В одном из райотделов вместе с сотрудниками рассматривал его некий общественный инспектор ГАИ. Он тоже принимал участие во всех поисках, однажды даже стал свидетелем нападения на женщину, была ночь, преступник скрылся, но он успел его разглядеть и мог описать. Теперь он смотрел на фоторобот и усмехался, но ничего не сказал. Кстати, собственную жену он с ночной смены тоже ходил встречать.
Между тем сотрудники показывали потерпевшей К. альбомы особо опасных преступников, и вот наступил день, когда по поводу одной из фотографий она сказала нерешительно: вроде похож.
Кто такой? Некий Стороженко, водитель грузовика, дважды судимый (впрочем, еще «по малолетке»). Группа крови? Не проверялся. Как так не проверялся? Выяснили: когда на его автобазе шла проверка, он уволился и поступил на автобазу, где проверка уже прошла.
Это было интересно.
Костоев послал одного из следователей проверить по путевым листам, что делал Стороженко в дни преступлений, проезжал ли вблизи тех мест, где они совершены. К примеру, невдалеке от шоссе на Рославль была убита И.ездил ли в это время Стороженко по шоссе на Рославль? Да, ответил сотрудник, ездил в поселок Гнездово на завод за керамзитом.
Новый фоторобот был изготовлен на основе фотографии Стороженко и опять разослан по всем отделам и отделениям милиции.
Когда в райотделе милиции (может быть, даже из-за плеча начальника?) смотрел на новый фоторобот тот самый общественный инспектор ГАИ, высокий, красивый и, кстати, с татуировкой на руках, он уже не усмехался.
Теперь каждое преступление примеряли на Стороженко. Был случай убийства в самом Смоленске, но произошло это в воскресенье, когда автобазы закрыты, закрыта была и та автобаза, где работал Стороженко, но ему-то как раз выписали путевой лист, он возил снег из города. Снова совпадает?
Костоев помнил: в последнем убийстве родные погибшей, возвращаясь домой примерно в час убийства, заметили на шоссе грузовик «ГАЗ93», стоявший на обочине с поднятым капотом. Проверили все машины «ГАЗ93», которые в тот день и час проезжали по шоссе, таких машин оказалось 76, в их числе была и машина Стороженко. Опять совпадает!
Костоев ничего не знал об общественном инспекторе ГАИ (который вместе с группой милиционеров рассматривал новый фотороб и который вполне оценил, насколько фоторобот уже точнее воспроизводит его собственное лицо), но понимал, что надо спешить. Конечно, проще всего было бы предъявить Владимира Стороженко на опознание потерпевшей К., так Костоеву кругом и советовали настоятельно: она его опознаети все станет ясно! А если не опознает?думал Костоев. Ведь она в темноте его не разглядела, а потом долгие часы в полном беспамятстве лежала в кустах. Было у Костоева и еще одно соображение: предположим, Стороженко признается в этом эпизоде, но ото всех остальных отопрется, замолчит, что останется тогда делать следователю? Ведь нужно изобличить его в каждом убийстве, каждое доказать,только тогда, кстати, можно быть спокойным, что по улицам Смоленска не ходит еще один убийца. Нет, пусть лучше преступник не знает, что К. осталась жива.
А следователь, которого мы не назвали, все допрашивал и допрашивал прокурора Гончарова, требовал признания, а негодяй этот все никак не признавался.
Можно уже было Стороженко задерживать. И представьте, как раз в это время к Костоеву прибежали работники местной милиции уговаривать: Стороженко? Да вы что, он у нас проверен-перепроверен, он у нас общественный инспектор ГАИ и вне подозрений, а если он и сидел, так по малолетке, с кем не бывает?
Вы хоть с Кировской областью, с колонией, где он сидел, связывались?спросил Костоев.
Сам он уже давно знал характеристику, которую дает колония: дерзок, опасен, предельно жесток.
Рано утром 21 июля 1981 года Стороженко задержали, когда он шел на работу (одновременно на допрос вызвали его жену и брата).
Он пришел спокойный, веселый, улыбался, а когда услышал, по какому поводу его вызвали, рассмеялся не без иронии.
