И каждый день обиды множит...
Это Александр Блок. Он Родину чувствовал...
Вошла Агния Петровна.
Здравствуйте, сосед! С чем это на ночь глядя пожаловали?
Агния Петровна, он идет защищать Родину. Вот счастливый!поспешила ответить Женя.
Вон онодело какое! Кого же вы оставляете?
Мама у меня. Старушка... В ней вся задача...
Где же она у вас?
У сестры в Киеве...
А мои под Смоленском,сказала Женя.Но разве их до Киева допустят? Война будет идти на немецкой земле... Верно, Коля?
Абсолютно точно... Мы хорошо подготовились.
Ну, вы уж, я вижу, одержали победу,сказала Агния Петровна и обратилась к Рудакову:А как у вас с бельем? Есть теплое? Чулки, перчатки?..
Да нет же, Агния Петровна! У него ничего нет. Одни стихи... И у нас нет. А он пусть напишет, мы вышлем,опередила его Женя.
Обсуждение гардероба, денежных дел, питания в пути заняло много времени.
Ой, стойте! Что я придумала! Гениально! Агния Петровна, я тоже поеду в город! Знаете зачем? Сдам в фонд обороны золото и серебро Марии Петровны,заявила Женя.
Все замолчали. Женя победоносно переводила взгляд с одного на другого.
Все сдают! И зачем оно мне? Нет, это гениально! Правда?
Дело твое,ответила Агния Петровна,тебе доверено, человек ты взрослый. А теперь спать. Николай Ильич, я постелю вам в столовой.
Когда Агния Петровна вышла, Рудаков сказал:
Спать буду в дороге. А здесь хочется подышать нашим сихотэ-алинским воздухом. Где найдешь лучше? Воздух моря, леса и гор!
Они вышли на лесную дорожку и стали медленно подниматься в гору. Ночь была лунная; по морю убегала к горизонту широкая серебряная полоса, усыпанная беспокойными блестками; лес залит призрачным светом, проникавшим меж ветвей на крошечные лесные полянки, и тишина, тишина во всем и над всем, точно разлилась она, как нечто весомое, до самых звезд. Мир исполнен был высокого и строгого величия.
Женя шла чуть впереди, касаясь пальцами травы и холодной листвы. Рудаков молчал, и Жене пришла сумасбродная мысльобнять и поцеловать этого парня. Ей казалось, что она и старше и сильнее его, что вот он, комсомолец, в общем, хороший парень, идет на войну и провожает его она, Женя, одна за всехи за сестру, и за его мать; к тому же он совсем еще мальчишка. И когда они вышли из тени на свет, Женя вдруг остановилась:
Ты понимаешь, Коля... ты мне не очень нравишься, но все-таки нравишься! Ты хороший, ни на кого не похожий... Такой, какой ты есть. В общем, славный... И провожаю тебя я одна. Мне хочется поцеловать тебя за всех. Вот так...
Она несколько раз неловко, по-детски поцеловала Рудакова и не знала, что же делать дальше и как быть. Получилось нехорошо как-то, и не было той радости, которой она ожидала.
Ну долг платежом красен!ответил он.Ты понимаешь, Женя, ты не очень-то мне нравишься, но в общем, ты замечательная девушка... И вот тебе за это!..
Верно, Коля, замечательная?!спросила Женя, ничуть не обидевшись: нынешние поцелуи она считала в порядке вещейон брат, она сестра, провожает брата на фронт,так и должно быть.Замечательная! Это ты хорошо сказал, если от души и честно. Мне так хочется быть замечательной. А меня никто не замечает. Иногда кажется, что я маленькая, незаметная и никому не нужная. А хочется, чтобы я была нужна всем. Верно, замечательная?
Верно, от души говорю. Могу повторить...
Нет, повторять не надо, хорошо и столько. Странно, мне так хорошо, что ты идешь, как будто иду я сама. Теперь мы победим непременно.
Рудаков попытался ещё раз обнять и поцеловать Женю, но она оттолкнула его от себя и решительно пошла к поселку. Он неохотно последовал за нею. Прогулка не удалась, и каждый до боли в сердце был недоволен собою. Они молча разошлись по своим комнатам, и оба не могли заснуть до утра.
Ночь не спеша отсчитывала свои минуты; медленно передвигались созвездия; волны, изнемогая, ластились к берегам, и каждый цветок набирался в ночи свежих сил, чтобы свершилось в нем великое таинство жизни; безбрежно было небо и сладостна тишина, а где-то на западе шла война, бежали охваченные ужасом женщины и дети, горели, рушились здания...
На другой день в бухту зашел небольшой пароход каботажного плавания, на борту которого было много мобилизованных из северных районов Приморья.
