- И тогда?
- Тогда «Вайт» отпразднует победу. - Майкл положил обе ладони на стол и подался вперед. - Так что ваши доказательства, Александра, должны неоспоримо показать, что «Возвращение брига «Меркурий» - подделка. То есть вам придется найти такие доводы, против которых ни один вайтовский эксперт не сможет представить контраргумент.
- А если я не смогу найти таких доводов? - еле слышно спросила Александра.
- Тогда они заявят, что вы вели себя крайне безответственно. Учитывая смысл, характер и публичность вашего утверждения, они предъявят вам обвинения в злоумышленном вредительстве вследствие персональной неприязни, преступной халатности или небрежности, происходящих от профессионального соперничества. И если им удастся это сделать, то суд присяжных признает вас виновной в клевете как таковой, то есть в libel per se. А в этом случае, даже если обвинение в диффамации продукта отклонят, поскольку картина была продана как-никак за три с половиной миллиона, вас обвинят в опорочивании их профессиональной репутации. И тогда вам несдобровать.
- А конкретнее?
- Во сколько на сегодня вы оцениваете рынок русской живописи? - ответил Майкл вопросом на вопрос.
- Аукционный? Думаю, в сто миллионов фунтов.
- И какова при этом доля «Вайта»?
- Пожалуй, процентов семьдесят.
- Если им удастся доказать присяжным, что опорочивание действительно имело место, они потребуют компенсации. И компенсация эта будет исчисляться миллионами, так как вы в своём интервью посягнули на их репутацию, что, в свою очередь, могло повлечь за собой потерю прибылей. - Майкл глубоко вздохнул. - Боюсь, они отсудят у вас все - то, что вы заработали за свою жизнь, и то, что вам ещё предстоит заработать.
- Даже мой дом?
- Все. - Он быстро перебрал бумаги. - Александра, ситуация исключительно серьезная, и я хочу, чтобы вы полностью отдавали себе отчет в том, что вам грозит в случае проигрыша иска.
Она кивнула. Майкл продолжил:
- Учитывая текст интервью, доказать опорочивание репутации особого труда им не составит: вы не просто поделились своим мнением с другим профессиональным участником рынка в ходе, скажем, научного диспута, но посредством печатного издания проинформировали о нем «третье лицо», то есть широкую публику, которая и является потенциальным клиентом «Вайта».
- В каком же ключе мне построить свою защиту, Майкл? - Александра чувствовала, что почва уходит у неё из-под ног.
- Как я уже сказал, вы должны будете предъявить неоспоримые доказательства того, что картина действительно является подделкой.
- Но если на каждого моёго эксперта они приведут своёго и на каждый мой тест сделают свой, то как же я смогу что-то доказать? Ведь искусствоведение не является точной наукой. В нем всегда возможны множественные интерпретации.
Майкл прикрыл ладонью письмо «Вайта» и внимательно посмотрел на Александру:
- Скажите мне, только честно, вы на сто процентов уверены, что «Возвращение брига «Меркурий» - это подделка?
- Уверена.
- Ну, тогда эту уверенность вы и должны будете передать присяжным. Ведь на чем-то она основана?
Я не эксперт, но мне кажется, у вас в распоряжении три главных аргумента - провенанс, то есть задокументированная история картины, если она, конечно, имеется; экспертный глаз, то есть стилистический анализ; плюс технологическое исследование. - Майкл помолчал, подыскивая нужные слова. - При этом есть одно обстоятельство, которое вы просто обязаны принять во внимание и усвоить со всей серьезностью. Оно заключается в том, что присяжные, от которых будет зависеть ваша судьба, не являются художественными экспертами. Это будут обыкновенные люди, которые с помощью вас, Александра, должны будут увидеть то, что видите вы, понять то, что вы понимаете. То есть ваша задача состоит в том, чтобы представить доказательства таким образом, чтобы присяжные сами пришли к тому же выводу, что и вы, - а именно что «Возвращение брига «Меркурий» - фальшивка. Например, если вы возьметесь доказывать, что на этой картине авторские мазки нетипичны для указанного художника, вам сначала придется объяснить присяжным - так, чтобы они поняли, - какие же мазки являются типичными.
- Иными словами, я должна буду сделать из кухарок экспертов?
