Хорошо тут, в древности. Гуляем себе, и ничего А вот если бы у нас, в нашем времени, такие чудики как мы появились, то их бы быстро замели
Да уж! поддержал Джон. Сплошная толерантность и никакой бдительности!
Откуда-то выскочили вездесущие во все времена мальчишки и, зыркая чёрными маслинами нахальных взоров, увязались за нами, запев гнусавыми голосами дразнилку всё про тех же варваров в грязных штанах.
Дались им наши штаны пробормотал Джон и украдкой погрозил охальникам кулаком.
С площади мы свернули в узкий извилистый пустынный переулок. Мальчишки направились было за нами, но Серёга, воспользовавшись отсутствием свидетелей, скорчил им столь гнусную гримасу, что те с визгом убежали.
Переулок вывел нас ещё на одну площадь, с которой открылся вид на возвышавшийся над крышами домов склон холма. В отличие от римских улиц, на которых мы не встретили ни одного деревца, верхушка холма радовала взгляд пышной зеленью, обрамлявшей роскошные здания, облицованные травертином и даже мрамором и украшенные с местным шиком колоннами, фронтонами, барельефами, статуями и прочими излишествами.
Небось, местные олигархи проживают, неприязненно предположил Боба.
Лёлик пошуршал своим справочником и сказал:
Это, скорее всего, холм Палатин. он поправил очки и зачитал:Палатин был застроен многочисленными святынями республиканского Рима. В роскошных домах проживали римские аристократы. В настоящее время от всех этих сооружений остались лишь груды развалин
Ты что, Лёлик! захохотал Серёга. Очки протри! Какие развалины? Всё целое!
Сам дурак! огрызнулся Лёлик. Это про наше время пишут, а не про прошлое, потом подумал и добавил:Которое нынче для нас теперешнее.
Ну, туда мы пока не пойдём сказал Джон, глядя при том на островок роскоши с вожделением.
Но к этому надо стремиться! заметил Боба, блаженно ухмыляясь.
Мы свернули в боковую улицу, застроенную двух- и трёхэтажными домами, плотно сомкнувшими боковые стены. Во всех домах первые этажи представляли собой открытые галереи, в глубине которых имелись каменные прилавки с разложенными на них всевозможными товарами. За прилавками находились продавцывсе сплошь мужского пола. Тяжесть верхних этажей поддерживали прямоугольные колонны. Между ними висели вывески с рисунками и надписями, информировавшими о специализации торговых точек. Например, в одном месте красовались изображение огромного кривоватого кувшина и надпись "Коринфская бронза у Поллукса Грека". И, действительно, прилавок был заставлен всякой утварью из ярко блестевшего золотистого металла, а за прилавком, действительно, сидел носатый и курчавый грек.
На улице было много народу. Люди, оживленно переговариваясь, неспешно прохаживались, заходили в лавки, разглядывали товары. Многоголосый гомон отражался от стен, сплетаясь в волнообразный шум, так привычный уху горожанина.
Опа! возбуждённо воскликнул Раис, потирая руки. Никак торговые точки! Надо бы харч прикупить, а то с утра не жрамши!
Мы медленно пошли по улице, заглядывая в лавки и присматриваясь к ассортименту товаров, каждый из которых, на наш взгляд, мог бы занять достойное место в коллекции любого исторического музея нашего времени.
В одной лавке продавались мраморные и бронзовые статуэтки, треножники на вычурных ножках, масляные светильники разных форм, зачастую весьма причудливых. Другая специализировалась на стеклянной посуде. Стекло имело бледно-зелёный или голубоватый окрас и было неровным и мутноватым, но имелись образчики, явно напоминавшие прообраз хрусталя.
В следующей лавке на специальных деревянных перекладинах висела готовая одежда, а на прилавке стояли рядком сандалии и башмаки разных фасонов.
Эй, варвары, заходите! закричал при виде нас ушлый продавец, улыбаясь до ушей. Вы что, прямо из своего Тевтобургского леса? Пора вам переодеться в цивилизованную одежду!
Ничего, проворчал Серёга. Мы и в своих варварских штанах походим.
Впрочем, следует признаться, знойная жара заставляла задуматься о практичности местной одежды.
Что, если бороды свои дремучие сбрили, так думаете, за римлян сойдете!? крикнул нам вслед торговец, перевесившись через прилавок.
