Молоденькая фрейлин, затушив сигаретку и сделав глоток еще теплого глинтвейна, как и майор, приготовилась его слушать, при показном безразличии к разговору офицеров.
После получения тяжелой контузии в марте этого года, повел свой разговор немецкий разведчик, ко мне стали приходить видения.
Что приходить? Видения? Это галлюцинации? перебил его майор.
Что-то в этом роде.
Странно. Ладно, слушаю дальше.
Они редки и приходят чаще, когда я бываю в боевой обстановке. Я не знаю, как это происходит, но в голове вдруг начинает говорить голос и подсказывать, что мне нужно делать, на какие даты и события обратить внимание. После чего голос пропадает. Этот голос передал мне сведения о готовящемся наступлении. Это собственно все.
Вы думаете в это можно поверить? язвительно усмехнулся майор.
У вас нет другого выхода, господин майор. Я не могу вам объяснить, почему это происходит. Но это так. Ваша операция была строжайше засекречена. Утечки не могло быть, а я знал, что будут два удара на участке 9 армии Вермахта. Этому феномену нет пока научного объяснения.
Так вы что можете предсказывать будущее? еще больше удивился майор и переглянулся с девушкой.
Да, могу. Но когда придет этот голос, что мне подскажет, я не знаю.
Майор задумался. Отпил пива. Ковырнул вилкой в тарелку с мясным салатом. Не знаю, удовлетворит ли ваш ответ мое командование. Уж слишком все просто и неправдоподобно. Я посоветуюсь со своими специалистами. Пока примем вашу сказку за первую версию. Хорошее пиво, господин подполковник. У вас прекрасный вкус. майор переменил тему разговора.
Здесь не во вкусе дело, господин майор. Есть столетние рецептуры и традиции пивоварения. Не нарушайте их, соблюдайте все что предписано и на выходеотличный продукт.
Да, крякнул майор. Все оно так. Да не так, он вдруг вспомнил о разбавленном жигулевском пиве на одном из привокзальных буфетов довоенной Москвы. Хорошо. Пойдем дальше, вновь деловым тоном заговорил пехотинец. Две недели назад при первой встрече со старшим лейтенантом Клебером, вы намекнули ему о том, что имеете компрометирующие документы на нашу союзницу Англию. Что это за документы? Мы хотели бы их получить.
Вы их получите в пленке, господин майор. Кратко. Англия готовится развязать с вами войну. Идет скрытая подготовка. Захваченные в плен немецкие подразделения она не расформировывает, а содержит в готовности. Ее оружие складируется и в назначенное время будет выдано частям Вермахта. Готовится третья мировая война против Советов. Она намечена на июнь 1945 года. Кодовое название операции
В это время с шумом открылась входная дверь в ресторан и в зал вломилась военно-полевая жандармерия. рассыпались вдоль стен солдаты с винтовками. За ней важно и бесцеремонно зашло несколько человек в гражданской одежде.
Всем оставаться на местах. Проверка документов, разнесся зычный голос старшего полицейского жандарма.
О, черт, прервался от разговора Ольбрихт, увидев вломившихся полицейских. Не утихомирится Шелленберг, подумал он.
Майор напрягся и привстал. Что будем делать, подполковник? В глазах пехотинца не было страха и отчаяния, только собранность и холодная рассудительность.
Ольбрихт торопливо спрятал во внутренний карман фото. Сидите спокойно, не суетитесь. Все будет хорошо, сдержанно ответил он майору. Вы фронтовик. По документам находитесь в отпуске, как я полагаю. Мы с вами познакомились случайно здесь в ресторане. Я вас пригласил поужинать вместе. Фрейлин Ингамоя девушка. Говорить буду я. Если надо подтвердите мои слова. Но лучше молчите. У вас непонятный диалект, хотя вы говорите классически правильным немецким языком. Слишком правильным языком, господин майор. Это может вызвать подозрение. Можно подумать, что вы были в глубокой изоляции от общения с немцами. Сидели, например, в тюрьме в одиночной камере.
Майор нахмурился, но в разговор не вступил.
Главное сидите тихо. Я все улажу. Следующую встречу назначу я сам, через своего водителя.
Предъявите ваши документы. Проверка. Жестким металлическим голосом произнес патрульный офицер, заглянув к ним кабинку. Он был в звании майора. Я жду. Чуть сзади от него стояли патрульные с автоматами.
А вы меня тоже будете проверять, господин, красавчик, неожиданно безбоязненно заговорила Инга и кокетливо улыбнулась начальнику патруля, отвлекая его. У вас такие мужественные лица, особенно у тех мальчиков, что за вами стоят в кожаных плащах.
