Вперед?!
Да!
Я перевернул.
Назад!!
Но почему? Вы же сами сказали перевернуть страницу вперед!
Но вы же перевернули две!..
Как это две?! Я приподнялся и, загородив ей нотную тетрадь, стал разбираться со страницами. Вот одна вот ах да, действительно!..
Да что же вы делаете?! взмолилась она и, изловчившись, шлепнула меня по рукам. Я автоматически шлепнул ее по рукам, как бы давая сдачи. Она вскрикнула. Скрипач вздрогнул и взял фальшивую ноту.
Так, толкаясь и переругиваясь, мы каким-то чудом доиграли наконец «Крейцерову сонату». Раздались аплодисменты.
Стул отодвиньте! ненавидяще глядя на меня, сказала пианистка. Я же вам говорила. У меня длинное платье. Отодвиньте мой стул! Мне нужно встать и поклониться!
Я галантно отодвинул ей стул. Она встала и поклонилась. Потом начала садиться.
Стул! напомнила она, не оборачиваясь.
Поскольку слово «стул» теперь ассоциировалось в моей уже не работающей от страха голове исключительно со словом «отодвиньте», я его опять отодвинул. Она начала садиться на пол. Я автоматически подставил руки Почувствовав их у себя на бедрах, пианистка взвизгнула и отскочила.
В зале прошел шумок. Там уже, наверное, давно обратили внимание, что, пока скрипач предается своему возвышенному искусству, какой-то молодой нахал у него за спиной сначала подрался с его аккомпаниаторшей, а теперь прямо на глазах у публики начал к ней грубо приставать. Я готов был провалиться сквозь сцену.
Дальнейшее плохо отпечаталось в моем сознании. Помню только, что, кажется, и дальше я все делал наоборот: переворачивал страницы, когда не нужно было переворачивать, и не переворачивал, когда было нужно. Двигал стул вперед, когда пианистка пыталась встать, таким образом припечатывая ее к роялю, и двигал его назад, когда она пыталась сесть, каждый раз ловя ее уже у самого пола.
Естественно, что после окончания каждого произведения музыканты, несмотря на аплодисменты, сразу же убегали за кулисы, чтобы хоть как-то перевести дух от этого кошмара. Но я оставался на сцене! Таким образом, получалось, что все аплодисменты доставались мне, и я каждый раз долго и церемонно раскланивался
Но все это были, как говорится, цветочки по сравнению с финалом нашего выступления.
Паганини! объявила ведущая. «Вечное движение».
Умоляю!.. наклонилась ко мне пианистка. Вы только ничего не делайте! Мы сами все сыграем. Просто сидите тихо. А еще лучше вообще отодвиньтесь!..
Музыканты начали играть, а я начал отодвигаться, естественно, вместе со стулом, издавая при этом страшный скрип. Пианистка гневно глянула на меня. Я отодвинулся еще дальше. Она опять посмотрела. Я опять отодвинулся. Потом еще и еще Таким образом, пока они играли, я проделал довольно неблизкий путь от центра сцены в ее конец и очутился на самом краю.
В зале недоуменно перешептывались. Потом-то я понял причину. «Ну правильно, размышляли там. Великий Паганини, наверное, что-то имел в виду, назвав свою пьесу «Вечное движение», но зачем нужно иллюстрировать это гениальное произведение бесконечной ездой по сцене, да еще верхом на скрипучем стуле?!»
Да когда же это наконец закончится?! не выдержал скрипач и, прервав исполнение, сделал шаг в мою сторону, собираясь, по-видимому, оторвать мне голову.
Я в ужасе отпрянул назад И вместе со стулом полетел со сцены в зрительный зал.
Тут началось что-то невообразимое. И продолжалось довольно долго. А поскольку ни музыканты, ни ведущая из-за кулис больше не появлялись, то я, чтобы хоть как-то прекратить весь этот смех, свист и улюлюканье, опять вскарабкался на сцену и очень торжественно произнес: «Концерт окончен!»
Потом, много лет спустя, я часто пытался смешить народ своими рассказами, выступая на разных сценах, в том числе и на сцене Одесской филармонии, но такого гомерического хохота я уже не слышал никогда. Вот уж был поистине оглушительный провал!
