Связной подобострастно ухватился двумя руками за широкую ладонь Следопыта и радостно стал ее трясти приговаривая:Денькую барзо, пан, денькуя барзо.
В этот момент раздалась немецкая автоматная очередь, мгновенно сбивая минутное веселье разведчиков и возвращая их к реалиям дня.
Все! Хватит целоваться. Уходим! оборвал смех Киселев и резко поднялся с колоды, скривился. Рана сразу напомнила о себе. Черт, угораздило попасть. Помоги, Следопыт, не стой. Срочно идем к машине. Медведь, капитан повернулся в сторону Михаила. Их глаза встретились: жесткие, испытывающиеофицера и внимательные, серьезныесержанта. Бери пулемет. Прикроешь отход группы. Справишься один?
Справлюсь, уверенно и коротко ответил Миша. Разрешите выполнять?
Давай, Медведь, давай. Продержись, пока мы запустим грузовик. В твоих руках наша жизнь и успех задания. Действуй. Выполняй приказ
Следопыт быстро вылил в бензобак бензин и, с трудом вместившись в кабине, нажал на кнопку запуска двигателя. Однако стартер несколько раз чихнул и заглох. Аккумулятор был разряжен.
Проклятье! занервничал Киселев, стоящий рядом возле машины. Ничего нельзя доверить этим полякам. Выходи, я сяду. Бери пусковую ручку. Только бегом, Следопыт, бегом.
Степан плюнул на ладони и, несмотря на легкое ранение, словно бабочку стал раскручивать коленвал 35-сильного двигателя. Машина затряслась в руках русского богатыря, готовая рассыпаться под его мощными рывками. Давай контакт, командир! зарычал сибиряк, красный от напряжения.
Даю! Искра. Хлопок. Еще хлопок. Двигатель задергался, закашлял как чахоточный больной, затем фыркнул веселее и плавно стал набирать обороты
Тем временем Миша быстро выкатил пулемет за ворота и расположился в кустах на пригорке на противоположной стороне улицы. Аккуратно подал патронную ленту в приемник «Максима». Поднял предохранительный рычаг и, ухватившись за деревянные, отполированные не одним десятком рук пулеметчиков рукоятки затыльника, прицелился. Местность просматривалась хорошо. Под палящим солнцем лета 44 года трава пожухла, кустарников, где можно было укрыться от неприятельских глаз, не было. Да и немцы повели себя решительнее, наглее. Не слыша ответного огня, не видя сопротивления, они не ползли, как раньше, а шли в полный рост и были хорошо видны пулеметчику. А последние десятки метров вообще побежали. Михаил на секунду повернул голову к воротам, прислушался, порадовался за товарищей. Двигатель завелся и набирал обороты. Он вновь глянул в прорезь стального щитка. Ну-ну ближе, фрицы, ближе. Подходи от напряжения выступили капельки пота на лбу. Можно было различить лица приближавшегося врага. Все! Пора! дал он себе команду и сжав рукоятки пулемета, прицелившись плавно большими пальцами нажал на круглый верхний конец спускового рычага.
Ожил, обрадовано «максим». Он словно джин, выпущенный из бутылки, простоявший в подполье со времен войны красных с белополяками, решил угодить новому хозяину. Неожиданно, дерзко, душераздирающе зарокотал он на все село, затем все горластее и мужественнее набирая темп, запел свою излюбленную боевую песню смерти, сложенную еще в далеком 1883 году американцем Хайремом Стивенсом Максимом. В упор, метров с двадцати полоснул он свинцовым огнем, срезая, словно бритвой десяток фашистских тел.
Плотный пулеметный огонь был настолько неожиданным для немцев, настолько точным, что они сразу откатили назад, оставив на поле боя убитыми и раненными десятки своих солдат. Но охранное подразделение, посланное из Варшавы, на поиски десантников было настроено по-боевому. Приказ коменданта города был суров: «Найти и уничтожить». Поэтому каратели быстро перегрупировавшись, под прикрытием бронетранспортера, вновь пошли в атаку. Новый пулеметчик, скорее всего из молодых неопытных стрелков не целясь, дал длинную очередь из бронетранспортера по дому и кустарнику. Пули пошли выше, срезая верхушки деревьев.
Одновременно открылись ворота, показался спасительный польский грузовичок. Машина завернула на пустынную улицу и, проехав метров тридцать, остановилась. В кабине, вцепившись за руль потными от страха руками, сидел Юзеф. Он находился в крайне возбужденном состоянии и нервно делал ногой подгазовки, боясь, что двигатель заглохнет. Страх гнал его вперед. Рядом с ним сидел капитан Киселев. Офицер держал пистолет перед носом поляка и приговаривал:Спокойней, пан Юзеф, спокойней. Не газуй, успеем.
