Я знаю, но они убьют вас.
Они дали слово, они рыцари.
Они пьяные юнцы.
Не волнуйтесь.
Они все с детства упражняются с оружием.
Они упражняются с оружием, а я им воевал.
Он поглядел ей в лицо. Было темно, но на женском лице даже в полутьме читалась тревога.
Идите к себе, всё будет хорошо. Он погладил её по волосам.
Я никуда не пойду, заупрямилась она.
Тогда спрячьтесь, чтобы они вас не увидели.
Хорошо.
Во двор замка въехало девять всадников, все они были молоды, в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Дворня с факелами и лампами стояла ни жива, ни мертва. Солдат ждал их молча, стоял, уперев руки в бока. Сзади него стоял Ёган с арбалетом, Томас с алебардой и два воина, стражи замка. Один из юнцов подъехал к ним и крикнул:
Это вы коннетабль Рютте?
Я, ответил Волков. А вы, как я полагаю, фон Тиллер?
Да, я, чуть заносчиво ответил мальчишка.
Значит, будем драться?
Для этого мы здесь. Эй, как вас там, Вильгов или Фольгов, крикнул один из приехавших юнцов, а вы рыцарь?
Нет, ответил Волков, я воинского сословья, но из горожан.
А-а, ясно, ваш папаша бюргер-пузан булочник-пивовар. Теперь нам ясно, что значит «честный поединок» по бюргерски.
А что вам не нравится? Спросил солдат.
А то, что на вас бригантина, а на Тиллере шелк.
Мой отец был шкипер, а не пивовар, а насчет бригантины не волнуйтесь, вашего Тиллера я обещаю не резать ни в грудь, ни в руки.
Обещаете? Задорно крикнул кто-то из юнцов. Господа, слышали? Он обещает!
Обещаю, подтвердил солдат.
Господа, продолжал юнец, давайте уважим коннетабля и сделаем вид, что слово бюргер чего-то стоит.
Юнцы засмеялись.
Хорошо, мы вам поверим, бюргер-коннетабль.
Фон Тиллер спрыгнул с коня, вытащил меч. Люди разошлись, образовали круг. Челядь уже успокоилась, им было уже не страшно, даже интересно. Ещё бы, нечасто им, простолюдинам, показывали, чем господа отличаются от черного люда. По нескольким движениям, Волков сразу понял, что фон Тиллер не прост и знаком с фехтовальными приемами. Скорее всего, он лучший фехтовальщик из них. Солдат достал меч, размял кисть. Как всё это он не любил, кто б мог знать. Ему это давно осточертело. Шелест и свист точеной стали, разминки, волнение перед схваткой. Он мечтал обо всем этом забыть.
«Где бы найти землю, где всего этого нет»думал Волков, разрабатывая плечо.
Эй, вы, бюргер-коннетабль, окликнул его один из юнцов. Это был, наверное, самый молодой из них. А вы когда-нибудь сражались с рыцарем?
Да, крикнул солдат в ответ и зачем-то подошел к юноше. Но не в поединках, а в настоящих боях. И в последний раз я убил рыцаря.
Наверное, из арбалета, с презрением спросил юнец.
Из арбалета я убил его коня, а его самого я убил алебардой. Вернее, нет, алебардой я его ранил, а убил я его вот этим, Волков достал из сапога стилет к юноше и показал его. Он был сильный и смелый человек, у него был герб на щите, не помню, какой. Он вел свой отряд через мост, после того, как я его убил, отряд отступил.
Юнцы уже не смеялись. Многие смотрели на него с ненавистью.
У вас еще будут вопросы, господа?
К черту, крикнул фон Тиллер, давайте драться.
Волков молча вернулся на свое место и произнес:
Возьмём щиты?
Обойдёмся, отвечал фон Тиллер нагло, или вы без щита не можете?
Солдат конечно и без щита мог обойтись, да вот только очень он не хотел оббивать свой драгоценной меч о другие железяки. Но делать было нечего:
Ну, без щитовтак без щитов, произнёс он.