Майкл едва заметно улыбнулся:
- Ну, это вам вряд ли удастся, но вы должны будете внушить им уверенность, что они - разбираются. - Он вздохнул. - Ну и, кроме того, убедить суд, что ваше суждение - плод тщательного всестороннего изучения творчества Айвазовского, а не просто эмоциональное высказывание. Немаловажным аргументом должен стать ещё и тот факт, что вы не имели личной финансовой заинтересованности в диффамации картины, когда говорили о ней.
Александра склонила голову. Майкл напрягся:
- Александра, вы ведь не имели личной заинтересованности?
Она покачала головой.
Оба некоторое время молчали.
- Это все, что я должна знать? - пробормотала наконец Александра.
Майкл неуклюже заворочался в кресле:
- Нет, не все. Доказательство фальсификации - лишь половина дела.
- Что же ещё от меня потребуется?
- Не от вас, Александра. Чтобы выиграть дело, «Вайт» попытается убедить суд в том, что вы - ущербная, неполноценная личность, что у вас в характере имеется изъян. И поверьте моёму опыту, «Вайт» своё дело знает: если уж они возьмутся отыскать в вас червоточинку, они её найдут.
Александра невесело усмехнулась:
- Кажется, невелики мои шансы.
- Весьма невелики, Александра, - спокойно подтвердил Майкл. Хотя реально они у вас есть. - Он помолчал. Есть у вас и выбор; во всяком случае - пока есть.
- В чём он заключается?
- «Вайт» поставил своё условие: если вы принесете публичные извинения в той формулировке, на которой они настаивают, отзовете вашу статью в газете, признаете, что «Возвращение брига «Меркурий» - мировой шедевр, и закроете свой бизнес, то есть исчезнете с профессиональной лондонской арены, они заберут своё заявление.
- Я не готова это сделать, - твердо ответила Александра.
Майкл вздохнул:
- В таком случае готовьтесь к очень длинному и очень дорогостоящему судебному процессу. - Он встал и застегнул портфель. - Не принимайте скоропалительных решений, Александра, продумайте все хорошенько.
Проводив юриста до двери, Александра долго и тяжело смотрела в темное окно; бесконечная зимняя ночь спустилась на землю, и даже вечно шумливый город, казалось, вдруг притих, затаился испуганно, боясь быть проглоченным этой неумолимой тьмой.
ГЛАВА 12
Накануне
Раскинувшись на огромной, как ладья, кровати, медленно вплывала она в предрассветный сумрак. И как всегда в таких случаях, в первые минуты бодрствования чувствовала она себя оглушенной, потому что во сне - вернее, в тот последний день её жизни - стоял ослепительный май, и в их распахнутое настежь старомосковское окно птицы пели яростно и многоголосо, словно на первопрестольном празднике. И в эти первые мгновения присутствие Андрея было ещё так реально, так физически ощутимо, что внутренняя сторона её рук, казалось, ещё хранит тепло его тела. Будто только сейчас гладила она его большую горячую спину, будто лишь секунду назад разомкнули они объятия. И такая безумная живая любовь к нему наполнила все её существо, что Александра застонала.
Мерным утробным урчанием ответил ей в тишине её стерильной спальни кондиционер. И под это постылое неживое мурлыканье она наконец вернулась в реальность, в вечное её небытие. Медленно, словно старая механическая кукла, повернула голову к светящимся цифрам электронных часов. До назначенного времени подъема оставалось ещё полчаса, пытаться заснуть было бессмысленно.
Против её воли память упорно возвращала её в то майское утро. И внезапно Александра поняла: она, обладающая феноменальной зрительной цепкостью, хранящая в мозгу, как на пленке, малейшую трещинку на холсте, однажды подмеченную, - она не помнила лица человека, ворвавшегося в их с Андреем жизнь и одним махом уничтожившего их обоих.
И впервые за шестнадцать лет в ней проснулось желание - страстное, острое, непреодолимое, обжигающее желание - она захотела вспомнить его лицо.
Глаза она помнила отчетливо. Они ничего не отражали. Черные щели, как отверстия в стене, к которым надо ещё приблизиться - чтобы заглянуть в другое пространство. Но приблизиться к нему она не могла; в первую их встречу она лежала голая под тонкой простыней, а он высился у её постели и смотрел на неё сверху - казалось, взглядом выковыривая из её побелевших от усилия рук старенькую простыню, сдирая материю, как кожу.
