Не-е замечаю.
Значит показалось
Резницкий снова углубился в записи. «Какой у них цикл дыхания во время сна, подумал он. Надо, пожалуй, уточнить». Он встал и направился к ближайшему обитателю рощи. Что это? Серые существа, оказывается, не спали. Они, жалобно повизгивая, собрались в кучки, жались друг к другу. А ведь верно, заметно похолодало
Алеша! крикнул Резницкий. Вставайте! Климатическая установка не работает!
Радостно взволнованные, разведчики побежали к защитной зоне. Стена была на месте. Они пошли вдоль стены и наткнулись на странное зрелище. Возле ремонтной мастерской вповалку лежали несколько роботов, а один повис на турникете, преграждавшем вход. Значит, и мастерская отключена!
Они возвратились в рощу.
Теперь у них жизнь пойдет похуже, сказал Новиков. Без нянек придется пожить.
Мне их жаль, Алеша, признался Резницкий.
А мне ничуть. Пища для них гарантирована, а в остальномну что ж, надо когда-нибудь перестать быть идиотами.
Они же не виноваты
Посмотрите на этого деятеля.
Один из идиотов стоял у дерева с крупными широкими листьями и пытался спрятаться от прохлады под лист. Но лист рос слишком высоко. Тогда он потянул лист к себе.
Видите? Хочет оторвать. Ничего-ничего, дело пойдет. Просто они ужасно обленились, а теперь придется поработать. Ба, да это Севастьян!
Резницкий огляделся и подобрал с земли острый камень. Затем он подошел к Севастьяну и стал рубить камнем толстый стебель листа. Оторвал лист, протянул камень Севастьяну
Тут внезапно погас свет, непроглядная тьма поглотила райскую рощу.
Резницкий взвыл не своим голосом.
Сергей Сергеич! Новиков извлек из кармана фонарик и кинулся к биофизику. Эй, где вы?
Лучик света выхватил из тьмы фигуру Резницкого, приплясывающего на одной ноге.
Что с вами? удивленно спросил Новиков.
Он наступил мне на ногу Ничего, уже легче
Томительно тянулась эта ночь. Центр бросил всю энергию на решение задачи древнего француза, сигнал Опасности не позволял ему остановить работу. Но защитное поле зоны все еще не было снято.
Утро застало разведчиков у невидимой стены. Бледные от волнения и бессонницы, они то и дело пробовали выйти из зоны, и гнетущая сила тяжести отбрасывала их назад, и тревога камнем лежала на сердце.
Пошли к вездеходу, свяжемся с кораблем, сказал Резницкий.
Новиков не ответил. В тысячный раз он, протянув руки вперед, вошел в защитное поле. Тяжесть заставила его пригнуться. Он хотел было отступить, но вдруг почувствовал, что нагрузка ослабевает. Шагнул впередничего Еще шаг, еще
Ура! заорал Новиков и, вскинув руки, побежал сквозь защитную зону, которой больше не существовало.
Вертолет был готов к полету. Прошин озабоченно возился у автопилота, настраивая его на курс. Хорошо еще, что он успел запеленговать место, откуда разведчики вызывали его в последний раз. Сейчас он, Прошин, полетит туда и посмотрит сам, что можно сделать
Он высунулся из люка и помахал рукой оставшимся членам экипажа. Те тоже помахали ему. Лица у них были встревоженные, никто не улыбнулся.
Прошин захлопнул люк и включил двигатель.
Вертолет плавно взмыл.
Двое быстро шли по склону рыжего холма.
Минуточку, Алеша, сказал Резницкий и полез наверх.
С вершины холма он оглядел фиолетовую рощу Утренний ветерок колыхал ветви деревьев, среди которых бродили серые существа. Отсюда, с холма, они казались особенно маленькими и беззащитными.
Новиков тронул Сергея Сергеевича за локоть.
Будет вам.
Они вымрут, Алеша.
Приспособятся. Планета, в общем, теплая, они привыкнут. Ну, конечно, те, кто послабее, погибнут. А за этого парня, Севастьяна, я спокоен. Накидал на себя листьев и ничего, не замерз. Он и шалаш сделает. Голова у него варит.
Да, сказал Резницкий. Севастьян не дурак.
