Виталик. Позвал я.
Что? Выглянул из юрты Виталя.
Смотри. Я кивком показал на женщину. Что делать?
Помоги ей, переложи вещи. Засмеялся Виталик. Ей уже каюк, она овощ. Пойдём выпьем.
Было ещё много спасов, пьянок, но сезон подошёл к концу, как и всё в этом мире имеет своё начало и свой конец. Под конец августа мы собрали первый лагерь, лошади спустили барахло вниз, в базу, которая была уже почти собрана, осталась одна только юрта под столовую и шатёр под кухню, штук десять палаток для команды и последних в этом сезоне клиентов.
В долине Ачык-Таш, где разместились базовые лагеря туристических фирм из разных стран, была сделана грунтовая взлётная полоса, по ней взлетал небольшой самолётбиплан. Он был арендован на всё лето для полётов в Ош, на закуп. В него-то мы и погрузили всю утварь вместе со своими вещами, и уселись сами, но взлётной полосы не хватало для разгона, так как самолёт был перегружен.
Надо выгружать вещи или ехать вам всем на машине. Предложил на выбор пилот. Мы стояли возле самолёта после очередной попытки взлететь и курили.
Я предлагаю выпить для хорошей мысли. Предложил Виталик.
Мы все выпили, кроме двух пилотов.
Слушай, а помнишь мы взлетали с поля с туристами, может попробовать? Напомнил второй пилот.
Стали пробовать. Самолёт с вещами поехал на поле, мы следом на УАЗике. Снова выпили загрузились, самолёт помчался по полю подкидывая нас на сидениях. Оторваться не получилось, попробовали ещё раз, ничего не выходит.
Слишком тяжело, не можем разогнаться. Сказал пилот. Мы снова стояли. Курили возле самолёта.
А сколько надо набрать? Спросил Джонводитель УАЗика.
Хотя бы 60. Ответил пилот.
Давайте вы разгонитесь, а мы на ходу запрыгнем. Предложил Виталик.
Ну, вариант. Ответил пилот, тот, что по старше. Только как вы на скорости такой запрыгивать будете?
Смотря, сколько накатим. Засмеялся Виталик. Джон, ты сможешь разогнать свой тарантас?
Смотря, сколько выпью. Джон шутил с серьёзным лицом и никогда не смеялся над своими шутками, со стороны жутко выглядит, будто он с ума сошёл.
Стали пробовать. Выпили сначала, конечно же. Загрузились в УАЗик, женщины, разумеется, в самолёт вместе с барахлом. Самолёт пошёл на разгон, рядом мы, хлеща водку из горла на УАЗике без верха. Ветер от скорости сушил глаза и свистел в ушах, нас кидало на ухабах из стороны в сторону, было страшно вывалиться из машины.
Уже 60 идём! Крикнул Джон. 70, пора!
Первым пошёл Виталик. Джон прижался к самолёту, Виталик встал на перекладину машины, схватился за маленький трап и заполз по нему во внутрь, следом мы все по очереди, выпивая перед прыжком большой глоток водки из бутылки. Я прыгнул в конце, махнул Джону на прощание, он мне, я ещё не успел залезть во внутрь, как самолёт оторвался от земли. Втянули трап, закрыли дверь и полетели. Пока возились со взлётом, потеряли много времени, и мы периодически проваливались в воздушные ямы, тех, кто не пил, сильно поласкало, нам же было всё равно, мы продолжали кирять. Меня даже пустили посидеть в кресле пилота и подержаться за штурвал.
Вернулся домой тридцать первого августа, страна праздновала день независимостираспад СССР, а я пошёл расклеивать объявления по столбам в поисках жилья, бабушка продавала дом, в котором я с мамой жил. Было жаркое утро, я ходил по улицам и клеил бумажки с отрывным номером телефона: «Европейская семья снимет дом или пол дома в вашем районе». Это было отвратительно, я мечтал вернуться домой, а когда вернулся, его у меня не осталось, мне было страшно, как же я теперь буду жить и, главное, где
С таким настроением я и уснул. Потом приехали родственники с вечернего сеанса «Эвереста», естественно разбудили меня, но я не встал, полежал немного, повспоминал, что мне снилось, а снилась полная хуета: «Буд-то девочка, которую Николаешна пропихивает к нам в студию преподавать, больна СПИДом, а я с ней переспал» когда вспомнил, стало противно и я не мог этого отличить от реальности, потом всё встало на свои места и я снова начал проваливаться в сон, представляя себя и Юлю лежащими в постели, в нашем доме, абсолютно голыми, представлял тепло её тела, мягкую, бархатистую кожу, волосатый лобок, упругую грудь с твёрдыми сосками и запах её волос. Я часто так засыпаю и просыпаюсь с похожими мыслями. Незаметно я уснул.