Во вторую их встречу между ними стоял письменный стол, на котором горела казенная настольная лампа и лежала толстая папка. И хотя сидели они в метре друг от друга, казалось, разделял их тогда океан. Она тонула, а он сидел и смотрел на неё своими мертвыми глазами. Она не помнила его лица, но навсегда запомнила этот взгляд и то, что он выражал: просить пощады - бесполезно. С тех пор она никогда ни у кого не просила пощады.
Третью их встречу она постаралась забыть.
И вдруг сегодня, под пение призраков птиц, радовавших её душу шестнадцать лет назад, Александра отчетливо поняла, что не забыла. Что все эти годы она отчаянно себе лгала, глупо обманывала себя, потому что ничто не проходит, ничто не исчезает - ни любовь, ни ненависть. Потому что жизнь - неделима, и когда тебе кажется, что все кончилось, - это самообман: все, что было, тут же и существует, подле тебя, невидимое и неосязаемое - до того дня, когда ты закроешь глаза и наконец прозреешь.
Медленно обвела она взглядом знакомую комнату: бастион, отгороженный от мира тяжелыми светонепроницаемыми шторами. Могучая дубовая мебель, словно крепостные блоки, массивными углами выступала из редеющего сумрака - лишь алые отблески цифр будильника колдовски маячили и изредка вздрагивали, купаясь в белизне стен.
Внутри же неё рушились с диким воем временные пласты, и на дешевом матрасе бессильно дрожало от рыданий скрюченное тельце. Но жалости оно в ней теперь не вызвало. Если бы тогда, шестнадцать лет назад, она не прятала бы от него своё лицо, если бы взглянула на того, кто мрачной тенью стоял у её постели, ему бы не удалось совершить то, что он совершил, сделав из неё воровку и почти убийцу.
Часы радостно мигнули, выбросив на узкий коричневый циферблат отчетливое 5:59. До аукциона оставалось десять часов и одна минута. А ещё через мгновение зазвонил будильник, вырвав её из невозвратимо далеких лет и швырнув в ту жизнь, которую она ещё так недавно считала настоящей.
Фортресс-роуд стояла в пробке намертво. Александра сидела в машине, вцепившись в руль, ерзая и каждую минуту взглядывая на часы. В пятый раз набрав номер офиса, она снова выслушала приветствие автоответчика.
До аукциона оставалась всего пара часов, до перекрестка Арчвэй - не более двухсот метров, но ощущение было такое, словно она никогда не выберется из этой клокочущей, дышащей адскими парами преисподней. Сгрудившись в бесформенную агрессивную массу, напирая и чуть ли не отпихивая друг друга, машины просачивались вперед из горлышка затора по одной. Густые выхлопные газы клубились в холодном воздухе; пешеходы с отсутствующими лицами, мрачные и замерзшие, шустро трусили мимо; владельцы лавочек неподвижно, как бедуины, стояли в дверях своих владений, наблюдая за прохожими и лишь изредка косясь на застывшие автомобили.
Необычный лес новогодних елок, выросший на тротуарах под углом приблизительно в сорок пять градусов, придавал городу фантастический вид. Но даже елки, прислоненные к фонарным столбам и к окнам магазинчиков, частью распушившиеся, частью упакованные в белую капроновую сетку для удобства транспортировки, казались сейчас какими-то черными и мертвыми.
Александра верила в приметы, а потому нервничала. Перекрытая дорога, каждый сантиметр которой приходилось брать с боем, опоздание, минута за минутой увеличивающееся, злые физиономии прохожих, даже непраздничные елки - все казалось дурным предзнаменованием.
Вдруг навстречу ей вывернула процессия - впереди шел мальчик в маленьком черном фраке, в огромном цилиндре и с тяжелым жезлом в руках, которым он четко отбивал торжественный ритм шага: вверх-вниз. За ним медленно катила длинная черная машина с затемненными окнами, за ней следовала довольно солидная толпа народа. Похороны. Несколько мгновений Александра взирала на плавно текущих ей навстречу людей в немом ужасе. Затем, выпрямившись, резко вывернула руль, нажала на газ и, вылетев на тротуар под громкие ругательства прохожих, проехала вперед несколько десятков метров, чуть не сбив стенд с фруктами, и свернула в боковую улочку.
Было уже без десяти девять, когда она наконец нажала кнопку ворот в их подземный гараж. Скрежеща и вздрагивая, железная створка неспешно поползла вверх. Александра постаралась успокоиться, чтобы от волнения, как в прошлый раз, не оцарапать бок своёго «порша» о стену гаража. «Бизнесвумен не может быть суеверной», - внушала она себе.