На пирсе ожидали новые пассажиры, среди них Рудаков и Журавина. Пароход в бухте не задержался, быстро спустили трап, и пирс опустел.
Переходя на левый борт, залитый солнцем, Женя увидела Колесова, сидевшего рядом с женщиной, голова которой покоилась на его груди.
Здравствуйте, Женечка! Сколько лет, сколько зим...
Женя молча кивнула головой, взяла под руку своего спутника и направилась на корму, где в это время не было никого из пассажиров.
Кто это с вами поздоровался?спросил Рудаков.
Так... один знакомый. Я не хотела бы с ним встречаться...
Это почему же? Такая общительная и вдруг...
Длинная история... Не будем об этом...
В это время к ним подошел Колесов.
Ну, здравствуйте, Женя! Не узнаете старых друзей?
Не узнаю.
Почему же? Разве я сильно изменился?
Сильно.
Но в чем?
В моем представлении.
А!.. А я все тот же, не меняюсь!
Тоже радоваться нечему.
Рудаков не узнавал Женю. Откуда у нее такой тон, и какое она имеет право разговаривать таким тоном?
А я вас узнал с первого взгляда, хотя вы и сильно изменились, посолиднели. Познакомьте же со своим... товарищем.
Колесов протянул руку Рудакову:
Колесов, педагог. Вместе с Женей ехали на Дальний Восток. Она у вас властная женщина. Нас, целую компанию, всю дорогу держала в руках.
Она не у меня, сама у себя,ответил Рудаков.
Правильно, Коля, я сама у себя.
Она обрадовалась такой формуле. В эту минуту в ней боролись два желания: однопоказать Колесову, что она все еще сама у себя, и другоечто у нее тоже есть спутник, что и она уже не сама у себя, а у другого, и этот другойвот он, рядом с неюпредан ей, и она ему предана.
Что вы хотите сказать? Вы перебили наш разговор,обратилась она к Колесову.
Ого, вы по-прежнему с коготками! Люблю...
Никто в вашей любви не нуждается. Говорите и уходите.
Рудаков с недоумением смотрел на Женю. В это время к ним подошла жена Колесова, женщина лет двадцати семи, и взяла его под руку.
Сергей, пошли в кают-компанию. Там интересное общество. На палубе адская жарища.
Встретил старую знакомую. Вместе ехали. Познакомьтесьвместе будете солдатками.
Женщина протянула руку.
Женя в один миг разглядела жену Колесова, все увидела и оценила: хороший костюм, модные туфли, но и морщинки, веером разбегающиеся от глаз, и несколько чуть, заметныхна верхней губе. Не укрылись и пятна на костюме Колесова, заношенные воротничок и обшлага рубашки. Все это вполне удовлетворило и даже порадовало Женю. Женским чутьем она угадала, что между супругами поселился холодок, жена относится к мужу с какой-то долей безразличия: как можно мириться с таким неряшливым видом? Муж избегает общества жены: не успел увидеть Женю, как оставил ту в одиночестве и подошел к ней.
«Так ему и надо!»подумала Женя.
Это чувство злорадства, казалось бы столь не свойственное ее натуре, прокатилось по ней горячей волною, точно сама она мстила Колесову за обиду, и, как бы желая усилить эту месть, плотнее прижалась к Рудакову и склонила голову к нему на плечо.
Кто они такие?спросил он Женю.
Он преподаватель литературы, онаего жена; элегантная женщина, одевается со вкусом. Мне нравятся красивые люди,сказала она.Ну что значит красивые? Хорошо, со вкусом одетые, остроумные, веселые... С ними хорошо и просто.
И только? Мало! В человеке должна быть сила ума и сила духа. Он должен быть как гора! В нем, как в горе, должны быть сокровища! Он, как гора, должен быть далеко виден. О чем я жалею, идучи на фронт? Многого не удалось узнать. Житьэто все равно, что подниматься на вершину. И я стал подниматься. Но вот война! И врагфашизм, война справедливая! Страшный это враг, жестокий, бездушный как машина! А жизнь хороша. Нужно жить столетия, чтобы все испытать, во все проникнуть. Есть вершиныгении человечества; один в одной стране, другойв другой, один жил в этом веке, другойв прошлом, третийдве, четвертыйтри тысячи лет назад, и эти вершины перекликаются одна с другою. Ленинэто вершина над вершинами! И нет ничего лучше, как «подниматься» на одну, другую вершину и смотреть через века вперед! Но воевать надо! Надо... Родина! А что она такое? Все. Народ, Ломоносов, Толстой, ученые, поэты, песни, леса, горы. И врага надо ненавидеть. Врагэто сапог, который способен придавить ребенка; это грязная лапа, которая способна сорвать с девушки одежды; это глотка, которая готова проглотить твой хлеб и оставить тебя ни с чем. В этой войне мы должны победить, чего бы это ни стоило. Речь идет не только о землео нашей душе, о светлой мечте, которую хотят отнять у человечества... Ты понимаешь, если отнять у человечества те идеалы, за которые боролись лучшие сыны земли,с чем оно останется? Это все равно, что померкнет солнце.