Ну вот видите Придется им во второй раз пройти путь эволюции. Вначале поможет инстинкт самосохранения, а там и мышление появится Надеюсь, когда их потомки дойдут до кибернетики, они поосторожнее будут с ней обращаться.
До кибернетики им ещеох, как далеко Резницкий печально улыбнулся.
Мы еще вернемся сюда, Сергей Сергеевич. А если не мы, то другие прилетят.
Разведчики стали спускаться к площадке, на которой стоял вездеход. Вдруг они разом остановились. С неба донесся ровный гул, он нарастал Разведчики кинулись обратно на вершину холма. Они прыгали, кричали и размахивали руками Вертолет сделал над ними круг и пошел на снижение.
Илья ВаршавскийПРИЗРАКИ
Придя домой, он снял обувь, костюм и белье и бросил их в ящик утилизатора.
Эта процедура каждый раз вызывала у него неприятное чувство. Странная привязанность к вещам. Особенно жалко ему было расставаться с обувью. Он страдал плоскостопием, и даже ортопедические ботинки становились удобными только к вечеру, когда их нужно было выбрасывать. Однако пункт первый Санитарных правил предписывал ежедневную смену одежды.
Приняв душ, он облачился в свежую пижаму. Старая вместе с купальной простыней тоже отправилась в утилизатор.
Несколько минут он в нерешительности стоял перед установкой искусственного климата. Затем поставив рычажок против надписи «Берег моря», лег в постель.
Ему смертельно хотелось спать, но он знал, что эта ночь, как и предыдущие, пройдет без сна. Стоило ему закрыть глаза, как все, что он пытался подавить в себе даем, вновь овладевало его помыслами.
Очевидно, он все-таки уснул, потому что, когда снова открыл глаза, стрелка на светящемся циферблате показывала три часа.
Больше ждать он не мог. С тяжело бьющимся сердцем он подошел к пульту и нажал кнопку вызова.
Возникшее в фокальном объеме изображение девушки улыбнулось ему, как старому знакомому.
Слушаю.
Одежду на сегодня, сказал он хриплым голосом.
Микроклимат номер двадцать шесть. Одежда восемь или двенадцать.
Нельзя ли что-нибудь полегче?
Рабочую одежду?
Да.
В котором часу вы выходите из дома?
Сейчас.
Я дам вам комбинезон и свитер. На улице еще прохладно. В десять часов можете бросить свитер в ближайший утилизатор.
Хорошо.
Он открыл дверцу контейнера и взял пакет с одеждой.
Что вы хотите на завтрак?
«Сейчас, подумал он, именно сейчас».
Почему вы молчите?
Я вас люблю!
Я не поняла, что вы любите. Заказные блюдас семи часов. Ночью я вам могу предложить то, что есть в программе.
Я вас люблю!
Он шагнул вперед, но вместо белой полоски шеи с каштановыми завитками волос его губы встретила пустота, напоенная горьковатым запахом духов.
На пульте вспыхнул красный сигнал. Методично пощелкивая, автомат отсчитывал секунды.
Время истекло. Повторите вызов через пять минут.
Изображение исчезло. Он еще раз вдохнул запах ее духов и начал одеваться.
Он шел мимо зданий с темными окнами по бесконечному пустынному тротуару. Загорающиеся при его приближении светильники сейчас же гасли, как только он проходил мимо. Небольшое ярко освещенное пространство впереди, и дальшетаинственный полумрак.
Он подошел к темной витрине магазина, вспыхнувшей ярким пятном, когда его фигура пересекла инфракрасный луч, падающий на фотоэлемент.
Вам что-нибудь нужно?
Нет то есть вообще нужно.
Заходите.
Он поднялся на второй этаж.
Изображение белокурой продавщицы приветливо ему улыбнулось.
Вам нужен подарок?
Да.
Женщине?
Да.
Украшение? Цветы?
Нет духи.
Какие духи она любит?
Не знаю забыл название.
Не беда, найдем по каталогу. Садитесь, пожалуйста.
Он никогда не подозревал, что на свете существует такое разнообразие запахов. И все не то, что нужно.
Подобрали?
Нет.
Сейчас я сменю пленку.
Опять не то. От пряных ароматов слегка кружится голова.
Вот эти.
У вашей дамы отличный вкус. Это фрагменты выступления к двенадцатой симфонии запахов. Один флакон?
Да.
