нибудь придумать.
Помощь нужна?
Губы Гвен разошлись в улыбке.
Безусловно. В таком случае мы разделим вину, если разобьем-таки компьютер.
Глава двадцатая
Бар был тускло освещен голубыми и розовыми светодиодными неоновыми трубками, протянутыми вдоль сидений и по хромированному краю мраморной стойки, на которую Джек оперся локтем. Рукава его голубой рубашки были закатаны, и казалось, будто подтяжки врезались в плечи. Ну, или это было психосоматическое явление. Но определенно чувствовалось будто что-то до боли сдавливает его мускулы и ему было легче думать, что это от подтяжек, чем от мыслей о пришельце.
Подняв бутылку с водой, он сделал затяжной глоток, избегая смотреть на зеркало напротив себя. Оно было лишь наполовину загорожено бутылками с напитками разных цветов, с которыми желудок определенно не может примириться, а его собственное лицо было тем, с чем не мог примириться он, даже не смотря на свое отражение.
У тебя что, десять пар этих шмоток?
Сиденье рядом с ним, отодвигаясь, жестко заскрипело по полу, Джек вскинул голову и улыбнулся.
Вроде того.
Катлер был одет в джинсы и свитер с ромбовидным вырезом; обычная одежда шла его неухоженному лицу и щетине. Сев, он кивнул бармену:
Джек Дэниелс с кокой. Двойной. Он посмотрел на Джека, наклонившего бутылку. И еще одну бутылку того, какой бы хренью это ни было.
Я думал, ты отвалишь от меня.
Катлер не то фыркнул, не то издал смешок и протянул бармену десять фунтов.
Да уж. Куда мне еще деваться? Везде, куда бы я ни пошел, меня находят по телефону. Он отпил почти половину своего напитка. Так же, как у тебя утром, смею полагать.
Твоими устами глаголет истина.
С минуту они сидели молча. Катлер вглядывался в блестящую темную жидкость с отражающимся в ней светом.
Мы легко отделались сегодня. Если бы этот педик умер
Да, я знаю.
И Джек знал. Стоящие над Катлером «шишки» легко бы начали кричать на детектива из-за результата, но не они гонялись за пришельцем и вообще всем неизвестным, что на них выплевывает Рифт. Мир был озлоблен и искал козлов отпущения, а в человеческой натуре искать что-то в чужих, вместо того чтобы покопаться в себе. Где был бы мир без Торчвуда и людей, которые ставили на кони терялижизни, чтобы сохранить планету в безопасности? Он ненавидел себя за минуты горечи, но иногда приходилось по-настоящему туго. Если бы они просто понимали, как многое на самом деле происходит.
Это двадцать первый век, пробормотал он, где все меняется.
Что? Катлер посмотрел вбок.
Ничего. Ничего существенного. Джек вздохнул и вытянул спину. Ничего такого, что бы не могло подождать. Хотя бы ненадолго. Он отвернулся от своего отражения и посмотрел в уставшее лицо детектива. Мне жаль, что мы не смогли по-быстрому позаботиться обо всем. Тебе может быть нелегко.
Катлер пожал плечами.
Я видел это существо в деле. Твоя команда сделала все, что могла. Так что извинения не нужны. Он осушил бокал и подал знак, чтобы его заново наполнили, прежде чем перехватил тень беспокойства в лице Джека. Не волнуйся. Он улыбнулся, но улыбка приросла к лицу, лишенному естественной теплоты беспечного человека. Я буду аккуратен с этим. Но хотя бы позволь приговоренному посмотреть на смерть своей карьеры со стоящего того похмелья.
Все настолько плохо?
Не хорошо. И мой послужной список тоже, если верить записям, чему конечно не верят мои боссы, хотя с этими данными мир должен считаться. Поэтому в участке беспокоятся, как их может вывернуть пресса, когда начнет копать под меня. Его смех был горьким. Легче отправить меня в какую-нибудь даже более отдаленную, чем Уэльс глушь. Без обид.
Никаких.
Хотя я не вполне уверен, куда еще. Чертовы Оркнейские острова? Не вижу себя там.
Думаешь, они уволят тебя? Джек задумчиво смотрел на него.
Может быть. Определенно выставят за дверь. Они не могут позволить наезды на себя. Он изогнул бровь. Это громкое дело о серийном убийце, а я детектив с большим темным пятном в личном деле, где замешаны убийства.
Я читал твое личное дело.
Значит, видел те записи. В дымке голубого неонового свечения лицо Катлера отдавало гладким мраморным блеском. Джек предполагал, что выглядит так же. Возможно, для них обоих это было естественным. Мужчины, высеченные из камня. Он не мог умереть, Катлер противопоставил себя миру так, чтобы его ничего не трогало. Может, это было единственным, что позволяло ему держаться.