На верху, в кузове, прижавшись к задней стенке у кабины, сидела Инга. Она с тревогой наблюдала за Михаилом. Тот цельно бил короткими очередями по поднявшимся в атаку фашистам, которые продвигались за бронетранспортером.
Миша уходим! крикнул другу Следопыт, запрыгнув в кузов. Бегом, сюда!
Сейчас, товарищи, сейчас, шепнул распаленный Михаил и, поправив ленту в приемнике, сжав зубы, вновь припал к пулемету. Теперь он бил до последнего патрона, расходуя весь боекомплект. Пулемет дрожал в мужественных руках разведчика, ствол накалился, ходил ходуном, проглатывая все новые и новые патроны, делая завершающие победные аккорды. Немцы вновь залегли. Остановился и бронетранспортер для более точной стрельбы, возможно у него заклинило пулемет. Ураганная дробь, готовая порвать его восьми миллиметровую боковую броню, ему совсем не понравилась.
Все, отыгрался, боевой друг! Спасибо за помощь, уважительно промолвил Михаил и рванул в сторону машины, оставив позади легендарный «максим». Лента в двести пятьдесят гнезд для патронов была пуста.
Шаг на колесо и он уже в кузове.
Поехали, пробасил Следопыт и забарабанил ладонью по кабине.
Грузовичок фыркнул два раза и рывками тронулся с места.
Не успели разведчики выехать из Лешно, как вдруг позади них раздался оглушительный взрыв.
Что это было? спросил удивленно Следопыт, посмотрев на Михаила.
Фейерверк, мой друг, фейерверк! Я же сапер. Разве мог я оставить в живых этот паршивый фашистский «броник»?
Видимо не мог.
Вот и я так подумал
Польский грузовичок с разведчиками благополучно выехал из села и, повернув на проселочную дорогу в сторону Кампиноса, устремился вперед. Каратели не стали преследовать группу. Изрядно потрепанные, без разведки и без офицерского состава, они побоялись вклиниваться вглубь партизанской зоны. Однако Юзефа гнал страх. Не видя погони, он давил на педаль газа до упора, но машина ехала медленно, тряслась на ухабах. Тридцать восемь километров в часэто был ее предел. Дерганая езда поляка злила Киселева, возгласы негодования в сторону водителя доносились также из кузова.
Юзеф! возмутился Киселев, не выдержав очередной встряски. Ты везешь не селедку в бочке, придурок. Газуй плавно, объезжай ямы. Иначе мы все окажемся погребенными твоей развалюхой.
Уберите зброю, пан офицер! дрожащим голосом ответил Юзеф, мельком посмотрев на пистолет Киселев. Уберите зброю, я нервничаю! Со лба и висков связного стекали крупные капли пота.
Нервничаешь? Отчего? развеселился вдруг офицер. Запомни, Юзеф. Нервничают только женщины и то, когда рожают или когда у них мужики импотенты. А ты мужчина, подпольщик, связной. Мужчина принимает решения, а приняв их, выполняет. Какие тут нервы, пан Юзеф? Делай, как учили, как предписывает инструкция. И все будет в ажуре. Ты же подпольщик, пан Юзеф, офицер с недоверием посмотрел на потного связного. Или не подпольщик?
Должен вам признаться, пан офицер, Юзеф немного успокоился, видя, что за ними никто не гонится. Я не подпольщик. Я фармацевт. Это мой брат, Матеуш, подпольщик. Он кадровый офицер. Дерзкий, упрямый, как был наш отец. Это он примкнул к подполью, когда пришли немцы, стал активным борцом за освобождение Польши. Он и меня уговаривал стать в их ряды. Но куда мне? У меня аптека, люди. Правда, - связной на мгновение замолчал, сглотнув подкативший к горлу ком от нахлынувших горьких воспоминаний. Аптеку и дом, в котором находились моя пани Анна и наша дочь с маленькими детками Адамчиком и Биатой, это в районе Воли, где были самые тяжелые бои, фашисты разбомбили. Бомба попала прямо в дом. Будь трижды прокляты эти каты! Юзеф смахнул набежавшую слезу и замолчал, но чуть погодя продолжил свою неожиданную исповедь, замедлив движение машины. «Воля» вся разрушена. Тысячи людей остались лежать под развалинами. Крыху пазней, ранило и брата Матеуша. Его удалось переправить в лес. Сейчас с ним пани Крыся, гэта яго дачка. Когда был получен сигнал от вас, Матеуш уговорил меня выйти к вам на встречу. Я уже не сопротивлялся.
