Ой, перестань! отмахивается Жора. Скажи своему Изе, пусть не берет в голову! Разве эти врачи что-нибудь соображают?! Даже самый умный из них, академик Филатов, и тот почему-то работал сразу в двух направлениях: улучшал людям зрение и изобретал эликсир для продления жизни. Слышишь?! Как будто бы непонятно, что в нашей стране чем человек меньше видит, тем он дольше живет
А ты что стоишь, Сарочка? обращается он уже к другой покупательнице. Тебе почистить твоего судака?
Но это же, наверно, дорого
А что, твой Изя приносит тебе мало денег? Так я тебя сейчас научу, как увеличить их количество. Берешь большую эмалированную кастрюлю или ведро, кладешь туда деньги, которые у тебя есть. Запомнила? Так. А потом бросаешь туда дрожжи Давай я почищу за полцены.
Нет, говорит покупательница, я уж как-нибудь сама Если вы не возражаете
Да я-то не возражаю, говорит Жора. Сама так сама. А вот рыба этого не любит. Она любит, чтобы шкуру с нее снимал профессионал. А готовить хоть ты умеешь, Сарочка? Или тоже как-нибудь?
Женщина смущенно молчит.
И как вам это нравится?! возмущается Жора. Ни шкуру снять она не умеет, ни приготовить. Зачем же так издеваться над бедной рыбой? Ну скажи, женщина, тебе бы понравилось, если бы с тебя снимал платье какой-нибудь недотепа, который не только не умеет его снимать, но, кроме того, еще и не знает, что делать с тобой дальше?.. Хорошо. Я почищу тебе бесплатно. И еще подарю рецепт, приготовь по нему своему Изе фаршированную рыбу. Надеюсь, ему понравится. Во всяком случае, выплюнуть ее он всегда успеет.
Боже! Какая роскошная Сара! застывает Жора перед очередной покупательницей. А с каким вкусом одетая: зеленые рейтузы, красная кофта, желтый берет просто какой-то павлин, честное слово!
Не забывайте, Жора, что вы женатый человек! окликает его торговка с соседнего лотка.
Но я же только смотрю, отвечает ей Жора. Конечно, я помню, что я женат. Но можно подумать, если человек на диете, так что, он уже не может посмотреть в меню?.. В жизни не видел такой красоты, продолжает он любоваться клиенткой, разделывая ей огромную рыбину. Хотя, как говорится, omnia praeclara rara et fronti nulla fides.
Вы знаете латынь? удивляется кто-то из очереди.
А как же? обижается Жора. Я же учился в Ватиканском университете вместе с папой римским.
Как разделывать камбалу? ехидничает очередь.
Нет, строго отвечает Жора. В Ватиканском университете я изучал латынь. А как разделывать камбалу это я там преподавал. У меня, между прочим, и здесь есть ученики, указывает он на трех молодцов, работающих рядом. Правда, они способны только на то, чтобы отрезать рыбьи хвосты и головы. Раньше учеников было больше. Но кто ушел в украинский бизнес, кто в украинскую политику Остались самые толковые.
Дядя Жора, спрашивает один из учеников, а какая все-таки разница между глосью и камбалой? И одна плоская, и другая
Ну как же, разъясняет Жора, камбала это большая рыба, килограммов на пять, а глось маленькая, граммов на двести.
А может глось вырасти до размеров камбалы? интересуется ученик.
Ну если правильно настроить весы отвечает учитель.
Одесское солнце, устав от собственного жара, падает за корпус «Фруктового пассажа». Очередь постепенно тает. И я подхожу к Жоре, чтобы поговорить «за жизнь».
Меня здесь считают самым умным человеком на весь Привоз! хитро щуря свои иудейские глаза, говорит Жора и смахивает с прилавка рыбную чешую. А знаешь, как это получилось? Ну, самыми умными на Привозе вообще всегда считались евреи. И вот несколько лет назад все они стали подходить ко мне и спрашивать: ехать им в Израиль или нет? И всем я говорил да! Обязательно. Они и решили: раз такой неглупый еврей, как Жора, говорит нам, что надо ехать, значит, надо ехать. И уехали. А я остался. Ну откуда же им было знать, что я албанец? Теперь я здесь самый умный.
А сейчас к вам приходят за советами? спрашиваю я.