Готовы? Спросил Тиллер. Защищайтесь.
И тут же То, что меч фон Тиллера не раскроил ему лицо, было чудом. Это был молниеносный выпад: быстрый, точный. Солдат даже не успел поднял оружие. Его спасло только то, что мальчишка начал атаку издалека и ему удалось просто отшатнуться. Машинально. Лезвие меча рассекло воздух в двух пальцах от лица, и тут же новый выпад. В этот раз фон Тиллер попытался проткнуть ногу, но к этому выпаду солдат уже был готов. Он отвёл клинок противника.
Света было предостаточно, Волков хорошо видел юнца. Тот увлеченно и сосредоточенно готовил и наносил удары, не просто ударысерии ударов, и не просто сериибыстрые серии. Да, то был сильный соперник с прекрасной, тренированной рукой. Наверное, он тренировался лет с десяти, а, может, и с восьми. Кто его знает, может, и с шести. В общем, мальчишка знал свое дело. Удар в ногу, удар в ногу, удар в ногу, прямой выпад. Чуть переведет дыхание и снова: удар, удар, удар, выпад. Длинный выпад и хитрый удар. Без всякого снисхождения. И солдату приходилось изо всех сил парировать эту лавину ударов. Да ещё чувствуя, что с каждым таким ударом меч, его драгоценный меч может получить ещё одну зазубрину и потерять ещё часть своей стоимости. Иногда они останавливалась. И тогда в полной тишине зловеще шелестели два острых клинка, соприкасаясь друг с другом. И тут кто-нибудь из юнцов криком подбадривал фон Тиллера. И тот снова кидался в атаку. Снова звенела сталь. Волков в эти мгновенья не думал о том, будет ли этот поединок честным. Он просто думал:
«Дьявол, этот сопляк мне весь меч зазубрит. Сам виноват, таскаюсь с этой игрушкой, тешу беса самолюбия. Давно нужно было его продать и купить простой человеческий клинок».
Он был так спокоен? Да, он был абсолютно спокоен. Не смотря на то, что мальчишка раз за разом пытался нанести удар в кисть руки. Такое хладнокровие вырабатывается годами боев и сражений. Однажды, он не помнил того момента, когда смерть перестала быть такой страшной. Да, смерть перестала пугать, его, хотя это и не значило, что он хотел умереть или искал смерти. Он просто давно смирился с ней, случилось это в одном тяжком деле и звучало это в его голове так: «ладно, ладно, сегодня вы меня убьёте, с еретиками рассчитывать на плен не приходилось, сегодня я умру, но вы заплатите за мою жизнь вдвое, и так, приступим».
Именно поэтому Волков был спокоен. Сколько бы ни прыгал, сколько бы ни демонстрировал свое мастерство фон Тиллер, солдат знал, что он победит, потому что он ничего не демонстрировал, он сражался за свою жизнь. Поединок длился уже минуту, не меньше. Спутники фон Тиллера, видя, что тот выглядит намного выгоднее, чем его соперник, все более яростно криками поддерживали своего друга. Все остальные явно болели за солдата, но кричать побаивались. Только облегченно вздыхали, когда очередная серия ударов мальчишки оканчивалась ничем. Мальчишка был молод и, судя по всему, мог прыгать до утра, а вот солдат еще не отошел от ран. Он уже чувствовал тяжесть в руке и дышал не так легко, как противник. Все это время он только защищался, и не сделал ни одного выпада. Видя это, малец только все больше и больше наглел, все чаще пытался рубануть по руке, победить так, как побеждает мастер неумехуударом в кисть. И при этом он все время улыбался, скалил зубы. После длинного выпада он опять попытался нанести удар в кисть, а солдат принял удар на гарду. И когда тот опять, улыбаясь, сделал шаг назад, готовясь к серии новых ударов, солдат сделал первый выпадвыпад вдогонку. Длинный и не очень красивый внешне, и даже неуклюжий, но быстрый и точный. Клинок вошел в ногу чуть выше колена юнца.