Начнется одичание...
Коля, хороший ты мой... мне просто плакать хочется... Как бы можно было хорошо жить. Я ведь тоже много читала, думала... после того как побывала у тебя...
Не понравилась ты мне... тогда...
А теперь?
Теперь... Теперь подаешь надежды...
Ах, Коля, Коля! Совсем ты меня не знаешь. Вот как сделать, чтобы хорошее в человеке сразу было видно. Конечно, дурное тоже...
Не знаю.
В бухте Малой пароход остановился на рейде в некотором отдалении от берега. Пассажиров доставил катер.
Когда он приблизился, среди приехавших Женя узнала Павлика Гребнева и свою подругу Катю Крупенину, и как только они поднялись на палубу, повисла у нее на шее:
Катюша, милая, здравствуй! Вот ты какая!
Катя похудела, осунулась, глаза были заплаканы и рядом с Жениными казались лесными озерами в плохую погоду: не разглядеть, глубоки ли и что таится на дне. Зато спокойно с достоинством поздоровался Гребнев. От него веяло здоровьем и душевной теплотой.
Женя отвела знакомых на корму, где возле ящиков сидел Рудаков.
Знакомьтесь! Мой сосед по школе... Да, Павлик! Колесов здесь, на пароходе! С женою. Призван в армию. Может быть, желаете встретиться?говорила Женя.
Сережа здесь? С женой? Любопытно!
Вас тоже призвали?
А чем не солдат! Таких сразу же в артиллерию.
Катя прислонилась к его плечу и снова расплакалась.
В это время, очевидно избавившись от жены, к группе подошел Колесов, но вслед за ним шла и она. Колесов не ожидал встретить друга и, увидев Гребнева, пришел в изумление:
Павлуша! Да ты ли это? А где очки, где шевелюра?
Друзья обнялись, похлопали один другого по спине.
Я, Сережа. А это вот моя жена. Надеюсь, узнаешь?
Как же, узнаю! А вот и моя. Будьте знакомы. Вот мы и снова вместе. Нет, позвольте, кого же нет? Ах, этой... «веснушечки» Как же мы изменились! Ехали мальчишками, а стали... семейными, хотел сказатьмногосемейными. Было бы и это, да вот помешал немец! А тебя, Павел, не узнать! Раздался в плечах, возмужал, выпрямился. На тебя, я вижу, семейная обстановка хорошо подействовала.
А на тебя?
А вот спроси у нее.
Он у меня трудновоспитуемый,ответила жена,придется отдать в школу умственно отсталых...
Что вы?удивился Гребнев.Он был у нас самым способным...
Смотря на что,сказала жена.К семейной жизни неспособен: легко отбивается от дому. Обедает и спит там, где застанет время.
Брось выдавать семейные тайны, а то и я начну,отмахнулся Колесов.Готовить не умеет, тарелки не моет неделями... Вообщежена для ресторана!
Рудаков отошел к борту корабля. Женя с жадностью наблюдала за Колесовым и его женой. Она и жалела Колесова и в то же время радовалась: «Это тебе урок!»
Колесов взял Гребнева под руку, и они отошли в сторону.
Женщины не знали, что сказать друг другу. Женя заговорила первая:
Катюша, ты, я вижу, изошла слезами. Разве ими что-нибудь изменишь?
Я... я его люблю. Он хороший...
Ну и что ж,сказала Березовская,я тоже люблю, но, во-первых, верно, слезами горю не помочь, а во-вторых, временная разлука даже полезна. Война скоро кончится... Я думаю, наши не успеют даже попасть на фронт, как она кончится.
Я... у меня будет ребенок... как я буду одна...
Катя прислонилась к плечу Жени и снова залилась слезами.
А вот это уже глупо!сказала Березовская.Зачем тебе ребенок? Такая молодая и вдруг ребенок! Какая с ребенком жизнь? Надо пожить по крайней мере до тридцати лет. А так и не распробуешь, какая она жизнь...
И совсем неглупо,возразила Женя, обняв подругу.Не беспокойся, Катюша! Нас остается трое: ты, я, Соня; переведемся в одну школу, и все пойдет хорошо. Мы не дадим тебя в обиду.
Березовская ушла к мужчинам и втиснулась между ними.
* * *
В августе традиционные учительские совещания носили особый характер. Стоял вопрос о перестройке учебно-воспитательной работы в соответствии с условиями военного времени. Нужно было всех детей охватить обучением, не допустить отсева, нуждающихся обеспечить одеждой, обувью, горячими завтраками.