Вот оно что? лицо разведчика моментально посуровело. То-то я вижу ты, пан Юзеф, какой-то чудаковатый. Вроде наш, а пальцы дрожат.
Пальцы дрожат, потому что горе большое.
Сочувствую. Война, коротко ответил офицер. Ему не хотелось распространяться на эту тему, бередить свои личные семейные раны. Война забрала в 41 году его отца, а в 42м под Сталинградомстаршего брата. Для сердечных переживаний у него сегодня не было времени. Впереди выполнение ответственнейшего задания. И он выполнит его. Киселев вдруг напрягся от неожиданно появившейся мысли:О существовании их группы знает посторонний свидетель. Это Юзеф. «Никто не должен знать о существовании их группы, кроме тех лиц, кто должен это знать», он вспомнил одну из фраз подполковника Старостина, инструктировавшего его пред вылетом. Ничего себе вводная задача, подумал он, ее надо решать. Но эта мысль быстро отодвинулась на второй план. Острая боль пронзила его ногу, он случайно задел рану автоматом. Проклятье, скривился Киселев от боли, надо же подставиться в конце боя. Это когда он бежал ко второму сараю, где стояла машина. Вспомнив о ране, он почувствовал, что боль в ноге усиливается. Он провел рукой по лбу. Лоб был горячим. У него появилась температура. Это плохо, очень плохо.
Вам дренна, пан офицер?
Что? Что вы сказали?
Вам худо, пан офицер?
Да, мне худо. Но об этом потом. Лучше скажите, Киселев сжал зубы, боль не утихала, до Кампиноса сколько еще ехать?
Километра два, пан офицер. Что с вами? Юзеф с тревогой посмотрел на русского офицера. Вам нужна помощь?
В селе могут быть немцы или партизаны? Киселев оставил без ответа вопросы связного.
Хто яго ведае. Каратели везде сейчас лазят. Могут быть и партизаны.
Тогда не будем испытывать судьбу. На сегодня хватит приключений на наши задницы. Видите впереди подлесок густой?
Бачу, пан офицер.
Загоняйте туда машину. Дальше пойдем пешком.
Пешком?
Да, своим ходом, пан Юзеф. Делайте, что я вам приказал. Не злите меня.
Добже, добже, Юзеф притормозил машину и свернул вправо в подлесок. Подминая мелкий кустарник, он проехал мимо густого ельника и, найдя небольшой разрыв между елей, нырнул глубже в лес и остановился. С дороги машины не было видно.
Раскрасневшиеся, возбужденные от прошедшего боя, дорожной встряски и усталости, с горящими глазами разведчики, спрыгнув с кузова, обступили Константина. Они ждали, что скажет им их командир.
Тот открыл дверь, но не стал выходить, сидя коротко приказал:Десять минут оправиться. Сирень, сделай каждому по бутерброду, по дороге съедим. Медведь, подойдешь ко мне. Все, время пошло. Затем Киселев развернул карту района Кампиновской пущи и вновь обратился к связному:
Юзеф, показывай, где твой тайник.
Зараз, пан офицер, забачу. Связной достал из грудного кармана маленькую складную лупу, открыл ее и внимательно посмотрел на карту. Вот ручей. До него идти с километр. Вот лесная партизанская дорога. Вот село Граница. От села с километр на север, в гуще букового леса находится сторожка лесника. Туды наш шлях, пан офицер.
Все ясно. Ты пойдешь с нами, Юзеф. Представишь нас брату. Дальше тебе лучше остаться у партизан. В Лешно возвращаться нельзя. Бери свой бутерброд. Возле кабины стояла Сирень и предлагала хлеб с тушенкой.
Дзенькую барзо, пани, улыбнулся девушке Юзеф, аккуратно приняв предложенное угощение, и с огромным аппетитом стал есть
В этот раз Михаил помогал идти командиру, был его опорой и поддержкой в буквальном смысле слова. Следопыт шел впереди. Он словно рысь, мягко и бесшумно ступая, прокладывал дорогу группе. За ним тяжело дыша, двигался связной Юзеф, опираясь на подобранную палку. Замыкала движение Сирень. Группа продвигалась медленно, временами останавливалась для отдыха, командир не мог быстро идти, да и вероятность напороться на лесных братьев была велика. Особенно замедлилось движение, когда они прошли ручей и вышли к лесной дороге. Следопыт поднял правую руку вверх, дал команду всем лечь. Группа замерла, притаились. Вскоре послышалось движение нескольких подвод. Это был продотряд. Вооруженные поляки везли мешки с зерном и корзины с овощами. Шли они шумно, никого не боялись, громко разговаривали. Видно немцев поблизости не было. Здесь в глухой пуще партизаны были как у себя дома.