Ах! Воскликнул фон Тиллер, отпрыгивая.
Господи, вы видели?! Он ранил фон Тиллера! Испуганно и звонко выкрикнул один из юнцов. Кажется
Нет, он не достал. Говорил другой.
Достал, все видели, зло оборвал третий.
Кровь из раны потекла в сапог, а мальчишка немного удивленно смотрел на рану.
Фон Тиллер, вы можете продолжать? Спросил его один из своих.
Конечно, фыркнул тот с презрением. Это не рана, это царапина.
Рана была пустяковой на первый взгляд. Кровь из нее текла вполне себе бодро, и Волков знал, что уже через две-три минуты парень будет останавливаться, чтобы перевести дух, просто отдышаться. И чем больше крови будет утекать в сапогтем дольше будут остановки.
Фон Тиллер, давайте остановимся, предложил Волков. И будем считать, что поединок закончился без победителя.
Черта с два! Запальчиво крикнул мальчишка. Поднимайте меч!
И он снова кинулся в атаку, но солдату это все уже надоело. Он парировал удар и снова сделал выпад. Правда, теперь он не колол, а рубанул наотмашь и самым кончиком меча достал противника, рассек ему правую ляжку, и на этот раз крови было намного больше.
А-а-а! Заорал фон Тиллер и повалился на брусчатку двора, со звоном роняя меч.
Он, что, убил его?! Раздался звонкий испуганный голос.
Дружки кинулись к фон Тиллеру.
Он, что, зарубил его до смерти?! Не унимался мальчишка.
О, мой бог, сколько крови.
Он убил его?
Отто, да заткнитесь вы, ради всего святого, иначе я вас сам зарублю.
Господа, я умираю, да? От боли фон Тиллер начал стонать. А-а, дьявол, как больно. Сколько крови!
Господа, рявкнул Волков, расступитесь.
Те расступились, давая ему подойти.
Огонь мне, свет! Крикнул он, опускаясь на колено перед раненым.
Тут же подбежали люди с факелами, а фон Тиллер продолжал громко стонать, пока Волков осматривал рану.
Прекратите стонать, сурово произнес солдат. Эти раны не стоят таких стонов. Здесь женщины и челядь, они смотрят на вас, ничего страшного в ваших ранах нет, но зашить придется. Ни кость, ни вена не задеты. Монахи вас заштопают, монастырь рядом. Я перетяну вам ногу, и кровь остановится. Он крикнул, обращаясь к прислуге: Эй, веревку мне и маленькую палку принесите.
Все было быстро принесено, и он перетянул бедро выше раны. Юнцы собрались, посадили в седло фон Тиллера и, стараясь не глядеть на Волкова, уехали. Воины-усачи закрыли за ними ворота. Все восхищались Волковым, но в восхищениях он особо не нуждался. Он пошел в свои покои. Госпожа Анна ждала его там. Она благоговейно помогла снять ему доспех и сапоги, смотрела на него с восхищением, солдат даже стал смущаться, а она молчала.
«Уж лучше сказала что-нибудь, чем вот так»думал Волков, ложась в кровать. И, когда он лег, она заговорила, легла рядом, навалилась ему на больную левую руку и с жаром заговорила:
Двадцать лет, двадцать лет меня оскорбляли все, кто хотел, и ни в ком я не видели заступника. Даже в графе. Он всегда отмалчивался.
Она была так близко, что ее дыхание он чувствовал на своей щеке. Солдат слушал ее с наслаждением. Она была на удивление красива, эта немолодая уже женщина.
Вы представить себе не можете, какое удовлетворения я получила, когда этот сопляк визжал, обливаясь кровью. Вы мой рыцарь, мой герой, она нежно гладила его небритую щеку своей мягкой рукой. Вы первый, кто заставил людей, оскорбивших меня, заплатить за это, и я не забуду этого никогда. Никогда.