Явка на совещания была полная; шли и ехали из самых отдаленных школ, используя все средства передвижения: попутный катер, машину, телегу, ульмагу; не останавливали ни бездорожье, ни разливы рек (над краем пронесся тайфун).
Женя была на совещании в том же легком осеннем пальтишке, которое по-прежнему забывала сдавать на вешалку, ходила также решительно и проворно, встряхивая непокорными кудрями, но год и для нее не прошел даром, что-то новое, трудноуловимое появилось в лице: чуть заметные складочки над переносьем, в уголках рта, больше мягкости и меньше задора светилось в глазах.
На совещании она встретилась с подругамиКатей и Соней. Подруги изменились куда больше, чем она. Катя подурнела, что объяснялось ее положением, которое всем бросалось в глаза, и только по-прежнему пышные волосы являлись завидным украшением. Соня, увы, не подросла, но пополнела и дышала здоровьем. Она была довольна собою и своим положением. Все трудности, которые ставила перед нею жизнь, принимала как обычные дела,такова жизнь, временами нужно идти по бездорожью: в поле может застигнуть ливень, в школе не оказаться дров, в жару неизбежно томиться на нивах; но зато, поработавши, можно с аппетитом поесть и поспать, а подвернется случайдо упаду повеселиться. Поэтому, когда Женя, учитывая положение Кати, предложила всем троим перевестись в одну школу, она подняла ее на смех:
А что тут особенного! Ну появится малютка, но не в лесу же, а среди людей. У нас в семье было семеро, и мама как-то справлялась. Да меня и люди не отпустят. И сама не хочу. Неудобно же! Люди к тебе всей душою, а ты к ним спиной...
На совещании они садились рядом, держались вместе во время перерывов, вместе ночевали.
Катя была поглощена своей любовью и охотнее всего вспоминала, как они провели с мужем минувшую осень и зиму: учились готовить обеды и ужины, ходили в тайгу, иногда с ночевой, собирали дикий виноград, грибы, орехи, гербарии, коллекции, занимались наблюдениями за погодой, увешали стены квартиры нужным и ненужным. У Сони все было проще и героичнее, но ни она сама, ни окружающие этого не замечали. Иногда не было керосина, и она часами сидела возле полураскрытой печки и готовилась к урокам; иногда печка дымила, и она приоткрывала дверь, выпускала дым, напускала холоду и долго потом не могла согреться; иногда в комнате замерзала вода. А когда заболела сторожиха, она сама топила печи и ходил а к проруби за водой, сама откапывала школу после снежного заноса. Да чего только за зиму не было! Стоит ли об этом говорить! Делали ей предложение, да она отклонила: как это можно? Не успела приехатьуже устраивать свои дела! Ведь нужно было бросать школу: его куда-то перевели. Где бы я теперь скиталась? А тут я как в семье...»
Девушкам было о чем поговорить, и они грешили этим и на совещании. Но тут произошло нечто неожиданное: докладчик, завроно, заговорил о Жене Журавиной. Онаподлинный патриот, непартийный большевик, общественница, сестра и мать для многих детей, родители которых призваны в армию; у нее самая высокая успеваемость в районе; дети и родители ее любят...
Женя не знала, куда себя девать, опускала голову все ниже и ниже, а когда попросили встать и показать себя совещанию, оставила подруг и выбежала из зала. Но дело этим не кончилось: когда начались прения, ей предложили выступить и рассказать о своем опыте. Сначала она хотела повторить свое бегство, но Соня удержала, и нехотя она поднялась к столу президиума.
Ну что я могу сказать? Работаю как все. У нас все хорошо работают. Дети стараются...
А если кто отстает? Как вы помогаете отстающим?пришел на помощь завроно.
Как помогаю? Сажусь рядом и помогаю. То он ко мне приходит, то я к нему. Но они же сами хотят учиться! И родители хотят, и я хочу. А если все хотят, то как же не добиться?..
Расскажите, как вы работаете с родителями.
С родителями? Мы просто подружились. То они у меня, то я у них. Вместе думаем, заботимся. Родители любят, когда любят их детей. Тогда они начинают любить их еще больше. А ребята у меня хорошие...
Женя снова запнулась. Она вспомнила своих ребят, вспомнила Пронина, Ковалькова, могла бы много о них рассказать, и не так легко и просто все делалось, как она теперь рассказывала. А самое главноена уроке она пускала в ход все свои силы; в семьях вместе с родителями думала, как лучше одеть, обуть, поднять силы ребенка, как вызвать у него желание знать. И делалось так не потому, что этому учили в педучилище, а потому, что так учила жизнь. Ее заслуга была разве лишь в том, что она все силы вкладывала в работу.