Нет, Джек пригнулся. Я читал твое торчвудское досье, он помолчал. Ты поступил благородно.
Ох, ну да. И посмотри, как это мне аукнулось. Жена ушла, а карьера коту под хвост, Катлер уставился на свой напиток. Оглядываясь назад, думаю, благородство было не лучшим шагом.
Повернувшись на стуле, Джек изучал мужчину рядом с собой.
Тогда почему ты так поступил?
Что конкретно написано в файле обо мне? глаза Катлера превратились в холодные обороняющиеся зеркала. Я не особо доверяю тому, что пишут.
Хорошо понимаю. Там написано, что ты признался на суде, что фальсифицировал доказательства, которые помешали Марку Палмеру попасть в тюрьму за изнасилование и убийство троих мальчиков. Он позволил воде зашипеть на языке, прежде чем сглотнуть. Я посмотрел газетные вырезки. Кажется, ему была хана, пока ты не признался в этом. Ему не светило досрочное освобождение и не похоже, что он протянул бы особо долго, до того как его бы обнаружили с ножом в спине в тюремном дворе.
Это и было проблемой.
То есть? Джек читал досье. Он понял многое из того, что происходило в голове полицейского, но хотел услышать из первых уст. Хотел услышать от нынешнего Катлера, мужчины, проживающего вторую волну последствий этого решения. Делать выбор легко. Меняют человека его последствия.
Я не мог позволить невиновному попасть за решетку.
Торчвуд Один мог, Джек не чувствовал гордости от этого заявления. И из того, что я прочитал в неофициальных данных понятно, что Марк Палмер не стал бы долго бороться.
Голова Палмера была слишком занята тем, чтобы разобраться, что происходит. На виске Катлера дрогнул мускулединственное доказательство того, что под спокойным голосом внутри него вскипала ярость. К тому моменту, как попасть на суд, он наполовину поверил, что убил этих мальчишек. Даже если не помнил ни одного убийства.
Джек тянул за влажную этикетку на бутылке, отдергивая ее и игнорируя нежелание этикетки быть оторванной.
Знаешь, некоторые бы поспорили, что он был не так уж и невиновен. Поддавался желаниям, обуревавшим его мыслям.
Катлер отодвинулся на стуле.
Боже, ненавижу этот запрет на курение. Как ты можешь расслабляться, не куря и не выпивая?
Ухватившись за серебряный краешек, Джек оторвал полоску, оповещающую о брэнде воды, оставляя на бутылке белый след от клея.
А что ты скажешь об этой теории? не отступал он. Ему нужно было понять этого мужчину, которого Торчвуд Один посчитал достойным, чтобы не разобраться с ним тем или иным относительно удовлетворительным или не очень способом. Ему было нужно сорвать с него маску и узнать остался ли он на самом деле тем же человеком, что был тогда. Потому что такой же выбор предстоял ему, когда со всем этим будет покончено. И он хотел сделать верный выбор, чтобы жить в мире с последствиями.
Катлер вздохнул.
Думаю, это чушь собачья. Он глотнул своего напитка. Прости мою техническую полицейскую терминологию.
Я говорю полицейскими терминами, улыбнулся Джек. А почему?
А почему тебе так интересно?
Джек не отвел взгляда от полицейского, лишь одарил ослепительной улыбкой.
Просто хочу знать немного больше о человеке, с которым отправлюсь на эшафот. И потом меня заинтересовали записи. С тобой было бы то же самое.
Улыбка Джека была полна мальчишеского восторга, ухмылка Катлера напоминала волчий оскал.
Не надейся, что я не провел небольшое расследование относительно тебя.
И что ты нашел?
Много запароленных, закрытых от доступа файлов в базе данных и пару совершенно безумных историй в сети. Достаточно, чтобы понять, что я ничего не хочу знать о тебе.
Откровенно. Джек оторвал последнюю полосочку этикетки и бросил на стойку, чтобы бармен мог убрать. Ночь была тихая, и Джеку казалось, что парню все смертельно наскучило. Он был счастливчиком, что имел такие минутки обыденности. Он жил в мире с миром, как Гвен и Янто. Катлер, скорее всего, застрял где-то на полпути в чистилище.
Много обычных людей сталкивалось со странными созданиями Рифта, но лишь немногие были вынуждены переоценивать свою мораль, исходя из них. Джек зауважал Катлера до прочтения досье, теперь он был заинтригован им. Живительное ощущение.
Итак, расскажи мне о Марке Палмере.