Что это он? удивился Боба. Отродясь бороды не носил.
Ну так варвары не только своими штанами отличаются, пояснил Лёлик. Они ещё и бородатые. А римляне все бреются Как и мы.
В одной из лавок выставлена была местная мебель: ложа с изогнутыми изголовьями, табуретки, стулья с далеко откинутыми спинками, разнокалиберные столы. Всё это было обременено столь пышным и вычурным декором, словно мебель предназначалась вовсе не для использования по прямому назначению, а для долгого и пристального разглядывания.
Важного вида упитанный римлянин с капризным лицом, наряженный в белую тогу, приценивался к столу с круглой столешницей из красно-коричневой древесины с красивым рисунком в виде извилистых полос и с одной ножкой из слоновой кости, украшенной серебряными фигурными накладками. Шустрый малый, натирая тряпочкой блестевшую матово столешницу, интимно нахваливал товар. Покупатель сомневался и щупал древесину толстыми пальцами, оставляя неопрятные следы, которые продавец тут же тряпочкой и затирал.
В соседней лавке, над которой огромными буквами написано было: "тюфяки из шерсти апулейских овец", лежали горами эти самые тюфяки, а также подушки и покрывала, демонстрируя пестроту расцветок.
Что за безобразие! Где же продукты питания? возмущённо бормотал Раис, озираясь по сторонам.
Впереди у одной из торговых точек на земле в окружении восьми крепких губастых эфиопов стояли крытые носилки. Из лавки выскочил торговец с отрезом голубой ткани. Лёгкая занавеска откинулась, высунулись из носилок тонкие руки в золотых браслетах, приняли отрез.
Никак красотка местная, умильно пробормотал Джон.
Негры подняли носилки и потащили навстречу нам.
А сейчас глянем! бесшабашно воскликнул Серёга и, дождавшись, когда носилки с ним поравняются, ловко занавеску отодвинул.
Внутри сидела, вольготно развалясь на подушках, матрона не первой свежести со сложной столбообразной прической. Оказавшись на виду у столь странных типов как мы, она сдавленно квакнула и вытаращила глаза.
Эфиопы угрожающе заголосили, но сделать ничего не могли по причине занятых рук. Лишь одинближний к Серёгепопытался изловчиться и пнуть нашего коллегу ножищей в стоптанном башмаке, но Серёга вьюном ускользнул и негр чуть не повалился, отчего носилки угрожающе наклонились, а матрона истерически заголосила.
Да чего ты-ы?! противным голосом заныл Серёга. Я ж только посмотрел!
Эфиопы носилки кое-как выровняли и понеслись прочь чуть ли не галопом. Очевидцы жизнерадостно веселились, переговариваясь насчет диких варваров.
Следующая лавка специализировалась на продаже всяческих ларцов: от крохотных шкатулок до здоровенных сундуков, куда мог запросто поместиться даже долговязый Боба или, в качестве альтернативы, два местных жителя.
В другой лавке толпилось немало народу. Торговец держал на весу небольшую изящную вазу с затейливым рисунком по чёрному блестящему лаку и легонько стукал деревянной палочкой по её дну. Любопытствовавшие тут же начинали напряжённо прислушиваться; некоторые даже оттопыривали уши ладонями, но при имевшемся уличном шуме вряд ли что можно было услышать.
Навстречу нам шли в сопровождении многочисленной челяди два толстяка надменного вида. Оба они одеты были в белоснежные туники с широкой пурпурной полосой спереди и не менее белоснежные тоги. На ногах у них были высокие кожаные ботинки с чёрными ремнями.
Люди перед ними расступались и почтительно раскланивались, на что толстяки не особо и реагировали. Мы также на всякий случай отошли в сторонку.
Сенаторы, тихонько пояснил Лёлик. Местная верховная власть.
Откуда знаешь? спросил Боба.
По красной полосе, пояснил Лёлик. Только сенаторам так разрешается.
Толстяки поравнялись с нами. Один из них брезгливо оглядел нас и громко сказал другому:
Цезарь совсем распустил этих варваров. Шастают уже и по отчему Риму.
Да-а, поддержал второй сенатор. Помпей бы такого не допустил.
Они прошли мимо. Лёлик украдкой показал им вслед непристойный средний палец, и мы пошли дальше.
Торговая улица заканчивалась.
Опа-на! Золото, бриллианты томно пробормотал Серёга и указал на надпись большими красными буквами "Цецилий Юкунд, ювелир. Украшения из Греции и Египта".
Мы зашли внутрь полюбопытствовать, но у прилавка сгрудилась немалая толпа, словно тут продавали не предметы роскоши, а товар злободневный и крайне необходимый.
Народ занимался руганью. Два римлянина в тогах не поделили какое-то ожерелье, которое каждый из них желал приобрести. Толпа делилась на две группы поддержки, увлеченно ругавшиеся между собой. Кое-кто уже начал распускать руки, толкая оппонента по принципу: "А ты кто такой?". На прилавке кучками лежали украшения, в которых лихорадочно копался ювелир, приговаривая, что он сейчас подберёт ещё что-нибудь этакое.
Ну народ!укоризненно покачал головой Раис. Тут того гляди с голоду опухнешь, а они за какие-то цацки глупые воюют
Мы вышли на улицу, прошли немного вперёд и оказались на небольшой площади, посередине которой приятно журчал скромных размеров фонтан. Мы освежились, зачёрпывая воду из мраморной чаши.
Вот так с тоскою произнёс Раис. Стало быть, одни тут промтовары местные. А покушать-то и не видно!
Да уж. Подкрепиться не помешало бы, поддержал Джон.
Среди прохожих, которых здесь было на удивление немного, обнаружился угрюмый мужик в короткой грязной тунике, тащивший большую корзину.
Эй! Чего несёшь? напористо спросил Боба.
Мужик остановился и невежливо спросил:
А тебе-то что?
Любезный! обходительно осведомился Джон. А нет ли у тебя в корзине чего-нибудь вкусненького?
Мужик недоумённо нахмурился и раскрыл секрет корзины:
Репу несу!
А откуда несёшь? продолжил допрос Джон.
С рынка, ответил мужик.
А рынок-то где? задал свой вопрос Лёлик.
Да вон! мотнул мужик подбородком назад.
Тогда свободен! напористо посоветовал ему Раис.
Мужик скорчил обиженную гримасу и заявил:
Как у хозяина выкуплюсь, так и освобожусь! после чего стал смотреть на нас как на последних подлецов.
На-ка вот денежку, участливо сказал Боба и протянул ему медную монету.
Мужик, не выпуская корзину из рук, ловко изогнулся, цапнул монету губами и прытко убежал.
А чего это он про выкуп сказал? поинтересовался Боба.
Ну так раб, наверное, предположил Лёлик. У них тут заведено такое. Раб может хозяину заплатить за своё освобождение.
Раис озабоченно нахмурился и заторопил нас:
Ну давай, пошли!
Боба повертел головой и удивился:
А Серёга-то где?
Серёга в поле зрения отсутствовал. Мы затолкались на месте, вставая на цыпочки и озираясь по сторонам, но не успели ещё как следует развернуть наблюдение, как пропавший обнаружился сам, выскочив на площадь с ранее покинутой нами торговой улицы.
Коллега был возбуждён и весел, и зачем-то постоянно оглядывался назад.
Ты что это коллектив задерживаешь? сварливо спросил Раис.
Серёга ухмыльнулся и молча распахнул рубаху: на шее у него болталось массивное ожерельето ли золотое, то ли позолоченноеусыпанное мелкими красными самоцветами, игравшими на солнце резкими искрами.
Спёр? лаконично спросил Джон, сурово сведя брови и кивая на украшение.
Чего это сразу спёр? загнусавив наподобие школьного хулигана, стал защищаться Серёга. И ничего не спёр, а на память взял То есть это Вообще сами дали он снова оглянулся и порекомендовал:Но, всё-таки, тикать надо!
Мы ходко пошли в указанном направлении.
От площади начиналась улица, застроенная всё теми же стандартного вида жилыми многоэтажными домами. Впереди послышался разноголосый шум, присущий большому скоплению народа. Следуя затейливому изгибу улицы, мы произвели потребный зигзаг и увидели перед собой большую площадь, застроенную П-образными кирпичными торговыми рядами с глубокими портиками. Кругом было полно народа. Течения толпы прихотливо переплетались, сталкивались, кружились вокруг торговых рядов. Но с тем было видно, что люди норовили пребывать в заманчивой тени портиков.