«Это просто смешно», - снова и снова повторяла она, направляя свой автомобиль к узкому парковочному месту номер 6, которое, казалось, за ночь сделалось ещё уже. Ну что особенного в том, что она застряла в пробке, эка невидаль - пробка в Лондоне в час пик. Главное сейчас было успокоиться и войти в рабочий ритм. Загнав наконец машину в стойло, она сгребла сумку с сиденья и бросилась к выходу.
Едва зайдя в здание, она замерла. Пачка факсов, свернутая в тугую трубку, красноречиво торчала из её почтовой ячейки. «Вот тебе и плохие приметы», - тут же радостно отчитала себя Александра. Конечно же, она втайне надеялась, что в последнюю минуту получит дополнительные заявки на участие в аукционе, но даже в самых смелых мечтах не грезилось ей такое количество. Сердце учащенно забилось.
Бросив сумку прямо на пол, она торопливо разгладила факсы рукой и быстро пробежала глазами верхний. Затем медленно перечитала его ещё раз. Переложив уже изученный листок в конец стопки, она принялась читать следующий. За ним - следующий. И ещё. Она все ещё стояла вблизи металлических почтовых ячеек, у белых великолепных колонн, уходящих ввысь под семиметровый потолок, но сейчас в здании явно не хватало кислорода. Удушливый запах лилий, стоявших при входе, вдруг сгустился до одури, так что её затошнило. Осторожно нагнувшись, она подняла сумку. Кто-то пробежал мимо, что-то сказав ей на ходу, и улыбнулся. Но чего от неё хотели, она так и не разобрала.
Двери лифта захлопнулись за ней с мягким стуком, и Александру охватило чувство невесомости. Она приблизила факсы к глазам, и эти ничтожные бумажки вдруг показались ей настолько тяжелыми, что грозили вот-вот обрушить лифт - и она провалится в шахту.
- Доброе утро, Александра, - Джонатан, как всегда, вставший при её появлении, пристально всматривался в её лицо. - Что-то не так?
Александра помотала головой в ответ и села за письменный стол. Она не собиралась обманывать ассистента. Просто выражение «что-то не так» не описывало теперь их положения, это было чересчур мягко сказано даже для традиционного английского преуменьшения.
Джонатан все ещё продолжал стоять, ожидая дальнейших указаний.
- Может быть, мне спуститься и проверить, все ли в порядке внизу? - наконец предложил он.
Она снова кивнула. Ричард должен был подъехать в десять, то есть уже меньше чем через час. Откладывать дальше было некуда. «Надо попросить Джонатана сделать мне чай», - подумала она, но почему-то вслух ничего не произносила. Наконец она собралась с духом и достала из стола книгу аукциониста - этакий гроссбух, мозг торгов, где были прописаны все резервные цены и эстемейты работ, а также фиксировались все заявки, сделанные на картины, - как телефонные, так и заочные биды.
Раскрыв книгу, рядом Александра положила утренние факсы и, немного помедлив, приступила к работе. Наконец, просмотрев все факсы и сравнив их с ранее сделанными в книге аукциониста записями, она откинулась на спинку стула. Почти одновременно с этим дверь отворилась и в офис вошел Ричард. Приветственно кивнув, он удивленно уставился на стопку факсов. Затем, оценив выражение лица Александры, как будто усмехнулся и аккуратно поместился за гостевой стол.
Она решила не затягивать неприятную сцену:
- Ричард, боюсь, у нас плохие новости. - Она встала, взяла со своёго стола книгу и подошла к нему. Пожилой мужчина смотрел на неё вопросительно. - Сегодня утром у нас сняли некоторые комиссионные заявки.
Нацепив очки на нос, аукционист притянул книгу к себе, достал из внутреннего кармана пиджака ручку и приготовился вносить исправления. Александра покорно взяла факсы и начала диктовать:
- Лот девять, комиссионный бид снят; лот пятнадцать - снят; лоты восемнадцать, девятнадцать, двадцать - телефоны сняты; лот двадцать четыре - комиссионный бид снят.
Александра подняла голову и увидела, как одним росчерком пера аукционист под её диктовку уничтожил покупку в триста тысяч фунтов. Она продолжала диктовать: