Я выплескиваю свои отрицательные флюиды во все стороныпримерно через полчаса активной работы над этим. Не так уж и сильно я изменился. Тот же Гриша Менаев. Люди вообще не меняются так быстроне верьте никому!
Самое время, чтоб решить последнюю из актуальных задач. Цербер.
****
Патроны и пистолет. Всё в сборе. Я смертоносныйи готов убивать. Однако чудище убежало от меня. Врешьне уйдешь!
С одной стороны, Церберу некуда бежатькалитка, в которую мы вошли, была заперта. С другоймое состояние не позволяло сконцентрироваться на задаче должным образом. Несколько раз я растянулся на неровностях дворового покрытия, единожды даже стукнувшись головой. А еще мне ветка чуть не выколола глаз. И каждый раз я видел лишь хвост, мелькающий где-то на горизонте. Не, так эту скотину не грохнуть.
Это только увеличило мою суммарную ненависть к блохастому гаденышу, ставшему причиной и заражения Тани, и ее последующей смерти. А еще болел глаз
Моя охота на Цербера, это, конечно, было безответственно. Что вполне соответствует моему характеру и взгляду на жизнь. Безответственность вообще у меня в крови, передалась от отца. Он никогда не играл с детьми, фактически не интересовался нашими с Таней делами, вечно был занят. Наверное, именно его безответственность привела к тому, что он опубликовал непроверенные свидетельства о коррупции городских властей, что привело к краху всей его дальнейшей жизни. Потом он перебивался редкими мелочными заработками фрилансера, даже не задумываясь, как на это прокормить семью. А алкоголь помогал ему стереть остатки здравого смысла Иногда я тоже поступаю, как он, и даже не знаю, что удерживает меня от полного уподобления отцу. Возможно, какая-то материнская часть, другие гены, полученные мной в результате их марьяжа.
Ладно, довольно самокопания! Наконец, в предрассветной игре лунного света я засек псину. Цербер, как обычно, смотрел взглядом, наполненным и виновностью, и сочувствием. Он нервно бегал в углу за домом, где был заблокирован еще и воротами с бензовозом на входе. Я же испытал облегчение. Всего лишь расстрелять. На черта его естьне ем я собак. А вот казнить его я обязан.
Мой голос коварно прорезался и с горем пополам позвал животное: «Цер-бер! Цер-бе-рик, иди ко мне!». Пес выглянул из-под колес, и я спустил курок. Оглушительный грохот, отдача а я вновь и вновь стреляю. Пламя взрыва застало меня врасплох и окутало ядовито-оранжевым жаром. Бензовоз разорвало на части, которые поднялись факелом и разнеслись во все стороны.
Последним чувством было, что я сгораю как спичка под напалмомно перед этим взорвалась голова, вытек глаз, и передо мной мелькнул силуэткак пума в прыжке но это не точно.
Глава 5. Евнухам здесь не место
Ту-ту-тук, ту-ту-тук, ту монотонный гул наполнял мозг спокойствием, убаюкивал, напоминая о далеких временах, когда Андрей-Гермес с классом ездил в Туапсе. Тепло и уютно, кажется. Спать бы и спать, но мозг уже очнулся и хотел быть полезным, словно не понимая, что не всегда эти мысленные изыскания приносят пользу.
Агент Синдиката открыл глаза, но было темно, и он ничего не увидел, кроме того, что он уже не в гараже. Ничего не болелоон вообще ничего не чувствовал. Как в тумане, в голове возникли образы и звуки, которые казались давно пережитым сновидениемчеловеческие голоса, ощущение невесомости, темный готический паровоз. Приятно осознавать, что твой разум способен на большее, чем просто существовать и считать до десяти.
Следуя дедукцииего эвакуировали. Сверху справа зажегся красный лазерный глаз, и просканировал синдика. Аппарат запищал, и зажегся светнеяркий, мерцающий. Дверь распахнулась, пропустив троих мужчин. Гермес с облегчением заметил у высокого арийского блондина татуировку на правой щеке. Змея, кусающая себя за хвост. Уроборос.
Как ты себя чувствуешь? огромный сутулый детина в белом халате подошел ближе.
Гермес распознал в нем медицинского работникапо фонарику в руках и стетоскопу на груди. Нужно было ответить, но когда он попытался это сделать, губы слиплисьчтоб открыть рот, пришлось их разодрать.
Я как под наркотой. Это лекарства? Все нормально?