Ну, нашли, наконец!радостно произнёс Раис.
Приноровившись, мы органично и даже с некоторым артистизмом вписались в многолюдные потоки, что, разумеется, для нашего человека особенного труда никогда не составляло, ибо он, наш человек, с малолетства приобретает тугоплавкую закалку среднестатистического горожанина и не понаслышке знает: почём фунт лиха и центнер живого веса в час пик, а уж стихийные законы движения толп, по сравнению с которыми броуновский хаос выглядит стройной системой, для него ясны и понятны как снег в январе.
Итак, мы влились в общий поток и потекли в толпе, проникая внутрь портиков и обходя все торговые точки с обстоятельностью завзятых шопоголиков. И словно попали в калейдоскоп, вертящийся так и сяк как балаганная карусель и складывающий всё новые и новые пёстрые узоры из ярких красок.
Изумительное изобилие всевозможного продовольствия в первозданном своём не обременённым цивилизованными упаковками виде было великолепно и потрясающе. И чего только там не имелось!
Рядами стояли распяленные мешки и высокие плетёные корзины, доверху набитые бобами, фасолью, каштанами, чечевицей, горохом сушёным, лущённым и просто в стручках; хрустело под ногами рассыпанное пшено, и вездесущие воробьи лихо склёвывали зёрнышки прямо из-под ног.
На холщовых подстилках высились пирамиды из разлохмаченной капусты, пупырчатых огурцов, оранжевой с белым налётом моркови; красовались целые горы свежего салата, радовавшего глаз нежной своей зеленью, вповалку лежала отменная репа, располагались аккуратные кучки чеснока и внушительные кучи отливавших перламутровыми боками луковиц; громоздились друг на дружке тыквыне привычные нам пузатые как китайские фонари, а бутылочные.
Целый ряд отведён был оливкам. Продавались как свежие, сложенные в корзины, так и солёные, густо плававшие в рассоле в глиняных глубоких посудинах. Здесь же продавалось и оливковое масло. Загорелые, бойкие до навязчивости продавцы медными черпачками зачёрпывали его из широкогорлых ведёрных амфор и, громко расхваливая товар, проливали густою жёлтою струей обратно.
Мы вышли к ряду, где продавали снедь фруктовую: перво-наперво присутствовал виноградпросто горы лакомых гроздьев, светившихся сквозь матовый налёт затаённым огнём разных оттенковот нежно-золотистого до густо-багрового; помимо того имелись: медовые дурманившие пчёл груши, янтарный просвечивавший на солнце инжир, фиолетовые пускавшие блики, словно лакированные, сливы, бугристые гранаты, яблоки всяческих калибров и всех светофорных цветов, и всё это в такой аппетитной живописности и в таком изобилии, что сводило скулы.
Однако, грушу хочу, заявил Раис и свернул к прилавку, где имелись особенно смачные, чуть ли не лопавшиеся от сока, плоды, разложенные по низким широким корзинкам.
Продавецвертлявый малый с оттопыренными ушамияростно уговаривал потенциального покупателя отведать товар. Но тот на поэтические описания невиданных достоинств данных фруктов лишь поморщился с сомнением, а затем и вовсе ушёл.
Продавец, увидев нас, поначалу изумился, а потом схватил одну грушу, протянул её нам и замычал, делая свободной рукой странные жесты.
Чего мычишь? Мы, чай, по-латински кумекаем, важно сказал Раис и указал на самую большую доверху полную корзину. Нам вот эту корзинку давай
Продавец мигом возрадовался и обрушил уже на нас поток рекламы, предрекая несомненный праздник вкуса.
Раис достал из кармана золотой ауреус и, протянув его торговцу, настороженно спросил:
Хватит?
У торговца отвисла челюсть; он как-то сразу согнулся и, растерянно заулыбавшись, забормотал, что ему очень приятно услужить столь богатенькому варвару, но вот только сдачи у него столько не наберётся, даже если он продаст все свои фрукты по двойной цене, и, вообще, может всё же у богатенького варвара найдётся по квадранту, то бишь, по четверти асса за грушу, а вместепродавец быстро сосчитал плоды в корзинетри асса и ещё один асс за корзинку, итого четыре асса, коими он полностью и удовлетворится.