Бывает, кивает Жора. Вот вчера приходил один из мясных рядов. «Что мне делать, Жора? Я обидел мать, места себе не нахожу» «Во-первых, говорю, пойди и немедленно извинись. Нет такой обиды, которую бы мать не простила своему сыну. А во-вторых, перестань себя так уж сильно терзать. Смотри, Бог создавал человека целый рабочий день. Наверно, это и есть время, необходимое для создания человека. А тебя родители создавали максимум минут десять. Естественно, что ты получился немножечко недоделанным»
А секреты профессии перенимать ходят? интересуюсь я.
Стоял тут один целый день, отвечает Жора, смотрел, как я работаю. «Восхищаюсь, говорит, вашими умелыми руками. Как у вас все так ловко выходит: четыре удара и хребет пополам. Еще четыре удара и второй хребет пополам. У меня так не получается». «А кто вы такой?» спрашиваю. «Массажист» Жора хитро подмигивает.
А латынь вы что, действительно изучали? пристаю я.
Конечно, кивает Жора, снимая свой брезентовый фартук. Правда, не в Ватиканском университете, а, как все интеллигентные люди, в советской тюрьме. Но какое это имеет значение? Просто с моими данными в тюрьму было попасть значительно легче. Ну что ты на меня так смотришь? В пятидесятом году они меня взяли. Месяц держат, второй, а потом приходят и спрашивают: «Ну что, придумал наконец, за что ты у нас сидишь?» «А что тут придумывать, отвечаю, за то, что у вас батя мой сидит уже восемь лет как албанский шпион». «Так-то оно так, говорят, только это нам не подходит. Товарищ Сталин сказал, что сын за отца не отвечает». «Ну это, говорю, он, наверное, про своего сына сказал». Тут они как обрадовались! «Так это же, говорят, совершенно другое дело». И вкатали мне сколько могли за оскорбление товарища Сталина В общем, что теперь вспоминать! Сейчас все мои прокуроры и следователи уже давно пенсионеры, приходят ко мне за рыбой, и я им продаю, только толстолобик не рекомендую. Зачем? Если у людей и без того такие непробиваемые лбы, то куда им еще и толстолобик?
Быстро темнеет, мы с Жорой выходим с Привоза на Большую Арнаутскую улицу.
Да, говорю я ему, жаль, что у вас все так нехорошо получилось. Вам бы в молодости учиться, а потом выступать на эстраде.
Так я на Привозе выступаю уже сорок лет, философски отвечает Жора. Можно подумать, сильно большая разница. Особенно сейчас, когда все наши великие юмористы разъехались кто куда, и теперь, чтобы попасть на их концерт, нужно платить бешеные деньги, так люди приходят ко мне и всего за несколько гривен имеют и свежую рыбу, и почти что свежую шутку. Ты мне другое скажи, вдруг останавливается он, придут когда-нибудь времена, чтобы мы жили по-человечески?
Я пожимаю плечами.
А я вот верю. И Жорины глаза опять загораются дурашливо-пророческим блеском. У нас же такие люди! Вон в газете написано: «Девять месяцев донецкие шахтеры не получают зарплаты. И только теперь, на десятый месяц, они начали голодовку». А до этого что они ели, спрашивается? Да с такими людьми!.. Я тебе так скажу: чтобы в нашей стране настала хорошая жизнь, нужны две вещи чтобы народ наконец начал работать, а правительство наконец перестало!
И, попрощавшись со мной, он уходит к своей семье.
На Большую Арнаутскую улицу опускается неописуемая майская ночь. Падают звезды. И глядя на них, я оптимистически думаю, что, сколько бы их ни упало или ни закатилось куда-нибудь за горизонт, на нашем одесском небе их всегда останется более чем достаточно.
Вторая с половиной Фонтана
Хорошо живется сейчас нашим телезрителям. Интересно! У кого пять телевизионных каналов, у кого десять, а у кого и все двадцать шесть. Гуляй не хочу. Сел вечером у телевизора, не понравилась передача переключил на другой канал. И тут ерунду показывают на следующий. Потом еще и еще Смотришь, пора и на боковую.
Когда-то, в советские времена, в Одессе было всего два канала. Первый, московский, который смотрели все, и второй, одесский, который не смотрел никто. На этом канале я и трудился.
Возглавлять наш довольно большой и, в общем-то, не бездарный коллектив партия направила человека, которому сам Бог велел быть тележурналистом. Дело в том, что у него был какой-то странный дефект речи. А может быть, даже и психики. Если обычные люди в разговоре стараются опускать так называемые слова-паразиты, такие как «ну», «в общем», «как бы это сказать», «как его», и изъясняются в основном при помощи существительных, прилагательных и глаголов, наш руководитель, высказывая свою мысль, наоборот, опускал существительные, прилагательные и глаголы и изъяснялся исключительно при помощи «паразитов». Эффект был потрясающий!