Если надо и тебя проверим, местная шлюшка, не мешай нам, одернул ее старший жандарм.
Майор! подполковник вскочил с места, сдернул с себя салфетку и бросил на стол. Он решил подыграть Инге. Попрошу вас быть боле сдержанным в высказываниях к моей девушке. Иначе
Иначе что? на Франца уставились наглые, самодовольные глазки краснолицего военного жандарма.
Иначе у вас сегодня будут большие неприятности и последнее дежурство перед отправкой на Восточный фронт.
Не дерзите, подполковник. Кто вы такой? Предъявите документы удостоверяющие личность, майор перевернулся и посмотрел на плотного офицера СД, протиснувшегося в кабинку. Тот слегка махнул головой. Франц сразу узнал в нем сотрудника 6 Управления Шелленберга гауптштурмфюрера СС Бергеля.
Я жду вас! завибрировали стальные нотки в голосе жандарма.
Я вас предупредил, майор, зло бросил подполковник. Посмотрите сюда, Франц достал из нагрудного кармана «gelber Ausweis» и, открыв его пальцами, подсунул под нос жандарма.
Тот, увидев «желтый пропуск» с печатью Рейхсканцелярии и личную подпись Адольфа Гитлера, застыл на месте. Жандарм знал, что такого рода пропуска выписываются персонально по личному распоряжению фюрера. Его носителю даются невероятно большие полномочия. Левый глаз жандарма задергаться в нервном тике. Лоснящаяся физиономия моментально покрылась пятнами. Ладони вспотели.
Я, я., - заикаясь, проговорил он, не знал, кто вы. Извините, господин подполковник, жандарм вытянулся в струну. Следовавшие с ним солдаты отступили в испуге назад. Офицер СД, вытянув шею, щурясь, посмотрел на открытое удостоверение Ольбрихта и от удивления разинул рот, затем откинулся назад, словно его укусила ядовитая змея. На его лице застыл страх. Он что-то пролепетал своим подчиненным, махнув им рукой и, быстро покинул ресторан.
Разрешите идти, господин подполковник, умоляюще, набравшись смелости, произнес военный жандарм. Его глаза бегали и не смотрели на Ольбрихта.
Не попадайтесь мне больше на глаза, майор, гневно произнес Франц. И передайте своим по команде, что этот ресторан мое излюбленное место отдыха. Если вы или другие службы на десять метров подойдут сюда или ко мне или к моим друзьям, то они будут иметь бледный вид и возможно холодные ноги, попав на Восточный фронт. Там очень не достает такого тухлого пушечного мяса. Вы меня поняли, майор?
Так точно, господин подполковник, майор щелкнул каблуками.
Франц не ожидал такой бурной реакции полиции на свой пропуск в Рейхсканцелярию. Этого его раззадорило.
А теперь убирайся вон из ресторана, болван, уже с усмешкой произнес он. Здесь отдыхают фронтовики. Им завтра придется умирать за отечество, а ты здесь своим присутствием портишь им воздух.
Да-да-да. Есть, скороговоркой пролепетал полицейский и, пятясь под свист и хлопки фронтовиков, восхищенных действиями бравого подполковника, удалился со своей командой прочь.
Здорово вы их отшили, подполковник, не теряя самообладания, восхитился поступком Ольбрихта майор. Что вы им показали? Полиция в панике убежала от вас.
Это вроде пропуска к вашему товарищу Сталину, подписанному им собственноручно, улыбнулся Франц Ольбрихт.
Да, серьезный документ. Вы нам о нем позже расскажите. Предлагаю по этому случаю выпить водки. Не возражаете, господин подполковник?
Я не пью шнапс. У меня от него болит голова. Но вам, господин майор, я закажу бутылку шнапса. Вы, фрейлин, что будете пить? Франц легко коснулся руки девушки.
Я? Инга отстранила руку, недоуменно посмотрела на Ольбрихта. Пожалуй, я тоже выпью водки. Нет, лучше закажите шампанского, господин подполковник, кажется сто лет его не пила.
Вы очень юны, фрейлин, улыбнулся Франц, у вас все еще впереди. Официант, позвал он проходившую мимо сотрудницу ресторана, щелкнув пальцами, подойдите сюда.
Когда принесли заказ, беседа за столом постепенно приобрела оживленный характер. Говорили обо всем, но только не о служебных делах. Затем танцевали. Подвыпивший майорс молоденькой рыжей девушкой, стоявшей у барной стойки и переходившей из рук в руки немецких офицеров как красное профсоюзное знамя, а подполковник Ольбрихтс Ингой. Из граммофона лилась лирическая песня в исполнении Руди Шурике.
Спасибо вам, тихо произнесла девушка, прильнув к плечу танкиста.
За что спасибо?
Вы превосходно справились с военным патрулем. За это спасибо.
Мне приятно, что я был вам полезен. Больше эти болваны здесь не появятся. Будьте спокойны.
Инга не продолжила разговор, она наслаждалась танцем. Лишь в конце мелодии она отстранилась от плеча офицера, посмотрела ему в глаза, спросила:Скажите, Франц, вы любили друг друга?
Франц вздрогнул, он понял вопрос. Да. Это самое яркое и незабываемое событие в моей жизни. Я никогда не испытывал таких сильных чувств. Я был счастлив те три дня. Не могу поверить, что Вера и Златовласка остались в живых. У меня появился новый стимул к жизни. Я готов
Молчите, об это потом. Вы не передали нам пленку.
Пленку? Ах да, пленку. Ее у меня нет с собой. Подвергать вас и себя риску я не имею право.
Согласна. Тогда где и когда?
Завтра я еду в командировку в один из концентрационных лагерей. Предлагаю вам поехать со мной.
Нет! не раздумывая, наотрез отказалась Инга. Это самое плохое, что может предложить офицер девушке. Это очень страшно, глаза разведчицы сузились, лицо заострилось, побледнело. Она с неприязнью добавила:Танец закончен, господин подполковник. Пойдемте к столу. Но тут, же спохватилась. Извините, Франц, за мою несдержанность. У меня разболелась голова. Майор Иоганн Шлинк с удовольствием с вами поедет и составит вам компанию.
Майор Шлинк? задумался офицер, да, майор Шлинк, поедет. Ему по службе положено все знать и все видеть. Пойдемте, Инга, к столу. Вообще пора уходить. Уже поздно
Ночью Инга долго крутилась в холодной постели и не могла уснуть. Нахлынувшие воспоминания о матери, о ее случайной гибели, во время облавы, когда немцы пришли в Ригу, о старшем брате, пропавшем без вестине давали ей покоя. Об этом ей рассказали в управлении НКВД, куда она была вызвана на собеседование в начале войны, она в то время окончила первый курс университета. Неожиданный разговор с подполковником Ольбрихтом о лагере смерти всколыхнул ее память, разбередил личные душевные раны
А в это время майор Иоганн Шлинк, он же майор Киселев, изрядно подвыпивший, развлекался в своем номере с официанткой Эльзой. Девушка долго не сопротивлялась. Она была кротка и неумела. Но по настоянию офицера, она чтила законы, утвердившиеся в Рейхе, старалась удовлетворить его любые фантазии. Майор, вожделенно ухватившись за ее молодые крепкие груди, при каждом сближении кряхтел и приговаривал:Вот тебе, немецкая кобылка, вот тебе, вот тебе.
Девушка, закусив губу, чтобы не стонать, ей было не столько приятно сколько неудобно и больно, офицер поставил ее в коленно-локтевую позу, старательными движениями помогала ему получить удовольствие. Так делала ее мать в постели во время близости со случайно познакомившимися фронтовиками, когда те заходили к ним домой. Эльза, тайком, затаив дыхание, чтобы ее не услышали, иногда наблюдала за сценой соития через неплотно закрытую дверь и хорошо впитала незатейливые приемы секса.
Когда майор Шлинк застонал и отвалился от нее, она полежала немного рядом, тяжело дыша, затем бархатистым голосом спросила:Мы еще будем?
Довольный, разомлевший майор произнес какие-то гортанные утвердительные звуки, но вспомнив, что завтра в девять утра, а вернее уже сегодня, за ним заедет подполковник Ольбрихт и они отправятся в Тюрингию осматривать лагерь смерти Бухенвальд, он с сожалением ответил:На сегодня хватит. Беги, детка, домой. Небось, мамка тебя заждалась. Я еще покурю и спать, и с удовольствием шлепнул девушку по выпуклой попке. Ох, хороша кобылка. Хороша.
Эльза засмеялась, ей была приятна похвала мужественного еще не старого офицера. Она легко соскочила с широкой измятой постели, потянулась ввысь, повертелась перед его глазами, без стыда выставив напоказ свое стройное, изумительно белое тело, мол, смотри, господин офицер и запоминай. А завтра к вам можно зайти? весело спросила она, перестав вертеться.
