А где мама?осторожно спрашиваю я у папы.
Он нехотя переводит туманный взгляд со страниц книги на меня.
На кухне. Готовит,отвечает он и возвращается к чтению.
Моя мама. Готовит. Очередная странность. Она заходила на кухню в последний раз перед тем, как я заболела. А все время, что я была на больничном, готовить приходилось мне, раз я бездельничаю, а родители работают (это с их слов).
Подходя к кухне, я обвиваю живот рукой, так как желудок начинает урчать. Я выглядываю из-за стены и вижу маму у плиты.
Привет,говорю я тихо.
Мама вздрагивает и подскакивает на месте.
Августа!выдыхает она и смотрит на меня через левое плечо.Не подкрадывайся больше! Так и заикой остаться можно
Она отворачивается, и я прохожу на кухню, сажусь за стол и откидываюсь на спинку стула, пытаясь расслабиться.
Как дела в школе?интересуется мама.
Я смотрю на ее прямую спину и отвечаю:
Нормально.
Под этим стандартным ответом я подразумеваю то, что все как прежде, что надо мной по-прежнему продолжают издеваться. Хотя нет, все же кое-что изменилось. Теперь я ненавижу своих одноклассников еще больше. Каждый день, проведенный с ними, лишает меня огромного количества нервных клеток, но придает больше уверенности в том, что я правильно поступаю, не подстраиваясь под них и игнорируя всеми возможными способами.
Так что да, все нормально.
Выходные сидишь дома с папой,говорит мама.У меня работа. Нужно разобраться с кое-какими документами,и я не ошибаюсь, когда слышу, что она говорит это без тяжести в голосе.
Каким-то совершенно парадоксальным образом работа является для моей мамы способом расслабления и отдыха. Там она чувствует себя как рыба в воде, а дома ее словно вытаскивают на сушу, и она начинает задыхаться.
Я наблюдаю за мамой. Она отходит от плиты и начинает резать помидоры с огурцами на доске. Затем летит обратно к сковороде, где что-то жарит, и ворчит себе под нос.
Сделай бутерброды,говорит она мне.Жареная картошка на ужин отменяется.
Я вздыхаю, качаю головой и иду к холодильнику. Внезапно чувствую резкую боль в сердце и останавливаюсь... нет, я замираю, зависаю, не в состоянии шевельнуться. Боль тесно сковывает сердце и сжимает его, а затем начинает стремительно темнеть перед глазами, и я вытягиваю руки, начинаю нелепо болтать ими в воздухе, надеясь за что-нибудь ухватиться, потому что ощущаю, что начинаю падать.
Все происходит стремительно. Последнее, что я слышу, это как мама выкрикивает мое имя.
И я проваливаюсь во тьму.
Я редко падаю в обмороки, но когда это случается, и я прихожу в сознание, то чувствую себя так, словно меня переехал каток. Доктор говорит, что мне нужно как можно меньше волноваться. Родители знают, что все мои проблемы исходят из проблемных отношений с одноклассниками и, вообще, с людьми. Но ни мама, ни папа не задумывались, что мне не хватает и их. Не хватало. Не хватало больше кислорода. Но это было раньше. Сейчас мои чувства похожи на камень но за твердой оболочкой, где-то глубоко внутри, я знаю, что есть свет.
Я не просыпаюсь весь вечер, сплю ночь и почти весь следующий день. Я пропускаю субботние занятия. Я не знаю, что родители сказали Светлане Александровне. В этот раз я ощущаю какую-то особенную слабость, когда открываю глаза, но боли в сердце больше нет. Первую секунду мне кажется, что я не дома, что я вообще не я, и это тело не мое, потому что я его не чувствую. А затем, когда зрение ко мне полностью возвращается, я вижу белый потолок своей комнаты, включенный торшер и темноту за окном. Сквозь толстый слой ваты в ушах я прислушиваюсь к окружающим звукам, но не слышу ровным счетом ничего, кроме противного звона в голове.
Я хочу встать. Ничего не получается. Мое тело сражает бессилие, но я не оставляю попыток и раз за разом продолжаю подниматься. Где-то с тридцатой попытки мне, наконец, удается оторвать голову от подушки. Волосы прилипают к лицу, и затылок обдувает приятным едва уловимым ветерком. Стараясь бороться с головокружением, я, опираясь на прикроватную тумбу, встаю. Ноги дрожат, как будто я пролежала месяц, а не сутки. Я жмурюсь, потому что мне тяжело, но не останавливаюсь. В горле вспыхивает жажда.