То, не наши, тихо шепнул Юзеф Следопыту. Это «аковцы», партизаны из Армии Крайовой. Бачыте, у них эмблема в виде крючка на красной полоске. Перейдем на другую сторону дороги, там будет уже зона «аловцев», партизан Армии Людова. Можно будет идти смелее.
Спасибо, пан Юзеф, поблагодарил того Степан за информацию. Вы хорошо держитесь для новичка после боя в Лешно.
Дзенькую барзо, пан. Что я пережил, никому не пажадаешь. Жив осталсягэта уже добра.
Тогда пошли дальше. Следопыт поднялся, быстро сориентировал компас с картой и рукой подал команду продолжить движение.
Через полчаса группа осторожно без задержек вышла к домику лесника.
Мы пришли, утвердительно произнес связной и хотел выйти из кустарника, скрывавшего их от часового.
Подождите, остановил его Следопыт, задержав за рукав пиджака. Вы знаете этого часового? Возьмите бинокль, посмотрите.
Юзеф приставил к глазам бинокль, подвел резкость, присмотрелся. Не, пан, не знаю. Хтосьти чужой. Но в доме мой брат. Пойдемте.
Когда вы были последний раз у брата?
Тыдзень назад.
За неделю могло многое произойти, пан Юзеф. Мы проверим, что это за люди.
Следопыт посмотрел на командира. Тот махнул головой, мол, действуй. Разведчик бесшумно подкрался к часовому и когда тот показал свою спину, в одно мгновение оказался возле него. Правой рукой обхватил сверху часового и слегка придавил к себе, а другой сажал рот, чтобы тот не вскрикнул и большим пальцем надавил на сонную артерию и тихо уложил у своих ног. Два прыжка и он уже на пороге дома. В этот момент открылась дверь. Выходящий партизан сходу наткнулся на Следопыта. Это было для него настолько неожиданным явлением, что он, приоткрыв рот, хлопая глазами от удивления, не мог произнести ни одного слова. Степан приложил палец к губам и тихо прошептал:Тс-с-с, после чего провел рукой по шее поляка. Партизан безвольно осунулось к его ногам. Степан отодвинул его от двери и махнул рукой Юзефу.
Теперь ваш выход, маэстро, добродушно заулыбался сибиряк, когда к нему подошел Юзеф в сопровождении Михаила. Я открываю дверь. Вы заходите. Если там нет брата или будут подозрительные люди, вы падаете на пол. Дальше наше дело. Вы поняли меня?
Да, пан, тихо произнес побледневший Юзеф. Что-то вы меня напужали. Матка боска, прости и помилуй. Поляк трижды перекрестился.
Смелее, Юзеф! Следопыт открыл дверь и подтолкнул в дом связного
Подозрительность разведчиков была напрасной. Юзеф не обманул их и привел к настоящему связному. Буквально через минуту из дома выглянула худенькая девушка лет семнадцати. Ее светлые волосы были заплетены в аккуратную косичку. Это была пани Крыся. Она безбоязненно посмотрела на двух русских великанов с оружием в руках, стоявших по обе стороны двери, приветливо им улыбнулась и произнесла:Дзень добры, Панове. Ходзму до дому.
Следопыт, веди командира, я проверю дом, коротко приказал Михаил Степану и проследовал за Крысей. Михаилу сразу бросилась в глаза простая, но уютная обстановка хижины лесника с ее неприхотливой самодельной мебелью, ткаными половичками, выбеленной и протопленной печкой. Из-под чистой занавески, которой пробивались запахи томящегося обеда. Миша рефлекторно сглотнул слюну, почувствовав, насколько он голоден. Не задерживаясь на кухне-столовой, он прошелся в единственную большую комнату дома, где у окна на железной кровати на высоко подложенной подушке лежал исхудавший мужчина средних лет с усами «аля Чапаев». Его грудь была забинтована. Возле него суетился Юзеф, подавая какие-то лекарства. Тут же стоял еще один партизан, молодой поляк, одетый в военный френч польской армии, но без знаков различия. Его крепкую фигуру опоясывал офицерский кожаный ремень с кобурой от пистолета системы Вальтер. На столе лежал немецкий пистолет-пулемет МР40. Партизан настороженно посмотрел в сторону зашедшего Михаила, но затем его лицо прояснилось. Он торопливо подошел к разведчику, пожал руку и на польском языке предложил располагаться в доме, пока не освободиться пан Матеуш.