Агния Петровна, какая же я девчурка? Вы пощупайте, какие мускулы!
Ах, про мускулы я не знала... Извините...
А детей я знаю,продолжала Женя.Сколько я на них намыла да нашила. Я в семье старшая. Папа и мама на работе, а я нянька с пяти лет. Мне бы работать в детдоме. Они бы стали у меня как на картинке...
У вас на родительском собрании было больше, чем у меня: почти все родители. И вы знаете, как называет вас эта «чужая бабушка»? «Ластовка»! «Не учительница, а ластовка! Летает и щебечет...» Вот вы какая! Ластовка! Поверьте мнеэто хорошая похвала. Бабушка эта хоть и слепая, а видит далеко. Я очень рада за вас, не сглазить бы... Кто ваши родители?
Мой папарабочий на транспорте, а матьдомохозяйка. Но, вы знаете, она такая у нас «модница»: никого не выпустит на улицу неряхой. Знали бы вы, какая у нас чистота и в домике и вокруг. А какой садик, огород... А папа такой замечательный... Как скажет чтоне сразу и раскусишь. И хочешь не хочешьне забывается...
А вы хоть письмо-то им написали?
Ой, Агния Петровна, забыла, совсем забыла. С дороги написала, а как сюда приехалазабыла... Что же это со мной?
Ну, сегодня, по случаю субботы, садитесь и пишите, а потом принесете мне: я сделаю приписку. Себя вы не похвалите, а мне хочется вас похвалить... если обещаете не испортиться...
Ну что вы, Агния Петровна!
После обеда Женя ушла к себе в комнату и взялась за письмо, но, к ее удивлению, письма к родителям не получалось. Она испортила три листка бумаги, и все оказывалось не то и не так: сухо, холодно и скучно...
Чуть не плача от досады, она постучалась к Агнии Петровне.
Агния Петровна, что это со мной? Я не могу написать. Пишу, а получается совсем не то. Онитакие хорошие. Я знаю, у них только и разговору, что обо мне. Вы сделайте сначала приписку, а потом я разойдусь...
Понятно, девочка, все понятно... Захватили ученики, забрались в сердцевот и вытеснили родителей... А может быть, и еще кто-нибудь забрался? Ну-ка, признавайтесь?!
Да нет же... Ну, есть один... но он еще не забрался...
Так, так... Находится где-то поблизости?.. Нет, так не бывает. Значит, уже забрался... Ну, пишите, я буду диктовать... пока разойдетесь... Пишите:
«Родные мои, дорогие... Поглядели бы вы, куда залетела ваша Женька. Под окномЯпонское море, у порога начинается тайга и горы, а горыСихотэ-Алиньподнимаются высоко... Я работаю в семилетней школе, в рыбачьем поселке... Живу хорошо. Ученики и родители меня любят, а одна бабушка зовет «ластовкой», это значитласточкой...»
Ну, теперь я сама напишу... Я разошлась,сказала Женя, схватила листок и убежала к себе в комнату. Здесь она долго ходила из угла в угол, смотрела в окно, то присаживалась к столу, то ничком ложилась на кровать и колотила кулаками свою подушку. Она вдруг сразу вспомнила все: родителей, дорогу, Колесова, первые шаги в школе,сразу нахлынули радость и горечь, хотелось и плакать и смеяться в одно и то же время... А потом она решительно присела к столу, взяла чистый листок бумаги и начала свое письмо. О себе, о дороге она писала немного; больше о них, о родителях, о родных местах. Она давала им кучу советов, и всем вместе, и каждому в отдельности: отцу, матери, братьям, крошке-сестре,просила подробно ответить на множество вопросов. Вопросы заняли целую страницу. Раньше и не знала, как она любит все, что ее окружало: рощу над речкой, дубок среди поля, цветник перед домом, баловницу-сестренку. Теперь весь этот мир неожиданно встал перед глазами, от каждой мелочи протянулась к сердцу невидимая струна, и все эти струны вдруг зазвенели. Ей непременно хотелось знать, сохранились ли у сестренки ямочки на локотках и щечках, так ли, как прежде, она закатывается от смеха, Кому раздали щенят, и многое другое. Нет, не пустыней была для Жени земля: она была переполнена людьми, делами, вещами, и все было важно и дорого, интересно и нужно.
Дороги расходятся
По-другому началась самостоятельная жизнь у товарищей Жени Журавиной.