25/09/15
Проснулся в скверном настроении, просто аж пиздец, всё раздражало, ни с кем не хотелось говорить. Выпил креатин, налил себе кофе, съел кусок кекса отвратительного на вкус, кофе так и не допил, сходил в душ и укатил на веле репетировать. На репетиции немного пообсуждали фильм «Эверест», прогнали по разу два номера, попили кофе, попиздели фигню, как всегда и съебались.
«Дома» я пожарил гренки, накормил братишек Пашу и Прохора, они бы, блядь, наверное, с голоду подохли, если бы им никто не приготовил. Весь день я ходил и ненавидел мир вместе с людьми, растениями и животными. Наверное, у меня осенняя хандра, состояние как у главных героев фильмов Альфреда Хичкока, хочется кого-то убить, причём изощрённо.
После обеда покатил в «мастерскую», немного пописал, две картины маслом, первую в стиле примитивизмадва ангелочка летят к огоньку свечи. Вторая абстракцияна белом фоне разноцветные полосы. Пока рисовал, осознал, чего хочу, а именно жить в разных городах. Я привязан к одному городу работой, которая не может обеспечить мне достойное существование в этом городе, но, чтобы мне переехать в другой город надо найти там работу, в таком случае я буду привязан уже к тому месту. Работать на одной и той же работе, постоянно ходить в одно и то же место я никогда не смогу, я привык скитаться либо по горам, на велосипеде или пешком, либо я зависаю в городе и начинаю скитаться по друзьям, а ещё я очень хочу иметь место, которое я назвал бы домом, где был бы один и решал, с кем я проснусь, и кто ко мне придёт, и что будет говорить. Но всё чаще мне кажется, что я обречён бродяжничать, рисовать и писать. Сложно принимать своё предназначение, а ещё сложнее принимать, что ты просто серость и бездарность, так что мне ещё повезло. Устал бороться с болезнями, с безденежьем и жизненными ситуациями, которые меня просто загоняют в тупик. Но как бы то ни было, это жизнь, и она однажды прервётся, закончатся тяжёлые времена, радостные моменты, угрызения совести и добыча средств. Как же глупо тратить свою короткую жизнь на решение проблем, поиск средств для существования. Прожигать день за днём, год за годом в сетовании на правительство, родителей, детей, начальство за свою нелёгкую судьбу а у кого она лёгкая?..
Пять лет назад мы с Димончиком выкупили легендарный в нашем городе рок-бар «Tequila Blues», который открыл ещё в 90-е Сергейбас-гитарист, потом он продал его Келлерубарабанщику, тот урюхался в большие долги и перепродал Инне Борисовнесексапильной брюнетке, лет сорока. Ну, а затем мы с Димоном накурились и позвонили Инне Борисовне, попросили продать клуб нам, она сначала отказала, но мы уговорили её, и она нам его продала. Мы перевезли аппаратуру из реп-базы туда, находился клуб в бомбоубежище с огромной бронированной дверью. Когда мы купили «Текилу», в стране произошла революция и мы поехали охранять аппаратуру, так-как дверь, бронированная закрывалась только изнутри, напились пива, накурились, позвонил знакомыйРамис и сказал, что его избили, забрали всю одежду, что у него поломаны обе ноги и рёбра, а кругом полный пиздец творится. Он стонал в трубку и захлёбывался от слёз. Мы с Тимой и Илюхой поехали его выручать, Ильяс остался в клубе, нашли, отвезли в больницу, а когда ехали обратно за нами увязалась бэха с тонированными стёклами и без номеров, они начали стрелять по колёсам, Илюха вылез в окно, достал «макаров» и принялся отстреливаться.
Илюха, ты где пистолет взял?! Закричал я.
Дядя дал! Крикнул в ответ Илюха.
А Тима тем временем нёсся против «шерсти» по улице с односторонним движением. Я обернулся и увидел, что лобовое стекло бэхи прострелено.
Ты же, блядь, убьёшь кого-нибудь! Снова я завопил.
Да, похуй, или я их, или они нас! Крикнул Илюха и попал в колесо, машина отстала.
Когда приехали, скурили косяк, выпили пива, рассказали Ильясу всю петрушку, приключившуюся с нами и с Рамисом. Не успели окончить рассказ про приключения, как услышали, что кто-то копошится под дверью, вышли, тишина, никого, поднялись вверх по лестнице, где вход был, закрыт на решётку.
Руки вверх! Раздался крик.
В решётке появились стволы автоматов с фонариками, которые нас ослепили.
Мужики не стреляйте. Завопил Ильяс.
Мы подняли руки.
Открывай! Крикнул голос. Я полез в карман за ключами и опустил руку.
Руки вверх! Крикнул тот же голос.
А затем другой прокричал. Открывай!