Лента конвейера вынесла из мрака шкатулку и остановилась. Он открыл пробку и вылил на ладонь несколько капель янтарной жидкости.
Спасибо. До свидания.
Вы забыли взять флакон.
Не нужно, я передумал.
Он стоял у решетки, отделяющей тротуар от автострады, на маленьком островке света, прижав ладони к лицу, вдыхая горький, терпкий запах духов.
Рядом по автостраде мчались автомобили, темные и стремительные. Он сделал несколько шагов вдоль решетки. Пятно света двигалось за ним. Он снова попытался от него уйти, и снова оно его настигло. Он побежал. Ему казалось, что попади он туда, в темнотуи весь этот бред, не дающий спать по ночам, кончится сам собой.
Перебросив ноги через решетку, он прыгнул на шоссе.
Вой сирены. Скрежет тормозов. Огромный транспарант осветил ночное небо: «Внимание! Человек на дороге!»
Исполинское изображение лица с гневно сжатыми губами стремительно надвигалось на одинокую фигурку в комбинезоне.
Немедленно назад!
Хорошо.
Теперь, кроме фонарей, загоравшихся при его приближении, каждые сто метров вспыхивали и гасли фиолетовые сигналы Службы Наблюдения.
На перекрестке улиц в решетке был проход. Он невольно отпрянул назад, когда перед его лицом захлопнулась дверца.
Автомобиль заказан. Ждите здесь.
Не нужно. Мне некуда ехать.
Заказ отменен. Выйдите из поля зрения фотоэлемента.
Только сейчас он вспомнил, что два дня ничего не ел.
В кабине автомата его встретило знакомое изображение толстяка в белом поварском колпаке.
Могу предложить только омлет, кофе и яблочный пирог. Завтраки отпускаются только с семи часов.
Он протянул руку к пульту, и вдруг ему расхотелось есть. Сейчас он нажмет кнопку, и повторится то, что было уже тысячи раз. Сначала в автомате что-то щелкнет, затем закрутятся многочисленные колеса, и на лотке появится заказанная пища. После этого последует неизменное «приятного аппетита», изображение исчезнет, и он в одиночестве будет есть.
Хорошо. Я возьму кофе.
Вместо того чтобы нажать кнопку, он отогнул щиток лотка и взял дымящуюся ташку.
Сигнал неисправности. Автомат отключился от сети.
Внезапно кабина осветилась фиолетовым светом Службы Наблюдения.
Теперь перед ним было строгое лицо человека в белом халате.
Кто вы такой?
Сальватор.
Это мне ничего не говорит. Ваш индекс?
Икс эм двадцать шесть сорок восемь дробь триста восемьдесят два.
Сейчас проверь. Поэт?
Да.
Сто сорок вторая улица, дом двести пятьдесят два, квартира семьсот три?
Да.
Вы на приеме у психиатра. Постарайтесь отвечать на все вопросы. Почему вы не спите?
Я не могу. У меня бессонница.
Давно?
Давно.
Сколько ночей?
Н-н-не помню.
Вас что-нибудь мучит?
Да.
Что? Я влюблен
Она не отвечает вам взаимностью?
Она не может это изображение
Какое изображение?
То, что у меня дома, на пульте обслуживания.
Сейчас, минутку. Так, биоскульптор Ковальский, вторая премия Академии искусств, прототип неизвестен. Вы понимаете, что нельзя любить изображение, у которого даже нет прототипа?
Понимаю.
И что же?
Люблю.
Вы женаты?
Нет.
Почему? Какие-нибудь отклонения от нормы?
Нет наверно просто я ее люблю.
Я дам указание Станции Обслуживания сменить вам изображение.
Пожалуйста, только не это!!
Почему вы пошли на шоссе?
Мне хотелось темноты. Смотреть на звезды в небе.
Зачем вы сломали автомат?
Мне трудно об этом вам говорить. Вы ведь тоже машина?
Вы хотите говорить с живым врачом?
Да пожалуй это было бы лучше.
До тех пор пока не будет поставлен диагноз, это невозможно. Итак, почему вы сломали автомат?
Я не люблю автоматы мне кажется, что зависимость от них унижает мое достоинство.
Понятно. Поедете в больницу.
Не хочу.
Почему?
Там тоже автоматы и эти призраки.
Кого вы имеете в виду?
Ну изображения.