Колесова встретили на берегу директор школы и заведующий хозяйством, подхватили чемоданы и проводили до квартиры, особняка, как называл ее директор.
Особняк представлял собою обыкновенную крестьянскую избу с русской печью и плитою, низким потолком на толстых брусьях, с тремя небольшими оконцами. Внутри изба была побелена известкой, некрашеный пол недавно вымыт; в углу стоял простой тоже некрашеный стол, другой такой же у оконца против печки; у стеныкровать; три табуретки, на одной из которых стояло ведро с водой, дополняли собою оборудование «особняка», если не считать керосиновой лампы и веника.
Директор поразил Колесова своим будничным, помятым видом. На нем был дешевый поношенный костюм, грубые сапоги и маленькая кепка; брился директор по-видимому, от случая к случаю. Под стать ему был и заведующий хозяйствомон же преподаватель физической культуры.
Вот тут и располагайтесь!сказал директор, когда они вошли в помещение.
Легко было сказать! Жилье, как и поселок и сама администрация школы, показались Колесову крайне убогими, и тут у него впервые мелькнула предательская мысль: бежать! Она еще больше завладела им, когда он стал располагаться по-домашнему.
Оказалось, что заботливая мама, снабдившая на дорогу и вином и всякого рода консервами, забыла подушку и одеяло.
Это мы в два счета оборудуем!сказал директор.Петр Захарович, развернись, дорогой: набей сенник, попроси у жены наволочку, одеяло.
Сенник получился высокий и узкий, и директор со своим помощником принялись уминать, садились и ложились, пока не придали ему в какой-то мере плоскую форму.
Ну, значит, с новосельем!сказал директор.По такому случаю не вредно бы и выпить!
У меня есть,сказал. Колесов, выставил и выложил на стол все свои запасы.
Завхоз пододвинул к столу табуретки, и, так как рюмок не оказалось, воспользовались стаканом, наливали по полному и выпивали сразу, чтобы предоставить его соседу.
Ну, дружба дружбой, а табачок врозь!сказал директор.Завтра с утра выходить на работу. Уроки срываютсябеда. Завуч совсем забегалась...
Надо бы подготовиться, ознакомиться с программой, с прошлогодними классными журналами,возразил Колесов.
Пустяки,успокоил директор.Ты учини проверочку, проведи диктантик, изложеньице, побеседуй... Первое знакомствопростое дело...
Когда гости ушли, Колесов еще раз оглядел свою квартиру. Бедность обстановки и этот столик, заваленный остатками пиршества, которые нужно было убирать, веяли невыразимой скукой. Он сел на свою постель, и перед ним сразу же предстала вся длинная дорога на запад, по которой только что проехал, и то, что осталось в конце, вернее, в начале дороги: заботливая мать, она же и верный товарищ, квартира из трех комнат, его комната с книжным шкафом, большим письменным столом, мягкой постелью... Дальше постели воспоминания не пошли, он склонился на подушку и, не раздеваясь, уснул.
Часа через два Колесов проснулся от какого-то досадного щекотания в носу и горечи в горле. Лампа превратилась в коптящий комок, копоть заполнила комнату, черными хлопьями висела на потолке, запорошила постель. Он торопливо погасил огонь, разделся испасибо молодости!уснул как ни в чем не бывало.
Завтра наведу порядок,подумал он засыпая.
Утром квартира показалась еще более убогой. Хлопья копоти, когда он пытался их стереть, размазывались длинными полосами; копоть набилась в волосы, в уши, в нос, и пока он наводил относительный порядок, в школе раздался звонок. Он поспешил в школу.
Нехорошее начало, молодой человек!встретила его заведующая учебной частью Вера Андреевна, низенькая пожилая женщина.Я перед первыми уроками ночь не могла уснуть, а в школу явилась раньше своих учеников. Зайдите ко мнепобеседуем.
В учительской никого не было.
Иван Федорович мне сообщил, что вы придете на уроки. С чем же вы пойдете в класс? Покажите мне ваши планы.
Видите ли, простите, как ваше имя-отчество, товарищ завуч?
Вера Андреевна.
Видите ли, Вера Андреевна, я не хотел идти сегодня на уроки. Первая встреча с ученикамишаг опасный: я хотел подготовиться. Но Иван Федорович настоял. Я думал просто побеседовать. с ребятами, рассказать о дороге, познакомиться, вызвать одного-двух к доске, написать и разобрать предложения...