Гигант улыбнулся, а блондин с уроборосом подошел к панели с экранами, что-то включая. Третий, похожий на богомола с огромной плешью на маленькой голове, пристально смотрел на оперативника. Казалось, что он никогда не моргает.
Все нормально, Гермес, успокаивающим тоном сообщил верзила. Меня зовут Зенон. С нами в вагонесам священный приор Стикс, он поклонился плешивому богомолу. А этопастырь Дионис, он показал на блондина с уроборосом. Расскажи нам, что произошло. Постарайся все вспомнить, это очень важно.
Гермес задумался, как подать информацию. Приоры были кормчими, они составляли Коллегию, управляющую Синдикатом. И сейчас вдруг оказалось, что он держит ответ перед одним из них. После провала. Фактически, это как пройтись по лезвию ножа, не порезавшись.
Ну же! пастырь Дионис нетерпеливо приподнял правую ладонь с огромным изумрудом на среднем пальце. Клянусь Апокалипсисом, не всегда молчаниезолото!
Надо ведь думать, что говоришь
Вы с Арго умудрились провалить миссию, высокий блондин занервничал. И теперь нас интересует только то, где Ковчег.
Синдик попытался приподняться в постели и вдруг осознал, что не может этого сделать: не только из-за препаратовон был «зафиксирован».
Ковчег у парня. Высокий лапоухий выродок.
Как его найти? пастырь с уроборосом подошел ближе.
Он где-то в Межнике. Там стая нечистых, поэтому он не мог уйти ночью.
Старейшина Стикс, плешивый богомол, подался вперед, его голос оказался красивым и высокимчто не могло утаить интонации властности и жесткости.
Если Ковчег у него, то он может не бояться нечистых. Проклятье! Вы с Арго все испортили!
Арго погиб! И я здесь привязан, как будто не оперативник Синдиката, а арестант! возмутился Гермес. Ищите крайних в другом месте. Буревестник, например, мог лучше спланировать эту часть миссии.
Стикс с Дионисом умолкли, синхронно подняв брови. В вагоне зашипело, и раздался громкий раздраженный голос.
Трусливый пес, как ты смеешь обсуждать священных приоров, творящих промысел Божий? Как смеешь говорить богомерзкие вещи?! Гермес с удивлением понял, что это был Буревестник. Так значит, блондин включил радиосвязь
Ты показал недостаточное усердие. Эгоизм и чрезмерное себялюбие, голос за кадром с каждым словом все больше превращался в глас сурового проповедника, готового принести в жертву недостойного послушника.
Агент физически ощутил возмущение всех нервов. Он не доверял этому старейшине, давно отсутствующему в Синдикате, и творящему какие-то свои делишки черт знает где. «Буревестник» это был его творческий псевдоним, так сказать. Официально он был «святым отцом Захарией».
В произошедшем виноваты все. Не только наша группа. И Вы тоже, возразил Гермес.
Ты упорствуешьв голосе Буревестника просквозило раздражение. Это гормоны, поверь. Они сводили с ума и более ответственных богобратьев. Я надеялся, что у тебя есть будущее.
Будущее? Как у Сергея? Или как у Арго?! Гермес почувствовал сладкий вкус бунтарства и даже пытался приподняться, чтоб показать, насколько он взбешен. Конечно, проще винить во всем молодость и гормоны. Но и ваша дряхлостьне образец. Гормоны?! Наоборот, я думаю, что это маразматичным стариканам и безвольным евнухам не место в Синдикате!
«Евнухам здесь не место», эта фраза приписывалась основателю Божьего промыслаРаспутину. Верующий фанатик имел связь с Суровым Богом и паранормальные способности в разных сферах. Повисла тишина, радио шипело, а Буревестник все не отвечал. Прошло время, несколько минут, пока участники беседы смогли придти в себя от оскорблений синдика. Стикс глядел в угол, гневно сжав губы, Дионис неловко хрустел фалангами пальцев, а Зенон пытался подавить икоту задержкой дыхания. Наконец, Буревестник заговорил.
Гермес, мне жаль, что твой брат погиб, сожаление прозвучало вполне искренне. Я ошибся, надеясь, что время излечит твою душу. Ты меня ненавидишь, но поверь, я сделал для Бога и Синдиката все, что было в моих силах. Считаешь что старикам и евнухам нет места в нашем Богобратстве? Пути Господни неисповедимы, Гермес, и мне кажется, я знаю его план.
В динамике послышался щелчок, и телеком отключился. Плешивый Стикс и белокурый Дионис посмотрели на оперативника, как на виноватого ребенка, и вышли. Остался лишь Зенон.