Я могу себе представить эту сцену. Костоева знаю, а преступника видела на фотографии. Когда я эту фотографию разглядывала в Прокуратуре РСФСР, один из сотрудников спросил посмеиваясь: «Ну, как насчет Ломброзо?» Да, знаменитому психиатру и криминалисту с его теорией преступного типа, обладающего преступным обликом, тут делать было бы нечего.
И все-таки данный случай являл собой нечто невероятное. В книге Р. Лурье сказано, что Стороженкоистинно славянский тип, на самом делеинтернациональный красавец, хоть в кино, французском или итальянском, его снимай. По видуинтеллигентный рабочий, а может быть и младшим сотрудником какого-нибудь института. Впрочем, подобные определения ничего не определяют. Главноенет никакого сигнала опасности от этого лица, напротив, глаза из-под ровных темных бровей глядят задумчиво и как бы с неким в глубине их вопросом; рот хорошо, мужественно очерчен, с некоторой тенью горечи, может быть (любая девочка со спокойной душой сядет к такому в кабинустарший брат!).
Подобное лицоидеальный заслон, если надо скрыть такую вот душу, до краев полную жажды крова и грязи.
И страх меня взял. Может быть, в наше неестественное время, когда с неба идут ядовитые дожди, а земля рождает ядовитые плоды, может быть, нынче и разорвалась она, связь между лицом человека и его духовным миром, и глаза уже больше не зеркало души, а нечто вроде печных заслонок, но очень маленьких и цветных, назначение которыхнадежно скрыть все, что там, в душе, девается?
И вот человек с таким лицом и такими глазами сидел теперь перед Костоевым.
В других кабинетах допрашивали его жену и брата: дома у него шел обыск.
Костоев задавал вопросы самые простые и, если посмотреть со стороны, вовсе безопасные.кстати, в том-то и дело, что следственные ловушки, которые расставляет мастер, опасны для одного-единственного человека на светесамого преступника, для всех же остальных безопасны; проследите борьбу Порфирия Петровича с Раскольниковым, вслушайтесь в вопросы, которые задает следователькаждый из них являет собой ловушку. Тот же вопрос о малярах, что работали в верхней квартире,невиновного он ни в малейшей степени не взволновал бы, а Раскольников мечется, стараясь сообразить, мог ли он видеть маляров, когда приходил к старухе? Следователь не имеет права на ложь. Дурацкое вранье следователей-непрофессионалов (к примеру, на месте преступления, мол, нашли твои отпечатки пальцев, или соседи видели, как ты входил и выходил)это ловушка не для подследственного, а для самого правосудия: человек может «признаться» от страха, от отчаяния, а может и просто тут же на месте умереть от инфаркта.
Приходилось ли вам,спросил Костоев между прочим,ездить в поселок Гнездово?
Ездил,ответил Стороженко.Не помню когда, но ездил через Красный Бор.
Ни слова больше, а какое напряжение тотчас же возникло! Стороженко уже не улыбался, это следователь усмехнулся про себя: противник, почуяв опасность (Раславльское шоссе!), сообщил, что ехал в поселок другой дорогой, хотя его об этом не спрашивали. Понимает, конечно, что зря поспешил с Красным Бором. И разом заметался. Но все еще никак не может сообразить, где «засветился» и в чем, но ощущение, что следователь уже знает многое, может быть, главное,конечно, растет.
Это-то Костоеву и нужно.
Вот вы не прошли проверку на группу крови,заметил он.А хотите, я вам скажу, какая у вас группа?
Скажите.
Четвертая.
И вызвал к себе в кабинет лаборантку.
Конечно, был тут некий риск, но следователь действительно был уже уверен. Группа оказалась четвертой.
Звонит телефон, следователь Атаманова сообщает: жена Стороженко спокойно, явно ничего не подозревая, говорит, что муж год назад подарил ей золотые серьги кольцами, она их, по несчастью, сломала и потому отдала в починку.
Дарили ли вы когда-нибудь жене золотые вещи?спросил Костоев на другой день.
Никогда,ответил Стороженко.
Костоев записывает это его «никогда», дает ему расписаться и только потом знакомит с показаниями жены.
Стороженко говорит, что жена ошибается, что она лжет, наконец,и знает уже, конечно, что попадается на каждом шагу.
Вскоре будут найдены и мастер, чинивший серии, и даже ювелир когда-то их сделавшийте самые, что были в фотоальбоме, который носили в кармане все оперативники и все участковые.