Завтра? переспросил майор, заглядевшись на ее изгибы и выпуклости, на ее рыжие волосы, сверкающие радостные глаза. Нет, завтра нельзя. Но дня через три я тебя буду ждать
Эльзу удовлетворил ответ офицера. Она не спеша оделась, заколола собранные густые огненно-рыжие волосы и с нескрываемой теплотой посмотрела на лежавшего Шлинке, который ждал ее ухода.
Ну, я побежала? как бы прося разрешение, произнесла она и опустила длинные, но бесцветные ресницы. Она ждала, что приглянувшийся ей офицер-фронтовик подойдет и поцелует ее на прощание. Но этого не произошло. Майор только формально поинтересовался:
Дойдешь, не страшно?
Я живу на соседней улице, здесь рядом.
Ну, тогда беги, майор сразу отвернулся от девушки, чтобы та не увидела при свете ночника его скривившуюся вдруг физиономию, его моментально похолодевшие глаза. Киселев вспомнил, глядя на молоденькую немку, свою семью, сгоревшую во время бомбежки в 41 году, так и не доехавшую из Брянска до Москвы. Острая боль резанула его сердце. Уходи! грубый окрик догнал официантку на пороге квартиры. Я тебя не хочу видеть. Эльза вздрогнула, сжалась в испуге и, не оборачиваясь, с навернувшимися от обиды слезами, захлопнув дверь, выбежала вниз.
Один ноль, с ожесточением резанул майор и в порыве нахлынувшей, словно водопад, ненависти к фашистам, схватил охотничий нож, лежавший на тумбочке и с силой швырнул ей вдогонку. Завибрировал клинок, войдя на четверть в дверное полотно
Майор посмотрел на часы, было почти два часа ночи. Ему остро захотелось принять контрастный очистительный душ, смыть с себя накопившуюся душевную грязь от трехдневного пребывания в нацистском Берлине. Боль от воспоминаний стихала, но одновременно пошли отрезвляющие мысли. Что я делаю? Что я делаю? Непростительно расслабился. Выпил лишнего, привел к себе официантку. Ею воспользовался и затем выгнал как проститутку, срывая на ней зло. Ай, дурак! Какой срыв! Других готовил, а сам повел себя как бездарь, фанфарон. А проколы в ресторане? Мальчишка! Киселев поднялся, набросил на себя халат и чуть прихрамывая проследовал в душевую комнату. По дороге с трудом вытянул из доски нож и тут он услышал слабый стук, доносившийся из прихожей комнаты. Кто-то стучал в дверь. Кто? Полиция? Эльза? Зачем? сердце забилось в тревоге. Офицер устремился к столу, где лежала портупея. Руки мгновенно и профессионально достали из кобуры «Вальтер», послали патрон в патронник.
Кто? Что вам нужно? ответил он твердым голосом, выйдя в коридор. Стук повторился, но уже с условным обозначением. Свои, облегченно вздохнул Киселев и открыл дверь.
На пороге стоял «Медведь».Он был встревожен.
Я вас не вызывал, господин оберлейтнант Клебер, тихо, но с нескрываемым раздражением на немецком языке произнес Киселев. Что случилось?
Здесь стоял шум, господин майор. Бежала в слезах официантка, я ее видел в ресторане «Папа Карло».Я подумал, может нужна моя помощь.
Нет, спасибо, оберлейтнант. Все хорошоНо раз вы здесь, то заходите, не стойте у порога. Майор пропустил офицера к себе в квартиру и убедившись, что за ним нет слежки, закрыл дверь на замок.
Что случилось, товарищ Константин? на Киселева уставились строгие, недоуменные глаза «Медведя». -Вы так кричали, что я боялся что к вам приедет полиция.
Потом расскажу, «Медведь», с горечью произнес старший офицер, отворачивая от него глаза. Это мой прокол. Сдают нервы. Соседи снизу молчат?
Пока молчат. А что собственно случилось? Михаил бегло посмотрел по сторонам.
Я сказал потом. Не зли меня. В гости не приглашаю. Очень поздно. Думал утром вас всех собрать, но раз ты сам заявился, то слушай. Майор смотрел на офицера уже властными, требовательными глазами. Встреча с Ольбрихтом прошла удачно. Он согласился работать на наших условиях. Завтра я еду с ним в концентрационный лагерь «Бухенвальд» с проверкой. По какому поводу еще не знаю. Ольбрихт пообещал официально легализовать наши права в Вермахте. Приказом Генштаба все трое будут откомандированы к нему. Наши обязанности позже будут уточнены.