Я с трудом доползаю до дверей и открываю ее. Прижимаясь к стене, я бреду на кухню. В доме тихо, и я думаю, что родители на работе. Мама, по крайней мере, точно. А вот где папа я не знаю. Может быть, тоже ушел работать, ведь копаться в документах и всяких отчетах гораздо интереснее, чем провести какое-то время со своей дочерью.
Я добираюсь до кухни и наливаю себе в стакан воды. Осушаю его залпом. Наливаю еще и снова осушаю. Теперь мне лучше. Намного.
Когда я иду обратно в свою комнату, так как меня начинает клонить в сон, хоть я и так проспала огромное количество времени, я слышу чьи-то всхлипы в гостиной. Это привлекает мое внимание, и я со скоростью улитки иду в сторону гостиной.
Успокойся, Ирина,слышу я надломленный голос папы.
Значит, он дома. И мама тоже. А как же ее работа?
Она так долго спит,плачет мама.
Я замираю и пошатываюсь назад, но вовремя успеваю схватиться за стену.
Она проснется,говорит папа.
Знаю, Леша, знаю. Я просто переживаю за нее. Вот почему у нее снова случился этот обморок?! Когда когда она упала, я подумала,мама резко замолчала, сделала глубокий вдох.Я подумала, что это конец.
Я слышу, как папа тяжело вздыхает.
Мама плачет. Моя мама плачет. Из-за меня. Значит, ей не все равно? Значит, в ее жизни еще есть место для меня? Значит, работа еще не целиком отняла ее у меня?
Я слушаю ее горькие всхлипы, и мое сердце начинает болеть, но как-то по-другому.
Прижавшись головой к стене, я слушаю, как мои родители страдают, и хочу подойти к ним, успокоить. Но я не делаю этого.
Я просто стою и впитываю их боль в себя.
Глава пятая
В понедельник я уже чувствую себя, как обычно, но ничто не способно вытеснить из моей головы мысли о слезах мамы, которые в субботу вечером она проливала из-за меня.
Мне крайне сложно сосредоточиться на алгебре.
Надежда Павловна устроила проверочную работу, и сейчас уже прошло больше половины урока, а у меня даже не переписаны примеры в тетрадь. Но, по правде говоря, эта проверочная заботит меня на данный момент меньше всего.
Я чувствую, как Ангел тыкает меня ручкой в спину. Он всегда так делает, когда пытается привлечь мое внимание, а не зовет меня по имени. Я поворачиваюсь к нему и вопросительно смотрю на него.
Ты не пришла в субботу,говорит Ангел.
Я выгибаю левую бровь и не отвечаю, хотя удивлена, что он заметил мое отсутствие.
Я просто
Ангел не успевает договорить, как в наш почти-разговор вмешивается Надежда Павловна.
Вишневская! Самарский!громко шипит она, и словно по команде весь класс оборачивается в нашу сторону. Ох, ненавижу, когда так смотрят.Разговариваете о чем-то интересном? Может, поделитесь со всеми? Потому что мне тоже любопытно знать, что важнее в данный момент проверочной.
Я тяжело выдыхаю и медленно отворачиваюсь от Ангела. Ну все, двойка в журнал обеспечена.
Я спрашивал у нее совета,говорит Ангел спокойным голосом.
Надежда Павловна не ожидает, что кто-то должен ответить. Ее вопрос был риторическим. Я вижу, как лицо учительницы удивленно вытягивается. Ну да, я бы тоже на ее месте удивилась, нет, засмеялась бы, потому что слова Ангела абсурдны. Совет на уроке алгебры? У меня? Да я хуже всех знаю этот предмет в классе!
Надежда Павловна пристально смотрит на Ангела и жаль, что я не вижу его лица. Ее глаза так суровы и холодны, что у меня невольно начинают бегать мурашки по телу. Учительница математики всегда вызывает во мне такое неприятное ощущение.
Это не место для бесед,наконец, произносит Надежда Павловна.Это школа, и идет проверочная, если вы, молодой человек, не забыли. Возвращайся к работе и не отвлекайся. А если еще раз увижу, что разговариваешь с кем-то, заберу тетрадь и поставлю двойку в журнал. И тебя,она переводит пронзительный взгляд на меня,это тоже касается.
Когда Надежда Павловна отворачивается, я опускаю голову и не поднимаю ее до самого звонка, чтобы исключить риск столкновения моих глаз с ее черными и стальными. В конце урока я сдаю ей тетрадь, где смогла решить только один пример из пяти (да и то не уверена, что правильно, хотя все сошлось и получилось), и покидаю кабинет, который ненавижу в этой школе больше всех остальных вместе взятых. На втором месте стоит класс химии. А затем и физики
На последнем уроке я считаю секунды до звонка. Я не успеваю первой покинуть школу, поэтому, чтобы не слиться с потоком учеников, и чтобы они меня не смогли задавить, я жду, когда коридоры опустеют, и только тогда выхожу на улицу.