А где у вас план беседы? Где предложения?
Колесов опустил голову.
Вот что, молодой человек: так у нас дело не пойдет. Директор пусть директорствует, а мне работать не мешает. Идите домой и готовьтесь к урокам. Вот вам прошлогодние классные журналы, вот отчет преподавателя, вашего предшественника, вот письменные работы учеников, программы, учебники. На занятия надо являться за полчаса. Планы уроков я просматриваю ежедневно. Завтра я буду присутствовать на всех ваших уроках... Как ваше имя-отчество?
Сергей Николаевич.
Вот что, Сергей Николаевич: лучше мы поссоримся с вами вначале, а в конце расстанемся друзьями, чем наоборот. Так будет лучше. С русским языком дело обстоит плохо. Учительницы, люди приезжие, меняются часто: нынче они здесь, а завтра там, грамоте ребят не научили; работа вам предстоит трудная, черновая. Надо набраться терпения. Первую неделю вы потратьте на повторение и проверку, проведите классификацию ошибок, а потом мы вместе подумаем, как помогать отстающим.
Колесов вернулся к себе в самом скверном расположении духа, убрал со стола, доедая остатки, а затем стал знакомиться с материалами, принесенными из школы, но руки к работе не приставали, и он снова растянулся на своей скрипучей кровати и пролежал до обеда.
«Чудес не бывает, а жаль,думал он каким-то глухим краешком сознания.Хорошо бы вдруг очутиться в Москве...»
На обед Колесова пригласил к себе директор школы.
Не знаю, как устроить вас со столом,сказал он, усаживая гостя.Есть столовая при агаровом заводе, но ходить туда несподручно, да и кормят неважно; при комбинатехорошо, но далеко ходить. Женить бы вассемейному в этом отношении лучше...
На столе стояла бутылка водки, была расставлена различная снедь: огурцы, помидоры, картошка, сало, после появился борщ и по стакану молока.
Жена директора к столу не присела, взяла на руки ребенка, мальчика лет трех, и устроилась у окна; к ее колену прислонился другой, лет пяти, вошел третий, первоклассник, и сделал то же.
А почему мы вдвоем? Почему не обедают остальные?спросил Колесов.
Они уже пообедали,успокоил директор и перевел разговор на другую тему:Завуч у меня требовательная, иногда и меня берет в работу. Скажу прямо: на ней школа и держится. Меня заедают хозяйственные дела. К тому же свое хозяйство. Без него не проживешь, ежели ты обзавелся семьей...
А что окончили вы?спросил Колесов.
Педучилище. Состою заочником в институте, но, понимаете, не доходят руки. Состою, но не учусь. Как это выражаются: прошел гимназию, прошел институт, но только по коридорам... Так и у меня. Семья. Она своего требует.
* * *
С первых же дней работы Колесов утратил привычную для него парадность чувств. Перед ним во всей сложности встала задачабезграмотных, запущенных ребят сделать грамотными. Мечтавдохнуть высокую идейность литературы, обогатить и поднять интеллектотодвинулась на второй план. Грамматика и синтаксис, пожирали все учебное время. Заведующая учебной частью требовала упорной черновой работы, хоть и высоко ценила яркость и свежесть его выступлений и перед ребятами и на педсоветах.
Фундамент, сначала заложите прочный фундамент,учила она,а дальше у вас все пойдет хорошо. Не стройте здания на песке, тем болеепышного здания. Рухнет...
Закладывать фундаментдело нелегкое. Язык ребят был беден; библиотеки не было, довольствовались учебниками; литературные вечера и дискуссии, на которые он рассчитывал, не давали желаемых результатов: говорить ребята не умели. К кропотливой работе Колесов не привык, советы Веры Андреевны начинали раздражать, и он, по возможности, стал избегать ее помощи.
Скоро, однако, в его жизни произошел резкий поворот, поднявший настроение: его пригласили в соседний рыбокомбинат прочитать лекцию о Маяковском; лекция прошла хорошо, и ему предложили прочитать цикл лекций по русской литературе. Это обстоятельство плохо отражалось на работе в школе, но зато дважды в неделю давало ему ту дозу опьянения успехом, к которой он привык с детства. Он сблизился с Ольгой Березовской, преподавательницей английского языка. В школе она выглядела очень скромно, одевалась в простенькие платья, куталась в шерстяной платок, здесь же выступала другим человеком, оживленной и нарядной. Узкая блузка и гофрированная юбка обрисовывали ее стройную тонкую фигуру.