Мой первый приход на службу, помнится, совпал с редакционной летучкой. В небольшой, сильно прокуренной комнате сидели человек пятьдесят. Перед ними стоял руководящего вида мужчина и, строго глядя на собравшихся из-под кустистых бровей, говорил примерно следующее:
От это Знаете ли Не то чтобы Ну как бы это сказать Вот А В общем, конечно Как его там Ну Вы меня понимаете!..
Самым поразительным было то, что его действительно понимали.
Вот правильно учит нас наш уважаемый Владлен Александрович! вскочила сразу после его выступления очень пожилая и очень дородная дама с юношеским пушком над верхней губой (как выяснилось впоследствии редактор передач для старшеклассников Фира Аркадьевна Казанская). Сейчас мы как никогда обязаны сильно улучшить качество своих передач! Только так мы сможем заслужить любовь и уважение нашего зрителя!..
«Это какого еще зрителя? подумал я. Откуда это у нас зритель?..»
Оказывается, я ошибался. Зритель у нас, оказывается, был. Правда, один. Звали его Степан Митрофанович Перебейнос. Он работал инструктором городского комитета партии и получал свою зарплату исключительно за то, что с утра до вечера смотрел наши передачи. С целью недопущения и контроля
Вот в этом, оказывается, и была вся загвоздка! Любое отступление от вкусов Степана Митрофановича, от его глубокого понимания, что и когда нужно показывать людям по телевизору, грозило нашей студии самыми серьезными неприятностями. Впрочем, за годы совместной работы студийцы так изучили запросы своего зрителя, что какие бы то ни было пробои здесь были практически исключены.
Каждый день мы начинали свое вещание с захватывающей телепрограммы под названием «Битва за урожай», в которой очередной председатель колхоза докладывал нашему единственному зрителю, что «у прошлом годе, несмотря на героические усилия, наш коллектив не смог перевыполнить своих социалистических обязательств, потому шо той год був сыльно холодный и усэ чысто помэрзло. Совсем по-другому обстоят дела в этом годе, который не такой холодный, як той, а, наоборот, теплый, и потому у нас усэ чысто згорило!..» Такие объяснения Степана Митрофановича устраивали. Правда, иногда он делал нам замечания.
Однажды, помню, по студии разнеслась страшная весть: зритель нами недоволен. Вчера в передаче на атеистическую тему он услышал фразу: «Начиная с тысяча девятьсот семнадцатого года в нашей стране, слава Богу, нет никакого Бога!» Она показалась ему двусмысленной
Ой, я вас умоляю, отмахивался редактор этой передачи Лопушанский, так завтра мы скажем, что Бога у нас нет не с тысяча девятьсот семнадцатого года, а вообще никогда не было, и не только в нашей стране, но и за рубежом, и за это не слава Богу, а слава КПСС!..
А вы не боитесь? спросил я у него.
Кого?
Бога. Вы что, действительно так уверены, что его нет?
Перестаньте, молодой человек, ответил Лопушанский. Я уверен, что если он и есть, то он не то что нас он и московские передачи не каждый день смотрит! Главное, чтобы Степан Митрофанович был доволен
Конечно, для нас это было главным. Но так уж устроен человек, что ему всегда не хватает своего счастья. Ему хочется большего. Нам, например, хотелось, чтобы нас смотрели миллионы! И однажды судьба дала нам такой шанс.
Слыхали?.. Слыхали?.. прокатилось по студии. Владлена Александровича вчера вызывали в обком. К самому товарищу первому!.. За очередные заслуги в сельском хозяйстве нам предоставлена высокая честь участвовать в первомайском «Голубом огоньке»!.. Прямое включение в прямой всесоюзный эфир!.. Целых четыре минуты!.. Сами находим героя, артистов, которые будут его чествовать В общем, все как положено
И началось. Телевизионное начальство из Москвы звонило по нескольку раз на день: «Вы понимаете, какая это ответственность? Вас будут смотреть сто пятьдесят миллионов человек! Впрочем, черт с ними, с этими ста пятьюдесятью миллионами Но кроме них вас будут смотреть еще девять человек членов Политбюро, а это уже более чем серьезно!.. Город у вас в национальном отношении сложный. Так что вы уж найдите там у себя героя, фамилия бы которого, так сказать, отражала Точнее, не отражала Короче, вы понимаете, о чем мы говорим?!»