Идет дождь, а у меня нет зонта. Если я снова заболею, мама меня точно убьет.
Я вздыхаю и решаю постоять несколько минут под крышей, подождать, когда дождь немного успокоится. Все равно, похоже, я не смогу сегодня поехать к озеру, так как грязно и сыро, так что мне некуда торопиться.
Тяжелая дверь открывается, и я вижу, как выходит Ангел. Разве он еще не ушел?
Страшный ливень!свистит он и улыбается и смотрит на меня.Ты без зонта?
Я киваю.
Я тоже,вздыхает он и, хромая, идет ко мне, встает рядом. Его взгляд устремлен вперед, он внимательно вглядывается в занавес дождя и улыбается.Люблю дождь, но не такой сильный.
Я молчу и думаю, где Егор. Они же теперь, вроде как, друзья.
Надежда Павловна всегда такая строгая?интересуется Ангел.
Угу.
Я не настроена на дружелюбную беседу, и вообще, меня по-прежнему немного смущает факт нахождения кого-либо поблизости. Я привыкла к одиночеству и тому, что разговаривают все, кроме меня.
Она ужасная,смеется он.И ужасно преподает алгебру. И геометрию. Я ее вообще не понимаю. В другой школе, где я учился раньше, математику преподавала Наталья Андреевна. Она всегда разжевывала для нас тему и не приступала к изучению другой, пока мы не уясним эту,он продолжает смотреть на дождь, но его голос становится грустным. Если он не может вспоминать без печали свою прежнюю школу, тогда зачем перевелся? Должно быть, точнее стопроцентно, у него там были друзья. И ему, наверно, жаль, что он расстался с ними. Хотя, может быть, он общается с ними. И это вообще не мое дело.
Когда ливень превращается в моросящий дождик, я выхожу из-под крыши, не говоря прощальных слов Ангелу.
Тебе в какую сторону?слышу я его голос за спиной.
Я не поворачиваюсь к нему, не останавливаюсь. Он, хромая, добегает до меня и переходит на шаг.
Туда,небрежно махаю я рукой налево.
Ты далеко живешь?
Не очень.
А я вот да. С моей быстрой походкой дорога до дома занимает около часа, если не больше,ухмыляется он, и я удивляюсь, что он может высмеивать свои недостатки. Мой взгляд невольно опускается вниз, и я смотрю на его правую ногу, из-за которой он хромает.
Ты быстро ходишь,бормочу я, задумавшись.
Только не тогда, когда нужно преодолеть большое расстояние,вздыхает Ангел.Нога быстро устает. И вообще, я чувствую себя стариком. Даже хуже.
Я быстро устремляю глаза на его лицо, и мой взгляд касается шрама. Мне так хочется спросить, что с ним случилось, но я закусываю нижнюю губу до боли и отворачиваюсь.
Мы выходим за пределы школы, и я иду налево. Ангел следует за мной.
Тебе в эту же сторону?недоверчиво спрашиваю я.
Ага,кивает он.
Что-то я замечала раньше, что ему в мою сторону.
Я зарываю глубоко все свои вопросы и сомнения и просто иду вперед, морщась, когда капли падают на лицо.
А ты не очень общительная,говорит Ангел.
Я громко вздыхаю и закатываю глаза.
Ты только понял?язвлю я.
Я думаю, что на самом деле ты общительная, просто тебе не с кем поговорить,осторожно поясняет он.
Мне и одной хорошо.
Никто не хочет быть одиноким,говорит он.Никто.
Я хочу,отвечаю я.
Я твердо смотрю вперед, но боковым зрением вижу, как Ангел улыбается.
Неправда.
Откуда тебе знать об этом?внезапно на меня накатывает волна раздражения. Кого он из себя возомнил? Всезнающего и всевидящего?Ты меня совсем не знаешь! И ты не знаешь, хочу ли я быть одной, или нет.
Ты права. Я не знаю тебя,соглашается Ангел, продолжая говорить ровным голосом.Но это и не обязательно, чтобы быть уверенным в своих словах. Повторяю: никто не хочет быть одиноким.
И я тебе повторяю: я хочу,отчеканиваю я злобно.
Почему он продолжает улыбаться? Это реально начинает действовать на нервы.
Если бы ты хотела быть одной, то не разговаривала бы сейчас со мной,замечает Ангел.
Ну, это просто ты такой приставучий,стараюсь ответить я раздраженно, чтобы скрыть бурлящее волнение внутри.