Наверное, в ту ночь я не умер от позора только потому, что одна знакомая девушка до самого утра утешала меня, сидя рядом на скамейке пустынного Приморского бульвара, и к утру наконец утешила
И тогда же, к утру, с первыми лучами солнца, встающего над обожаемым мною городом, я начал смутно догадываться, что стремление к славе вообще глупейшая вещь. И единственное, чего можно добиться на этом пути, так это падения с большой высоты, да еще и вместе со стулом.
А единственное, чего можно желать для себя в этой жизни, так это собственно жизни. Причем как можно более долгой. И нужно для этого очень немного: каждое утро такой вот рассвет, каждую ночь такая вот девушка, ну и каждый день, конечно, одна зеленая луковица и одно красное яблоко.
Наметанный глаз
Если бы у Коли и Оли спросили в тот день: «Какой самый короткий месяц в году?» они бы не задумываясь ответили: «Медовый». Только через четыре месяца после его начала, когда у Оли наконец впервые возникла потребность в платье (во всяком случае, в выходном), они с Колей вышли из своей комнаты в общежитии, держа в руках отрез крепдешина, купленный молодым на свадьбу в складчину всеми студентами и преподавателями родного техникума, и направились к дамскому портному Перельмутеру.
В тот день Коля точно знал, что его жена самая красивая женщина в мире, Оля точно знала, что ее муж самый благородный и умный мужчина, и оба они совершенно не знали дамского портного Перельмутера, поэтому не задумываясь нажали кнопку его дверного звонка.
А-а!.. закричал портной, открывая им дверь. Ну наконец-то! закричал этот портной, похожий на композитора Людвига ван Бетховена, каким гениального музыканта рисуют на портретах в тот период его жизни, когда он сильно постарел, немного сошел с ума и сам уже оглох от своей музыки.
Ты видишь, Римма? продолжал Перельмутер, обращаясь к кому-то в глубине квартиры. Между прочим, это клиенты! И они все-таки пришли! А ты мне еще говорила, что после того, как я четыре года назад сшил домашний капот для мадам Лисогорской, ко мне уже не придет ни один здравомыслящий человек!
Мы к вам по поводу платья, начал Коля. Нам сказали
Слышишь, Римма?! перебил его Перельмутер. Им сказали, что по поводу платья это ко мне. Ну слава тебе, Господи! Значит, есть еще на земле нормальные люди. А то я уже думал, что все посходили с ума. Только и слышно вокруг: «Карден!», «Диор!», «Лагерфельд!» Кто такой этот Лагерфельд, я вас спрашиваю? кипятился портной, наступая на Колю. Подумаешь, он одевает английскую королеву! Нет, пожалуйста, если вы хотите, чтобы ваша жена в ее юном возрасте выглядела так же, как выглядит сейчас английская королева, можете пойти к Лагерфельду!..
Мы не можем пойти к Лагерфельду, успокоил портного Коля.
Так это ваше большое счастье! в свою очередь успокоил его портной. Потому что, в отличие от Лагерфельда, я таки действительно могу сделать из вашей жены королеву. И не какую-нибудь там английскую! А настоящую королеву красоты! Ну а теперь за работу Но вначале последний вопрос: вы вообще знаете, что такое платье? Молчите! Можете не отвечать. Сейчас вы мне скажете: рюшечки, оборочки, вытачки Ерунда! Это как раз может и Лагерфельд. Платье это совершенно другое. Платье, молодой человек, это прежде всего кусок материи, созданный для того, чтобы закрыть у женщины все, на чем мы проигрываем, и открыть у нее все, на чем мы выигрываем. Понимаете мою мысль? Допустим, у дамы красивые ноги. Значит, мы шьем ей что-нибудь очень короткое и таким образом выигрываем на ногах. Или, допустим, у нее некрасивые ноги, но красивый бюст. Тогда мы шьем ей что-нибудь длинное. То есть закрываем ей ноги. Зато открываем бюст, подчеркиваем его и выигрываем уже на бюсте. И так до бесконечности Ну, в данном случае, портной внимательно посмотрел на Олю, в данном случае, я думаю, мы вообще ничего открывать не будем, а будем, наоборот, шить что-нибудь очень строгое, абсолютно закрытое от самой шеи и до ступней ног!
То есть как это «абсолютно закрытое»? опешил Коля. А на чем же мы тогда будем выигрывать?
На расцветке! радостно воскликнул портной. Эти малиновые попугайчики на зеленом фоне, которых вы мне принесли, по-моему, очень симпатичные! И, схватив свой портняжный метр, он начал ловко обмерять Олю, что-то записывая в блокнот.