Она подошла к нему первая и похвалила:
Превосходно, Колесов. Слушала вас внимательно, хотя вы меня и не замечали. Превосходно!
Теперь независимо от того, первыми или вторыми были ее уроки, она регулярно присутствовала на его лекциях, а затем они вместе не спеша возвращались домой.
Колесов,сказала она однажды,не понимаю, как вы, с вашим умом, вкусом и блеском, очутились в этой дыре?.. Вам нужно было в аспирантуру. Выготовый кандидат наук. Вы уже сейчас могли бы украсить кафедру в любом институте.
Она взяла Колесова под руку.
Я записала несколько ваших выражений. Блестяще! Бесподобно! Самобытно! А здесь вына положении школяра у этой выжиги, Веры Андреевны. А как она вмешивалась в мою личную жизнь! «Одевайтесь скромнее», «Не красьте ногти», «Не красьте губы!», «Не душитесь!». А по-моему, лучше быть красивой, чем некрасивой, лучше хорошо пахнуть, чем дурно, и все равно где, дома или на уроке. Как вы думаете? Я очень высоко ценю ваше мнение.
У Колесова для лести душа была открыта:
Я не оставил мысли об аспирантуре. Когда ехал сюда, я ставил перед собою задачузаняться фольклором. Здесь такое смешение народов, материал богатейший...
Колесов хотел рассказать о своих наблюдениях над языком местного населения, по Березовская переменила разговор:
С каким бы наслаждением выпила сейчас чашку шоколада. Запасаешь на зиму картошку, овощи, питаешься, как кролик, и ничего вкусненького...
У меня есть шоколад и сгущенное молоко! Подождите минутку, я вынесу.
Колесов забежал к себе на квартиру и вынес две жестяные баночки: одну с шоколадом, другую с консервированным мол о ком.
Слушайте, Колесов, мне пришла блестящая идея: пойдемте ко мне и поужинаем вместе.И Березовская взяла Колесова под руку.
Поздно, знаете ли. Надо готовиться к урокам. И... неудобно как-то...
Ответ, не достойный мужчины. Или вы еще мальчик?сказала она, изменив голос, и приблизилась к нему вплотную.
Колесов почувствовал, как ее грудь прикоснулась к его груди, и с готовностью поднял руки:
Сдаюсь.
Хвалю!сказала спутница.
* * *
О том, как началась жизнь у подруг, Женя узнала из писем, которые получила от них примерно через месяц.
Катя Крупенина писала:
«Ой, Женька, если б ты только знала! Я теперь совсем, совсем другая. Закружилась совсем. Опишу все, все по порядку. Приехали мы, а места нет. То есть оно есть, но уже занято. У директора часов полно, на каждый день шесть уроков, платят-то за уроки, у женыпервый класс и вся география. Он окончил всего педагогическое училище, а онадесять классов. А нам ничего нет. И денег у нас нет. Но Павликкакой он молодец!сейчас к телефону и в крайоно; оттуда в роно:
«Дать работу специалистам!» Сейчас у меня первый класс, у Павлика география и еще история, у директора и его жены конституция, английский, физика, пение, физкультура. Теперь они смотрят на нас, как на своих врагов. Ониместные, все у них есть: корова, свинья, куры, гуси, строят свой дом. Нас поместили в одну комнату, временно, пока ремонт. Но ты не подумай, он ночует в учительской, а так мы все время вместе. Сначала он все добывал на двоих и сам готовил, теперь все это делаю я. На меня как кипятком плеснули, ношусьног под собой не чувствую. Павлик, он, понимаешь, хороший. Как мы не замечали! Куда твоему Сережке! Понимаешь, у него все хорошо выходит. Директору не к чему придраться, а на педсовете он выступает лучше всех. Уже организовал кружок, изучают фенологию, ходят на экскурсии. Его эта прическакопна волосему совсем не к лицу. Когда он отбросит их назад да снимет очкион добрый-добрый. И глаза, хорошие, и щеки как у мальчика. Я добилась, чтобы он изменил прическу. И знаешь, как уговорила? «Лоб и глазаукрашение человека, а ты их прячешь». Теперь он другой...
Ну, целую тебя крепко. Пиши. Твоя Катя».