Мы поместим вас в отделение скрытого обслуживания.
Все равно я не могу без нее.
Без изображения?
Да.
Но ведь онотоже часть автомата.
Я знаю.
Хорошо. Отправляйтесь домой. Несколько дней за вами будут наблюдать, а потом назначат лечение. Я вам вызываю автомобиль.
Не нужно. Я пойду пешком, только
Договаривайте. У вас есть желание, которое вы боитесь высказать?
Да.
Говорите.
Чтобы меня оставили в покое. Пусть лучше все продолжается, как есть! Ведь я тоже автомат только более высокого класса. Опытный образец, изготовленный фирмой «Бог Саваоф и K°».
Илья ВаршавскийСУДЬЯ
В одном можно было не сомневаться: меня ждал скорый и беспристрастный суд.
Я был первым подсудимым, представшим перед Верховным Электронным Судьей Дономаги.
Уже через несколько минут допроса я понял, что не в силах больше лгать и изворачиваться.
Вопросы следовали один за другим с чудовищной скоростью, и в каждом из них для меня таилась новая ловушка. Хитроумная машина искусно плела паутину из противоречий в моих показаниях.
Наконец, мне стало ясно, что дальнейшая борьба бесполезна. Электронный автомат с удивительной легкостью добился того, чего следователю не удавалось за долгие часы очных ставок, угроз и увещеваний. Я признался в совершении тягчайшего преступления.
Затем были удалены свидетели, и я остался наедине с судьей.
Мне было предоставлено последнее слово.
Я считал это пустой формальностью. О чем можно просить бездушный автомат? О снисхождении? Я был уверен, что в его программе такого не существует.
Вместе с тем я знал, что пока не будет произнесено последнее слово подсудимого, машина не вынесет приговора и стальные двери судебной камеры не откроются. Так повелевал Закон.
Это была моя первая исповедь.
Я рассказывал о тесном подвале, где на полу, в куче тряпья, копошились маленькие человекообразные существа, не знающие, что такое солнечный свет, и об измученной непосильной работой женщине, которая была им матерью, но не могла их прокормить.
Я говорил о судьбе человеческого детеныша, вынужденного добывать пищу на помойках, об улице, которая была ему домом и о гнусной шайке преступников, заменявшей ему семью.
В моей исповеди было все: и десятилетний мальчик, которого приучали к наркотикам, чтобы полностью парализовать его волю, и жестокие побои, и тоска по иной жизни, и тюремные камеры, и безнадежные попытки найти работу, и снова тюрьмы.
Я не помню всего, что говорил. Возможно, что я рассказал о женщине, постоянно требовавшей денег, и о том, что каждая принесенная мною пачка банкнот создавала на время крохотную иллюзию любви, которой я не знал от рождения.
Я кончил говорить. Первый раз в жизни по моему лицу текли слезы.
Машина молчала. Только периодически вспыхивавший свет на ее панели свидетельствовал о том, что она продолжала анализ.
Мне показалось, что ритм ее работы был иным, чем во время допроса. Теперь в замедленном мигании лампочек мне чудилось даже какое-то подобие сострадания.
«Неужели, думал я, автомат, созданный для защиты Закона тех, кто исковеркал мою жизнь, тронут моим рассказом?! Возможно ли, чтобы электронный мозг вырвался из лабиринта заданной ему программы на путь широких обобщений, свойственных только человеку?!»
С тяжело бьющимся сердцем, в полной тишине, я ждал решения своей участи.
Проходили часы, а мой судья все еще размышлял.
Наконец прозвучал приговор:
«Казнить и посмертно помиловать».
Дмитрий БиленкинГЕНИАЛЬНЫЙ ДОМ
Прошу, широким жестом пригласил Юрков. Выбирайте.
Здесь? мешковато вылезая из реалета, переспросил Смолин.
Если вам нравится.
Крапчатые глаза Юркова смотрели враскос, безучастно, однако в них плескалось затаенное озорство. Хмыкнув, Смолин огляделся.
Трава на лугу пестрела таким ярким узором соцветий, что их хотелось прижать к груди. Редкие березы бросали прозрачную и зыбкую тень. С трех сторон подступал лес, с четвертой открывалась река, голубели дали предгорья. Яркие снежники вершин бросали на все чистый, как в поднебесье, отсвет.