Тут надо особо сказать о тех, кто производил обыск в доме Стороженко. Сотрудники костоевской группы Михаил Люксембург, Валерий Костырев и Григорий Есилевич. Среди хлама и мусора разглядели они оплавленные, обугленные кусочки металла, сперва подумали, что это сгоревшие радиодетали, но потом понялинет обломки ювелирных изделий. Важнейшие доказательства.
Костоев сжимал кольцо медленно, он намеренно это делал: боялся, как бы не оборвался разговор.
Ему нужно было признание.
Ему нужно было признание совсем не для того, чтобы тащить в суд эту «царицу доказательств», нет,во-первых, для собственной убежденности, а во-вторых, для дальнейшей своей работы, чтобы с помощью признания, разумеется истинного, а не липового, получить реальные доказательства по всем другим эпизодам. Но кольцо-то сжималось (а в распоряжении следствия были к тому же и другие доказательства, находки, которые смоленские криминалисты зафиксировали еще тогда, когда погибшие были обнаружены, а убийца еще не был арестован,какой-нибудь волосок или след от сапога).
Признался Стороженко на третий день (это было 23 июля, а принял Костоев дело к своему производству 3 апреля, значит, ему, чтобы поймать убийцу, потребовалось около трех месяцевнапомним, что сотрудники следственной группы Прокуратуры СССР безрезультатно работали два года).
В книге Р. Лурье сказано, что Стороженко признался, поскольку Костоев дал ему ложную надежду на жизнь и все время эту надежду в нем поддерживал (есть такой прием, на следовательском жаргоне он называется «соской», лучше было бы сказать «пустышкой»). Нетрудно, однако, убедиться, что не этот прием заставил преступника сознаться, мы видели, он был прижат к стене доказательствами, ради которых Костоеву и его сотрудникам пришлось порядком поработать. Стороженко был сломлен неопровержимыми доказательствами, и отрицать ему уже было невозможно. Да, Костоев применил прием «пустышки», но позднее, когда признание было уже получено и закреплено целой системой неопровержимых доказательств. И было это в период, когда Стороженко впал в апатию, пытался перерезать себе вены. Поддерживая в нем надежду на жизнь, следователь хотел, чтобы он рассказывал и не останавливался, не замыкался в себе, что неизбежно, если преступник теряет надежду и впадает в отчаяние. Конечно, прием «пустышки» тоже коварен, но тут скорее речь не о лжи, а о двусмысленности.
Между тем какие-то психологические приемы в работе со Стороженко были необходимы. Признавшись на следствии, потом в тюрьме, он впал в состояние такого бешенства, что у дверей его камеры, у глазка, целые сутки сидел надзирательбоялись самоубийства.
А придя в себя и убедившись, что деваться некуда, перестроился и стал энергично работать на сохранение жизни. Он рассказывал. Рассказывал подробно, приводил на места преступления, вспоминал подробности, опознавал убитых по фотографиямвсе одиннадцать убийств.
А потом стал рассказывать, как убил женщину возле озера. Какую женщину, возле какого озера?Костоев ничего не знал об этом убийстве. Двенадцатое?
Как это могло быть, что ему не представили по этому поводу ни единого документа?что же, в городе никто не пропадал, трупа нигде не находили и у милиции об этом, двенадцатом, вообще никаких сведений нет?
Почуяв неладное, умный Костоев не стал обращаться к местной милиции, но принялся расспрашивать знакомых юристов, не припоминают ли они подобного дела, и кто-то вспомнил, действительно было убийство женщины возле озера, было и уже прошло через суд.
Суд? Кого же судили?
Убийцей оказался Поляков, муж, его судили, осудили, он сидит сейчас в колонии, восемьдесят километров от Смоленска.
Не теряя ни минуты, Костоев помчал на машине в колонию.
К нему вывели невысокого, наголо стриженного человека, в черном хэбе, немолодого, очень бледного. Исса представился.
Что еще вам от меня нужно?сказал человек.Я признаюсь, я убил жену, чего вы еще от меня хотите?
Он говорил ровным голосом, изможденное лицо его было недвижно, а Костоев смотрел на него и все про него понимал. Он знал, путем каких страданий прошел этот человек, прежде чем его сломали, и что сейчас делается в его душе: пришел этот следователь, думает он, с обычной их ложью, с какой-то новой ловушкой, а значит, и с какими-то новыми муками, главное сейчассобрать все силы и не поддаться на его провокацию.