Что Буревестник имел в виду? с некоторым беспокойством спросил у него Гермес.
Громила отвел глаза, покопошился в карманах и достал пачку сигарет.
Покури.
Это ядя не курю. Скажи, мне ампутировали ногу? Поэтому я ничего не чувствую?
Одна не повредит. Что там нашей жизни? Зенон задумчиво разглядывал табак в сигарете, не желая отвечать. Наоборот, он достал из-за пазухи еще и флягу.
Я не пью, и Гермес упрямо закрыл рот, не давая медработнику вставить ему сигарету и отказываясь от спиртного.
Хотел как лучше, вздохнул верзила и накрыл его глаза огромной ладонью. Что-то острое вонзилось в плечо, хотя боли не было. Лишь нахлынувшая сонливость. Синдик попытался укусить Зенона, так как хотел контролировать все, что происходит. Тот больно шмякнул его по губам.
Ты должен спать, скоро операция!
Сквозь пелену надвигающегося забытья Гермес с беспокойством подумал об этом. Какого дьявола? Какая операция?!
****
Я бегу по коридорам Сворачиваю в галерейную переходку, и устремляюсь к двери. За ней находится универский спортзал, но выглядит он почему-то, как спортзал в школе, в которой ночевали ублюдки Калугина.
В серединеребята, они склонились будто команда в перерыве между таймами. Одна из студенток оборачивается, и я вижу лицо Вероники. Хрустально чистые васильковые глаза, светло-русые волосы, словно шелк, нежный подбородок с чувственными губами. Боже, как же я скучал!
Что-то не так она ковыляет ко мне. Свет играет, как во время грозы, и в какой-то момент я вижу, что половина ее лица отсутствует. Ужас заставляет меня кричать, но голоса нет. Лишь кашель, сухой, раздирающий глотку до крови.
Ника склоняется и целует меня, лижет широким лопатовидным языком, как собака. Больно боль настолько сильна, что веки наполняются жаром. В ушах жужжит. Я открываю глаза и не понимаю, что происходит.
Наверное, светаетсудя по красным теням вокруг. Я двигаюсь. Вернее, тело меняет координаты в пространстве, но сам я ничего не делаю. Меня что-то куда-то тащит. По разбитому асфальту, который передает израненному телу все свои неровности. Мои плечи приподняты, и я пытаюсь повернуть шеей. Получается не очень, но я замечаю то, что нужно. Меня тащит Цербер.
Шум в ушах нарастает, превращаясь в рокот. Поднимается ветер. Прохлада приятно обдувает ожоги, словно я под вентилятором. Хоть погода радует. Я стараюсь посмотреть в ту сторону, откуда рокочет, но встающее солнце слепит правый глаз, а левый почему-то ничего не видит. Грязный пакет пронесся как перекати-поле и залепил мне лицо. Я пытаюсь сдуть его, сбросить, но не получается. Цербер рычит.
Гремит выстрел. Мои плечи, приподнятые собакой в процессе передвижения, хряснулись на асфальт. А затем и пес шлепнулся, уставившись на меня грустными песочными глазами.
Как в тумане я вижу очертание чего-то огромного, перекрывающего собой восходящее солнце. Интуитивно понимаю, что это вертолет. А затем вижу бегущие силуэтыв грязно-зеленых брюках, в масках.
Перед единственным зрячим глазом возник человек и склонился надо мной. Это военныйлысый мужчина под пятьдесят, жилистый и подтянутый, в новехонькой форме. Его лицо закрыто респиратором, а глаза изучают меня. Он что-то говорит, однако его голос сливается в едином хоре с вертолетным рокотом. Я пытаюсь попросить воды, только вот пересохшее горло парализовало мою способность к речи.
За спиной вояки я вижу еще солдат с автоматами. Они рассредоточились и глядят по сторонам. А меня несут на носилках к огромному бело-голубому вертолету. По пути к нам присоединяется грузный неуклюжий толстяк, и что-то мне вкалывает. Жирдяй разговаривает, и мне кажется, что рядом взорвался ментоловый фейерверк.
Голова кружится, но, кажется, ко мне возвращается дар речи. Правый глаз расфокусировался, когда на горизонте появляется нечто, заставившее меня вздрогнуть. Эта красотка идет ко мне, как во сне, и ее янтарные глаза излучают всю любовь мира. Я вспоминаю кое-что, и машу левой рукой в сторону рюкзака, валяющегося между раскуроченными взрывом воротами и дорогой. Девушка трясет рыжими волосами, остановившись не слишком близко, а затем сочувствующе улыбается, поняв, чего я хочу. Потом показывает на усыпленного Цербера.