У меня ключи в кармане!
Я достал медленно ключи, отворил замок, меня схватили за шиворот, двое детин в чёрных маскахбалаклавах, приставили к стене и наступили на пятку, содрав кожу. Я стоял, заложив руки за голову, а в затылок уперлось дуло автомата, я чувствовал холод металлического ствола.
Кто такие? Спросил уже другой голос.
Это клуб, мы аппаратуру охраняем. Ответил я. Всё так же прижатый к стене.
Всё чисто. Доложил первый голос.
Отпустить. Раздался ещё один голос, нас отпустили. Что вы здесь делаете? К нам подошёл мужчина без маски, не высокого роста.
Там клуб наш. Ответил я. Мы охраняем аппаратуру.
Ясно, извините, ребята, у нас приказ зачистить все подвалы. Сказал мужчина. Запритесь и не выходите до утра.
Илюха стал приставать к ним с расспросамихотел на работу устроиться. Он только вернулся с армии и у него крыша поехала по военке. Они ему естественно отказали и даже посмеялись над ним. Это его, видимо, так завела перестрелка. Наконец-то он угомонился, мы распрощались и спустились вниз.
Накурились, выпили пива и принялись палить по пустым бутылкам из пистолета. Так мы дождались утра, Тима с Ильясом уехали, к нам с Илюхой приехал Димон, мы взялись за уборку, на вечер у нас было запланировано открытие. Приехала Крёстная. Илюха позвал Мешкастарый, не красивый альпинист, он предложил взять травы, с нас деньги, а он съездит и привезёт. Мешок уехал, работа не ладилась, мы пили пиво и ничего не делали. Вернулся Мешок.
Вот пацаны, целый коробок взял. Мы удивились, Мешок достал спичечный коробок, открыл его, там была насыпана солома.
Чувак, этого же мало совсем. Расстроился Димон.
Пацаны, вы чего, никогда не курили, что ли? Сердито сказал Мешок. И принялся забивать, он загрёб щепотку из коробка и перемешал с табаком.
Бля, Мешок, этого мало на пятерых, забивай всё. Я удивлённо следил за процессом.
Вы реально, что ли не курили? Усмехнулся Мешок. Это семена из Голландии, турики привезли, и пацаны, знакомые сами растят.
Да, какая бы она сильная ни была, этого всё равно мало на всех. Добавил Димон.
Пока мы спорили Мешок забил, и мы пошли в «бойлерную», так мы называли подсобное помещение, в котором курили траву, название перешло к нам по наследству вместе с клубом. Мешок раскурил и протянул мне. Я затянулся.
Ну, как? Спросил он.
Да, никак, там же табак сплошной. Ответил я, выпуская дым и передавая косяк дальше.
Ща, подожди придёт. Мешок засмеялся.
Почему Мешок. Спросил я, пока дожидался косяка.
Потому что Мишей зовут. Косяк дошёл до него, он затянулся.
Ну как, Димон?
Никак, хуйня какая-то. Ответил мне Димон.
Я взял косяк у Мешка, затянулся.
Что теперь скажешь. Хитро улыбнулся Мешок.
Так же. Начал было отвечать, но тут мне будто кто-то ударил под коленки, я чуть не упал. Ого. Это, что такое?
Чё, такое не курили раньше? Мешок засмеялся и вышел из «бойлерной».
Мы с Димоном еле доползли до сцены, уселись на неё и принялись рассуждать по поводу уборки и открытия.
Бля, чувак. Начал Димон. У нас клуб свой. Блядь, ты понимаешь?
Понимаю. И нам надо навести порядок, сегодня туса большая.
Может похуй, а? В стране революция, у нас квартирник, типа же, к нам в гости придут, у нас бардак, подумаешь.
Не, надо подождать пока отпустит и всё здесь вылизать.
Мы ждали, когда отпустит, сидели на сцене и слушали Бритни Спирс. Крёстная по стенам, белой верёвкой налепила силуэты, похожие на гигантских слизняков с обкуренными глазами. Илюха убрал весь клуб, всё вымел, выбросил мусор, помыл полы, даже протёр столы и полки в баре.
Когда пришли первые посетители, мы с Димоном так и сидели посреди сцены, к нам подходили все, жали руки, что-то говорили, мы что-то отвечали. В десять вечера мы заперли бронированную дверь и не открывали до самого утра, потому, что был комендантский час с десяти вечера, до девяти утра.
В итоге этого коробка хватило, накуриться всем, а пришло человек сто. Не знаю, возможно Мешок подсыпал, но трава не кончалась всю ночь, мы курили по крошечной щепотке и всех уносило. В девять утра мы отворили дверь, вышли на улицу, было весеннее. Тёплое утро, в кронах деревьев пели птицы. Витрины магазинов по близости были разбиты мародёрами, валялась растоптанная еда, разбитые бутылки. В конце улицы, догорала машина, от неё поднимались в небо клубы дыма.