Конечно, мы понимали Ну кто же не знал, что наше высокое руководство относилось к людям определенной национальности, точнее говоря, к евреям, ну, скажем, так же, как к определенным частям человеческого тела. Просто избавиться от них вроде бы невозможно, потому что организм без них станет хуже работать, но рассказывать о них по телевизору А тем более показывать
Короче, мы нашли нужного человека. И фамилия у него была замечательная Трандасир. Он был комбайнер и вообще очень хороший парень. Правда, разговаривал он еще хуже, чем наш Владлен Александрович, но в данном случае от него это и не требовалось.
Ты только не нервничай, Коленька! суетились мы вокруг нашего героя за несколько минут до включения. Тебе почти ничего не нужно будет говорить Все скажет Наташа наша ведущая. Только в самом конце, когда она вручит тебе ключи от нового трактора, ты скажешь: «Спасибо вам за приз!» Запомнишь?
Угу, сказал Коля.
Пять минут до эфира! закричал режиссер. Давайте порепетируем!
Дорогие друзья! начала наша пышногрудая красавица Наташа, тоже сильно волнуясь. Сегодня я хочу познакомить вас с замечательным трандасиром товарищем Комбайнером то есть замечательным комбайнером товарищем Трандасиром
Пока она говорила, Коля, напряженно уставясь на вырез ее довольно-таки открытой блузки, почему-то начал краснеть
А сейчас, дорогой Николай, закончила Наташа, разрешите вручить вам ключи от нового трактора!
Коля молчал.
Ну!.. зашептали мы. Говори же «Спасибо»
Спасибо просипел Коля.
Вам подсказывали мы.
Вам проговорил Николай, не отрываясь от Наташиного выреза.
За
За бюст! неожиданно брякнул Коля.
Стоп! заорал режиссер. Какой еще, к черту, бюст?! При чем тут бюст?! «Приз» нужно сказать! Понимаешь? Приз!.. Десять секунд до включения. Приготовились
Вы Это вот самое!.. строго проговорил Владлен Александрович. Не то чтобы, знаете Ну как бы это сказать А лучше, ну как его там В смысле Ну вы меня понимаете
Что это он говорит? спросил я Фиру Аркадьевну.
Он говорит, что Коле вообще ничего не нужно отвечать. Пусть говорит только Наташа. Это наше единственное спасение!
Эфир! Мы на первой программе! панически закричал режиссер.
И дальше все пошло как по маслу. Наташа прекрасно рассказала о том, какой Коля замечательный комбайнер. И как он в этом году скосил в два раза больше, чем посеял. Потом вручила ему ключи. Потом скрипач стал играть в его честь музыкальное произведение. А пока он играл и камера брала скрипача, к креслу ведущей подполз мальчишка помреж с наушниками на голове и быстро проговорил:
Москва в восторге! Им очень понравилось! Просят назвать фамилии создателей сюжета!..
Не!! шепотом закричал Владлен Александрович. Ой!.. Ну как бы это сказать!.. Опа!!.
Но было уже поздно. Камера взяла ведущую. И она, наивная наша красавица, купаясь в лучах всесоюзной славы, произнесла:
А теперь Одесса прощается с вами. И мне остается только сказать, что сюжет о комбайнере Трандасире для вас подготовили и провели журналист Шварц, режиссер Кац, оператор Лидерман, звукооператор Либерман, а также скрипач Шнеерзон, который исполнил фрагмент из скрипичного концерта Мендельсона
Включение закончилось. Нас вырубили из эфира.
Это конец! охнул кто-то в наступившей тишине.
Хай бы вин уже лучше про груды сказав! произнес Владлен Александрович, может быть, первую за всю свою жизнь внятную фразу.
На следующий день разразился скандал. Степана Митрофановича сильно понизили и отправили в родное село, где теперь уже под его чутким руководством «усэ чысто горило и мэрзло».
Владлена Александровича опять вызвали к самому товарищу первому, и он оттуда уже вообще никогда не возвратился.
Все остальные остались на своих местах. И только я через какое-то время уволился по собственному желанию. Хотя и грустно было расставаться с этими уже полюбившимися мне людьми. И с этой студией, окруженной, как сейчас вспоминается, какими-то вечно цветущими каштанами в парке на второй с половиной станции Большого Фонтана, среди которых, убежав с очередной летучки, так весело было гулять вдвоем с красавицей Наташей. Ушел, оставив среди этих каштанов, как говорится, частицу своей души, в попытке сохранить в ней в целости хотя бы все остальное