Нет, подождите, сказал Коля, что-то я не совсем понимаю!.. Вы что же, считаете, что в данном случае мы уже вообще ничего не можем открыть? А вот, например, ноги Чем они вам не нравятся? Они что, по-вашему, слишком тонкие или слишком толстые?
При чем здесь ответил портной, не отрываясь от работы. Разве тут в этом дело? Ноги могут быть тонкие, могут быть толстые. В конце концов, у разных женщин бывают разные ноги. И это хорошо! Хуже, когда они разные у одной
Что-что-что? опешил Коля.
Может, уйдем отсюда, а? спросила у него Оля.
Нет, подожди, остановил ее супруг. Что это вы такое говорите, уважаемый? Как это разные?! Где?!
А вы присмотритесь, сказал портной. Неужели вы не видите, что правая нога у вашей очаровательной жены значительно более массивная, чем левая. Она более мускулистая
Действительно, присмотрелся Коля. Что это значит, Ольга? Почему ты мне об этом ничего не говорила?
А что тут было говорить? засмущалась та. Просто в школе я много прыгала в высоту. Отстаивала спортивную честь класса. А правая нога у меня толчковая.
Ну вот! торжествующе вскричал портной. А я о чем говорю! Левая нога у нее нормальная. Человеческая. А правая это же явно видно, что она у нее толчковая. Нет! Этот дефект нужно обязательно закрывать!..
Ну допустим, сказал Коля. А бюст?
И этот дефект тоже.
Что тоже? Почему? Мне, наоборот, кажется, что на ее бюсте мы можем в данном случае это как вы там говорите, сильно выиграть Так что я совершенно не понимаю, почему бы нам его не открыть?
Видите ли, молодой человек, сказал Перельмутер, если бы на моем месте был не портной, а, например, скульптор, то на ваш вопрос он бы ответил так: прежде чем открыть какой-либо бюст, его нужно как минимум установить. Думаю, что в данном случае мы с вами имеем ту же проблему. Да вы не расстраивайтесь! Подумаешь, бюст! Верьте в силу человеческого воображения! Стоит нам правильно задрапировать тканью даже то, что мы имеем сейчас, и воображение мужчин легко дорисует под этой тканью такое, чего мать-природа при всем своем могуществе создать не в силах. И это относится не только к бюсту. Взять, например, ее лицо. Мне, между прочим, всегда было очень обидно, что такое изобретение древних восточных модельеров, как паранджа
Так вы что, предлагаете надеть на нее еще и паранджу? испугался Коля.
Я этого не говорил
Коля, сказала Оля, давай все-таки уйдем.
Да стой ты уже! оборвал ее муж. Должен же я, в конце концов, разобраться Послушайте э не знаю вашего имени-отчества ну, с бюстом вы меня убедили Да я и сам теперь вижу А вот что если нам попробовать выиграть ну, скажем, на ее бедрах?
То есть как? заинтересовался портной. Вы что же, предлагаете их открыть?
Ну зачем, можно же, как вы там говорите, подчеркнуть Сделать какую-нибудь вытачку
Это можно, согласился портной. Только сначала вы мне подчеркнете, где вы видите у нее бедра, а уже потом я ей на этом месте сделаю вытачку. И вообще, молодой человек, перестаньте морочить мне голову своими дурацкими советами! Вы свое дело уже сделали. Вы женились. Значит, вы и так считаете свою жену самой главной красавицей в мире. Теперь моя задача убедить в этом еще хотя бы нескольких человек. Да и вы, барышня, тоже «пойдем отсюда, пойдем»! Хотите быть красивой терпите! Все. На сегодня работа закончена. Примерка через четыре дня.
Через четыре дня портной Перельмутер встретил Колю и Олю прямо на лестнице. Глаза его сверкали.
Поздравляю вас, молодые люди! закричал он. Я не спал три ночи. Но, знаете, я таки понял, на чем в данном случае мы будем выигрывать. Кроме расцветки, естественно. Действительно, на ногах! Да, не на всех. Правая нога у нас, конечно, толчковая, но левая-то нормальная. Человеческая! Поэтому я предлагаю разрез. По левой стороне. От середины так называемого бедра до самого пола. Понимаете? А теперь представляете картину: солнечный день, вы с женой идете по улице. На ней новое платье с разрезом от Перельмутера. И все радуются! Окружающие потому что они видят роскошную левую ногу вашей супруги, а вы потому что при этом они не видят ее менее эффектную правую! По-моему, гениально!