Цербер? Да чтоб он сдох! говорю я и удивляюсь, насколько изменился тембр моего голосакак у ребенка.
Наверное, красотка не доперлатакие часто не догоняюти взмахом руки скомандовала забрать псину. Один из солдат внес животное в вертолет следом за мной. Цербер ворочается во сне, и я засыпаю в полной уверенности, что псине не нравится летать.
****
Незнакомец захрапел, и Крылова испытующе оглядела его. Лицо исцарапано, из одного глаза сочилась кровь, поэтому его забинтовали. Ресницы и брови обгорели. И изодранная в клочья одежда обгореладаже кровавая юшка на ней запеклась. Ливанов прокомментировал:
Жить будет. Насчет глаза не знаю, возможно, потерял. А так, повреждения не критические.
Лена кивнула, задумавшись. Артур погиб, а Ковчег исчез. Теперь у них есть подозреваемыйвезде, где был Мчатрян, был и этот парень. Но кто он такой, и как связан с происходящим?
Молодой парень, до 30 лет, высокий. Тощее тело. Черноволосый, с редкими торчащими клочками волос на плохо остриженном затылке. Крупные черты лица, пухлые губы глаза большие и ярко-синиеэто она заметила перед тем, как он уснул.
На запястьях шрамы, какие остаются после вскрытия вен. Она когда-то сама чуть не умерла от такого, поэтому испытала сочувствие. На правом предплечьекрупное родимое пятно, похожее на букву М. На ботинкахпротекторы с саламандрой. То, что привело ее к нему.
Горин охнул, доставая из чехла на ноге выродка молот-гвоздодермассивный, на длинной ручке, довольно необычный со своими заостренными штырями.
Полезный инструмент в хозяйстве, улыбнулся полковник. Судя по засечкам и засохшей крови, пользовались этим часто.
Солдаты засмеялись, а Сидоров потрусил рюкзак парня. С лязгом на пол посыпались сигаретные пачкипара десятков; ножиохотничий и швейцарский; баллончик газовый с зажигалками; фильтр водный и респираторные маски; бруски мыла; лекарстваот атоксила и йода до цистамина, кетанова и ранитидина, а такжедве фляги со спиртом; вилка и ложка, кружка маленькая в кружке большой; салфетки, книга, карта и туристический каталог Брови лейтенанта взметнулись, когда он раскрыл карту.
Босс, обратите внимание.
Посмотрев на развернутое полотно, Горин пристально оглядел выродка, уже пустившего слюну.
Лена, ты была права. Юноша вызывает любопытство.
Крылова заглянула через плечо мужаего палец уперся в название, выведенное на карте красной ручкой. «Новый Илион». Вокругвсе Горноречье со всеми уже мертвыми городами, некоторые из них также обведены красным, и между нимивручную наведенные линии и стрелки. Она с изумлением поняла, что большая часть названий ей знакомытам раньше были различные объекты медицинского и научного назначения.
Лена, это, наверное, по твоей части. По научной, полковник ухмыльнулся и протянул ей рюкзак. Изучи, проанализируй. Может, будет что интересное.
****
Я проснулся в больничной палате. Ощущение, что продрых вечностьтакое же испытываешь, когда ложишься спать в 8 часов утра, а просыпаешься в 17 часов вечера. Вроде и выспался, только спал не в своей тарелке. Воздух пропитан лекарствами, что напомнило мне аромат мартиниуж простите за ассоциации. Захотелось промочить горло.
Я лежу на боку. Прозрачная шлангочка соединяет руку с капельницей, на которой два пустых бутыля и один полный. Я в хлопчатобумажной пижаме и под легким синтепоновым одеялом. Тошнит. Тупая ноющая боль разливается по телу, и я не сразу осознаю главные очагиголова, глаз, спина. Немногов колене. Вспоминаю последние события и пугаюськуда я попал, и кто эти люди? Кажется, их интересовал Мчатрян?
Оглядываюсь единственным функциональным глазом и не вижу своих вещей. Где Кракобой? Где рюкзак?! Подтягиваю тело, чтоб приподняться, комната идет кругом, шланга натягивается как тетива, и капельница падает на тумбочку, звеня флаконами и с мясом выдергивая иглу из предплечья.