Как ты знаешь, я выслеживал его, Катлер задумчиво смотрел на свое отражение в зеркале, и Джеку стало интересно, ищет ли он там призрака того себя, которого потерял много лет назад. После первой смерти, когда след вывел на него. Отшельник. Любит ошиваться у игровых площадок. Идеальный подозреваемый, он нахмурился. Я нутром чуял, что он виноват. Три мальчика умерло за четыре дня, и он не помнил, где находился в моменты их пропажи. До обнаружения тел я дежурил у его дома. Я звонил ему утром и ночью, не позволяя спать, он замолк и отпил. Я был настоящим ублюдком. Я смотрел, как он, запустив руки в волосы, меряет шаги по своей гостиной и звонил, звонил, звонил, а если он отвечал, рассказывал, что я сделаю, когда мы возьмем его. Естественно с закрытого номера на подставное имя. Никаких следов. Никто бы не обвинил в полицейском преследовании. Бедолага и так был на полпути к безумию, а я толкал его пройти весь путь до конца. Но через некоторое время я начал думать, что зашел в своих предположениях не в ту степь.
Что случилось?
Была полночь. Палмер вышел из дома через парадный вход. Он был по-настоящему возбужден. Говорил сам с собой, дергался. Я подумал, он слетел с катушек. Что я довел его. А потом резко он замер. Спина выпрямилась, и вся издерганность покинула его. Я видел это из своей машины. Он изменился. А когда он повернулся и зашагал к своей машине, ей-богу, мне показалось, что меня разыгрывают или я так зациклился на деле, что мой мозг начал гореть. Его глаза были широко распахнуты и смотреть в них было все равно что смотреть на включенные фары. Из них лился белый свет. И изо рта тоже, когда он открыл его. Просто безумие какое-то, но я видел это.
Катлер снова отпил.
Я поехал за его машиной в лес, где он припарковался вне видимости с дороги. Он вышел, достал из багажника лопату и пошел вглубь в темноту в кем-то управляемой манере. Я стоял довольно-таки поодаль, но свет из его глаз все равно освещал округу, так что я не боялся заблудиться. Он конечно же шел к телам. Копал словно машина, чем и был, как я теперь думаю. Его тело контролировалось тем, что бы в него не вселилось, а мальчики были закопаны в глубокой яме. К тому моменту как он управился, с него в три ручья лил пот, дыхание сбилось, но он не останавливался, пока из него лил этот свет. Потом он вырубился. Я видел, как он плакал над телами, когда свет переметнулся на них и сканировал их снова и снова. Я не мог пошевелиться. Это было прекрасно, но в то же время, там присутствовало такое Катлер запнулся, ища правильное слово, человеконенавистничество. Человеческое зло намного более приземленное, чем была эта вещь. Наигравшись с телами, свет вернулся к Палмеру. Он, словно автомат, закопал тела и вернулся домой.
Что ты сделал?
Я не мог спать. Не мог заставить себя. Я знал, где закопаны трупыпометил три дерева рядом, когда Палмер и штука внутри него уехали. Я сидел на кровати, много курил и много пил. Я думал об истине. Истина где-то рядом. Малдер и треклятая Скалли. Он засмеялся глухим, неприятным смехом, словно шлепок грязи. А потом я рано пришел на работу и перелопатил всю базу данных, ища рапорты о паранормальных явлениях или нестандартных преступления. Так, я наткнулся на «Торчвуд: засекречено». Я никогда не слышал о таком отделе, поэтому стал копать еще глубже. К 9:32 штат Торчвуда и мой шеф стояли у моего стола, желая узнать причину моего внезапного интереса. Спустя некоторое время, когда шеф отвалил, я рассказал им. А остальное, как говорится, уже история. Тела были найдены, Торчвуд схватил то дерьмо, что было внутри Палмера и под этим делом провели черту.
За исключением того, вставил Джек, что все улики все еще указывали на Палмера. А пресса об этом уже знала.
Да, какие-то ублюдки-полицейские слили информацию. Мы не очень-то торопились с арестом.
Которого ты всячески старался избежать.
Да. Бармен обновил их напитки, хотя Джек не заметил, чтобы Катлер подавал знак. Может, выражения их лиц сказали парню, что они надолго засиделись. А потом все рухнуло. Люди стали требовать его ареста, а тесты ДНК, свидетельствовавшие об его вине, связали нас по рукам и ногам. Мы арестовали его. Бедняга был раздавлен. И я понимал почему. Когда я следил за ним вначале, абсолютно убежденный, что он именно тот человек, то знал, что где-то глубоко внутри он неправильный. Но я был слишком занят, чтобы заметить, что он тоже это знает. Возможно, всю свою сознательную жизнь. Да, он хотел причинить боль этим парням, сделать с ними вещи, которые не поместятся в наших с тобой головах, и да, он хотел лишить их жизней собственными руками. Он хотел делать такие вещи столько, сколько себя помнит. В душе он был больным ублюдком. Но только в душе.