Власть сменилась, город очухался после революции и жизнь продолжалась со свойственной ей рутинной и тягомотиной. Мы всю ночь работалитусили, потом отсыпались до полудня, ехали на закуп, за бухлом и закускойчипсами, сухариками и копчённым сыром. Под вечер приходил персонал, все дружно наводили порядок и снова тусилибухали, дули траву. Временами нас топило канализацией, заливало всё бомбоубежище, мы с Димоном черпали это всё, вылавливали какашки, плавающие на поверхности. Вонь стояла о-го-го какая, аж на улице несло. Ну, настоящий рок-бар, полный треш«Заходи не бойся, выходи не плачь». Потом выяснилось, что нас топят намеренно из ресторана сверху, прям над нами который находился«Тюбетейка», а выяснили это сантехники, мы их каждый вечер вызывали и наконец они сказали, что каждый раз вытаскивают тряпку или губку из трубы. И тут начались самые, что ни наесть «серьёзные проблемы». В самый разгар тусовки к нам врывались официанты с ножами и нападали на клиентов, охранников, на всех в общем, накурятся и кидаются. Для таких случаев у меня в бойлерной был припрятан разводной, газовый ключ, во всех смыслах «разводной», перепачканный кровью. Вот мы махались с ними ни на жизнь, а на смерть. И так бы, наверное, долго продолжалось, но спустя несколько месяцев я начал откашливаться кровью, расстался с девушкой, лишился жилья и урюхался в долги, загремел в больницу и мне отхуячили правое лёгкое. Тюбетейковцы одержали верх, «Текилу» пришлось перевезти в другое место, так как из этого они нас погнали, но там работа не пошла, начались проблемы с персоналом, «крышей», наезды, угрозы. В общем всё полетело в тартарары, а вместе со всем летел и я. У меня не было жилья, одного лёгкого и бизнес приносил лишь долги. Я махнул рукой на всё и на себя, думал: «Будь, что будет», но было всё очень скверно и закончилось бы совсем плохо, если бы я не закрыл клуб. После этого моя жизнь круто изменилась, я начал всё время бороться за полноценное существование, тренировкиединственное, что помогает мне жить. В спорте я никогда не добьюсь успеха, но и никогда не перестану на это надеяться, перебарывать себя и бороться с судьбой, хотя это всё равно, что Дон Кихот и ветряные мельницы. Я всегда мечтал о человеке, который продавал бы все мои труды: картины, стихи, рассказы, песни, мне нужен агент или менеджер. Блядь, как же я хочу свой дом, чтобы ко мне можно было прийти в гости, чтобы я мог выйти голым из душа, чтобы я мог привезти в него свою невесту, да и в конце концов жениться Всё, хватит соплей! Хуйню какую-то пишу в итоге, есть я и моя жизнь с которой я борюсь. Надо развивать похуизм! Просто послать всё нахуй.
После рисования и вот таких вот печальных мыслей поехал к Джону. Посидели, выпили кофе, я съел кусок пиццы с сосиской и курицей вот такой вот я вегетарианец, пиздец просто. Он рассказал о том, что ехал в такси с сирийцем, который разговаривал на сирийском языке, похожем на арабский. Он мне даже описал его: -«У него были длинные волосы и борода» Я представил моджахеда, Джон же разглядел в нём рокера. Для него это было так необычно, ехать вместе с иностранцем, он бы и дальше говорил о сирийце, если бы я его не перебил. А перебил я его гомосексуальной темой, читал у Фрейда, что у мальчика первый сексуальный опыт, это когда он какает, что все мужчины, получающие удовольствие от посирушеклатентные геи. Джон признался, что ему приятно посрать после съеденной фасоли. Постепенно перешли на националистический настрой в нашей стране, местное население очень националистичный народ, проезжая по улице на веле или просто проходя, часто можно услышать оскорбления в свой адрес, потому, что я другой национальности. Это порядком поднадоело, и я всерьёз задумался о смене гражданства и переезде. Вспомнил, что когда-то меня звали в Калининград работать в газете, мне кажется я готов, если, конечно, всё в силе. Рассказал об этом Джону, он тоже хочет свалить отсюда. Решил на днях поговорить о Калининграде. Было бы не плохо поработать писакой в газете, это помогло бы мне в становлении как писателя. Написал об этом Юле, она только за, у нас в стране ей нечего будет делать, я сам уже устал бродяжничать, то там, то сям поживу, тут накормят, там футболку подарят, устал скитаться, так конечно проще прийти к просветлению, познать дзен, но можно и скитаться, хотя всё, что происходит, всё к лучшемузначит это зачем-то надо.