Просто ты не хочешь быть одна,настаивает он на своем.
Я снова закатываю глаза и пожимаю плечами.
Прекрасно,фыркаю я.Мне все равно. Я не буду спорить с тобой.
Значит, я прав,говорит Ангел.
И тут я останавливаюсь. Ангел перестает идти секундой позже и удивленно смотрит на меня.
Почему ты идешь со мной? Почему разговаривает?и тут я начинаю вываливать на него весь свой груз мыслей.Почему задаешь эти глупые дурацкие вопросы? Какое тебе вообще дело, общаюсь ли я со своими одноклассниками, или нет? Какое тебе дело, хожу ли я на физкультуру, или нет?я громко выдыхаю и заставляю себя остановиться. Я только что перешла грань вежливости и нагрубила ему. И теперь мне стыдно за это.
Я жду, что сейчас Ангел плюнет на меня и уйдет, но он продолжает стоять на месте и смотреть на меня. Почему он не бежит, сломя голову? Почему не называет меня сумасшедшей и припадочной? Почему не начнет издеваться надо мной вместе с остальными?
Таким, как мы, нужно держаться вместе, чтобы окончательно не заблудиться в этой жизни и, в итоге, бесследно исчезнуть,произносит Ангел.
Каким таким?недоуменно спрашиваю я, стараясь унять дрожь в коленках.
Потерянным людям. Ну, если сказать иначе, то изгоям. Тем, кого отвергло общество.
Я не сдерживаюсь и усмехаюсь.
Ты не изгой.
Почему ты так уверена в этом? Ты же совершенно меня не знаешь,говорит он и робко улыбается, и я понимаю, что он искажает мои недавние слова.
Я вздыхаю и мотаю головой.
Не усложняй себе жизнь, общаясь со мной,я произношу это устало и грустно.
Моя жизнь давно усложнена,произносит Ангел.
Все ополчатся против тебя.
И что? Я ничего не потеряю, если не буду общаться с кучкой однотипных людей!он вскидывает руками.Почему тебе так сложно поверить, что ты не одна, кто не хочет общаться с ними? Есть Егор. Он тоже такой же, как ты. И теперь есть я.
Я слушаю его и испытываю противоречивость. Мне хочется верить, но так же хочется спрятаться в непробиваемый кокон, чтобы никто не смог достучаться и добраться до меня.
С Егором интереснее, чем со мной,произношу я, чувствуя себя глупо. И о чем мы только говорим?
Каждый интересен по-своему,отзывается Ангел.
Янет.
Значит, ты себя не знаешь.
Я открываю рот, чтобы назвать его самоуверенным, раз он делает вид, что все понимает, но вовремя себя останавливаю. Чего я этим добьюсь? Еще одного врага в лице Ангела? Но я не хочу, чтобы он ненавидел меня.
Я не знаю, что творится в моей голове, и мне необходимо со всем разобраться, но
Я не создана для друзей,в итоге, говорю я и стараюсь не смотреть в глаза Ангела.
Это ты так считаешь,говорит он.
Неважно,вздыхаю я.Все это неважно Мне надо идти. Пока.
И вот я снова убегаю. От него. От себя. От того, что я хочу на самом деле.
Просто знай, что я бы хотел стать твоим другом!кричит мне вслед Ангел.
Я машинально останавливаюсь, но не оборачиваюсь. В ответ я сухо киваю, но внутри чувствую необъяснимую дрожь, а затем начинаю чуть ли не бежать.
Мне нужно поехать к озеру. Мне нужно найти покой, забыться хотя бы на несколько минут. Почему все это происходит? Ведь я жила до какого-то момента тихо, никого не трогала, но все трогали меня, но мне было все равно. Мне и сейчас все равно, только новенький со странным именем решил, что способен понять меня, способен помочь. Правда, мне не нужна его помощь. И ничья вообще. И жалость тоже. Я сама по себе. Я отдельная часть этого мира, и так будет всегда.
***
Я не понимаю Ангела Самарского.
Потому что он нагло продолжает общаться со мной. Я веду себя с ним недружелюбно и предельно осторожно, а он ведет себя так, будто уже мой друг. Он разговаривает со мной на переменах, в столовой, он даже стал приходить с Егором в библиотеку. В МОЮ библиотеку! В МОЕ школьное убежище! Он преследует меня везде, где только возможно.
А еще хуже то, что я начинаю привыкать к его постоянным комментариям и смеху. Я начинаю понимать, что мне нравится, когда он разговаривает, и от этого я не чувствую себя такой одинокой и потерянной. Я часто вспоминаю наш разговор в понедельник, то, что он говорил, что хочет общаться со мной.