Наверное кисло согласился Коля.
Слышишь, Римма! закричал портной в глубину квартиры. И он еще сомневается!..
Через несколько дней Оля пришла забирать свое платье уже без Коли.
А где же ваш достойный супруг? спросил Перельмутер.
Мы расстались всхлипнула Оля. Оказывается, Коля не ожидал, что у меня такое количество недостатков.
Ах вот оно что!.. сказал портной, приглашая ее войти. Ну и прекрасно, сказал этот портной, помогая ей застегнуть действительно очень красивое и очень идущее ей платье. Между прочим, мне этот ваш бывший супруг сразу не понравился. У нас, дамских портных, на этот счет наметанный глаз. Подумаешь, недостатки! Вам же сейчас, наверное, нет восемнадцати. Так вот, не попрыгаете годик-другой в высоту и обе ноги у вас станут совершенно одинаковыми. А бедра и бюст При наличии в нашем городе рынка «Привоз» В общем, поверьте мне, через какое-то время вам еще придется придумывать себе недостатки. Потому что, если говорить откровенно, мы, мужчины, женскими достоинствами только любуемся. А любим мы вас я даже не знаю за что. Может быть, как раз за недостатки. У моей Риммы, например, их было огромное количество. Наверное, поэтому я и сейчас люблю ее так же, как и в первый день знакомства, хотя ее уже десять лет как нету на этом свете.
Как это нету? изумилась Оля. А с кем же это вы тогда все время разговариваете?
С ней, конечно! А с кем же еще? И знаете, это как раз главное, что я хотел вам сказать про вашего бывшего мужа. Если мужчина действительно любит женщину, его с ней не сможет разлучить даже такая серьезная неприятность, как смерть! Не то что какой-нибудь там полусумасшедший портной Перельмутер А, Римма, я правильно говорю? Слышите, молчит. Не возражает Значит, я говорю правильно
Жора с Большой Арнаутской
Когда, как сказал поэт, вашу хладную душу терзает печаль, или вы вдруг действительно поверили, что Одесса уже не та, и она перестала вырабатывать юмор, как противоядие от окружающего ее безумия, что спасало наш город во все времена, купите билет на трамвай и поезжайте на Привоз. Там в рыбных рядах за прилавком, заваленным тушами толстолобиков, огромными блинами камбал, золоченой скумбрией и серебристыми карпами, священнодействует Жора. Продавец и рубщик рыбы. Худощавый пожилой человек с лицом библейского мудреца. Знаменитый на весь Привоз Жора, чей острый язык может сравниться только с острейшим разделочным ножом в его умелых руках, который сам Жора романтически называет «рыбным мачете».
Люди! проповедует Жора собравшимся вокруг покупателям. Если вы зададите вопрос, у кого здесь можно купить свежую рыбу, то я отвечу вам правду, какой бы горькой она ни была: у меня, и только у меня. Конечно, вам тут многие скажут, что их тухлая камбала свежа, как поцелуй невинной девушки. И вы можете им поверить! Жора указывает на стоящих за соседними прилавками рыбных торговок, одетых как огородные пугала. Сильны чары этих сладкоголосых сирен! Но только я вам продам такую рыбу, которую действительно можно сесть и кушать, а не лечь и умереть. Свежайшую рыбу, потому что ее не только сегодня поймали, но еще и быстро вытащили.
Мне какую-нибудь крупную и недорогую, просит Жору очередной покупатель.
С превеликим удовольствием, Изя! отвечает Жора. (Почему-то всех своих покупателей он называет Изями.) Предлагаю коропа. Свежайший. Ах, тебя это не интересует!.. Ну тогда барабулька. Вкуснейшая! Или глоська, без единой косточки. Ах, тебе и это по барабану Угу Значит, тебя устраивает костлявая, невкусная и несвежая, главное чтобы была большая и недорогая? Да? Так что же ты мне сразу не сказал, что тебе на подарок?
Толпа покатывается от хохота.
А тебе кого порубать, Сарочка? спрашивает он у покупательницы с явно рязанским лицом. (Всех своих покупательниц он, как вы поняли, называет Сарами.)
Мне бы бычочков парочку на уху, вздыхает та. Мужу в больницу Такой малоприятный диагноз