Что бы Костоев ему ни говорил, Поляков не верил ни единому словуи тому, что будто бы найден настоящий убийца, тоже не верил.
Трудная задача стояла перед следователем, может быть не легче, чем при допросе Стороженко. Тогда, во всеоружии улик, он мастер тактики и натиска, жестко вел преступника к признанию, а тут было совсем другое дело, да и сам Костоев был другим, он жалел этого человека и был совершенно ему открыт. Преступнику он настойчиво демонстрировал, что знает о его преступлениях,чтобы получить признание. И Полякову он показывал, что знает всю схему его «признательных показаний»,чтобы ее разрушить.
И была у Костоева еще одна задача, самая трудная,узнать у Полякова, кто и как вынудил его признаться, узнать, кто заставил несчастного назвать имена. Вот это-то и было для узника самым непосильным. В глазах его глубоко жило недовериенедоверие и страх.
Вы сказали на следствии,говорил Костоев,что бросили нож в озеро, но ножа там не нашли.
Поляков молчал.
Вы сказали, что незадолго до убийства распили с женой в кустах бутылку винане нашли там вашей бутылки. Ни одного доказательства нет.
Молчал Поляков. Казалось, он был мертв. Неужто душу его действительно убили?
Я представляю себе эту встречу, спокойные (с глубиной) глаза Иссы, думаю, они очевиднее слов говорили: я пришел спасти тебя и спасу, что бы ты мне ни плел. Я должен знать правду.
У вас было алиби,продолжал он.Его затоптали. Разве это не так?
Поляков и тут ничего не ответил. И промолчал всю ночь. Только под утро вдруг заплакал, и тогда стало ясно, что он живой.
Он рассказал, как все это произошло, и назвал имена работников милиции, которые заставили его взять на себя убийство жены (они с женой уже несколько лет жили нерасписанные, а тут как раз должны были расписаться).
Ну, теперь уж этого человека ни на минуту нельзя было оставлять в колонии. Его могли заставить отказаться от только что данных Костоеву показаний, могли натравить на него уголовников, он вообще мог исчезнуть (перевели, мол, в другую колонию, сейчас он где-то на этапе), да мало ли что могло с ним случиться!
В тот день Исса из колонии не уехал, он запросил санкцию прокурора, опечатал и захватил с собой дело Полякова. А самого егосам лично!доставил в Минск и оттудасам лично!посадил в поезд в «вагонзак» на Москвудо своего освобождения Поляков сидел в Бутырках. Костоев прекратил его дело и возбудил другоепротив сотрудников милиции, допустивших беззаконие.
Итак, но всем эпизодам этого дела были получены признания Стороженко, и, честно говоря, я со своим скверным правовым опытом (поскольку в редакцию хорошо расследованные и благополучно завершенные дела никогда не попадают, сюда идет один только следа пенный брак) не без некоторой тоски подумала, что теперь, когда по некоторым эпизодам доказано, что Стороженкоубийца, остальные эпизоды уже будут доказываться вообще его «признательными» показаниями. Хотя закон и требует, чтобы каждый эпизод был неопровержимо доказан, следователи часто перестают быть внимательны к отдельным эпизодам, если по делу вообще доказали, что подследственный убийца.
Но Исса доказывал каждый эпизод,и я не могу лишить себя и вас удовольствия рассказать, как именно он это делал.
Сторож водозаборной станции на Днепре рано утром спустился к реке и увидел, что на большом валуне, поднявшемся из воды, лежит узел, явно кем-то принесенный сюда ночью. Узел оказался женской курткой, в которую были завязаны женская одежда и белье. Сторож позвонил в милицию, куда как раз в это же время обратился некто П., жена которого ушла с работы и домой не пришла.
Он опознал и белье и куртку, сообщил, что на руке у жены были часы, а в милиции ему сказали, что жена его утонула (как видно, в подробности при этом не очень вдавались, иначе сотрудникам отделения пришлось бы ответить на вопрос: если бедная женщина утонула, то кто же связал в узел и положил на валун ее одежду? Самой милиции, как видно, подобный вопрос в голову не пришел).