Красивая женщина впилась в его губы своими губами.
Осторожно, сударыня, сказал солдат и поморщился.
Что? В чем дело? она чуть отдалилась.
Рука, левая рука еще не до конца зажила.
Ах, вот как.
Она залезла на него верхом и больше не налегала на левую руку. Ее нос соприкасался с его носом, а ее глаза глядели в его глаза.
Так лучше? спросила она.
Так прекрасно, ответил он и опять подумал о юной госпоже из Рютте.
Утром шел дождь. Ёган оседлал коней, забинтовал Волкову руку, помог надеть бригантину и поверх застегнул плащ.
Хорошо б тут еще остаться, начал он.
Солдат не желал развивать этот разговор и молчал, а Ёган желал и продолжил:
Здесь-то получше будет, чем в Рютте.
Волков продолжал молчать.
И кормят здесь отлично, да и народец поприветливее.
Он помог сесть солдату на коня.
И спал я сегодня на кровати, не унимался слуга.
Волков начал раздражаться. Он поудобнее уселся в седле, поправил плащ и увидел фрау Анну. Она вышла на балюстраду, что вела из ее покоев, стояла и смотрела на него. Она была прекрасна. Солдат поклонился, в ответ она тоже улыбнулась ему и заметно кивнула. Ёган увидев её, тоже поклонился и продолжил многозначительно:
А я вот думаю, что не плохо бы было здесь пожить подольше.
Ты поел? сухо спросил солдат.
Ага, её как, ответил Ёган.
Вот и будь доволен тем, что есть, и не гневи Бога вечными хотелками, а то и того, что есть, не будет.
Ёган на секунду опешил от такой мысли и, чуть подумав, произнес:
И то верно, спаси меня Господь от вечных желаний.
И тут к ним подошел Томас, управляющий господи Анны, он поклонился и произнес:
Господин коннетабль, госпожа моя изъявила желание помочь вам в деле проведения аудита в поместье Рютте.
Да? солдат проявил интерес. Видит Бог, я бы не отказался от помощи.
Мне известны люди, знающие толк в подобных делах. Сами они юристы, оценщики и бухгалтера. Они оценивают стоимость поместий при закладах и при продажах земли, и посему сведущи во всех тонкостях.
Прекрасно, произнес Волков. Они мне очень нужны.
Моя госпожа просила помочь в этом хлопотном деле меня.
Я буду вам признателен, сказал солдат, впервые назван Томаса на «вы».
Тот это заметил:
Я готов начать дело и вызвать людей, но сии господа попросят за свою работу серебра.
Странно было бы, если бы это было не так. Вы же сказали, что они юристы. И сколько их будет?
Обычно работают они вчетвером. И желают получить за свою работу по двадцать талеров.
По двадцать талеров? ужаснулся солдат.
Да, но они того стоял, господин коннетабль. После аудита вам эти деньги вернутся сторицей.
Не мне, а барону, не весело произнес Волков.
Да-да, барону, согласился Томас. Так что, звать мне господ юристов и бухгалтеров.
Зовите, если они согласятся работать за десять монет каждому.
Томас помолчал, подумал, покивал головой и произнес:
Согласятся, у них сейчас нет работы.
Осталось вытрясти сорок монет из барона, невесело произнес солдат.
Таким как вы все под силу, ответил Томас, поклонился с достоинством и ушел.
А солдат ещё раз улыбнулся госпоже Анне, всё ещё стоявшей на балюстраде, помахал рукой, и выехал из замка.
Десять талеров, не то восхищался, не то возмущался Ёган. Мужику за такие деньги, почитай три года работать. Почему так?
Потому что они грамотные, а среди дурней ученый цены не имеет. Он бесценен, потому и плату требует большую.
Несправедливо это, не унимался Ёган. Вот сколько дней он работать будет?
Не знаю.
Но не год же?
Ну, не год.
Несправедливо все устроено.
Знаешь что?
Что?
Держись-ка от меня подальше, сказал Волков.
А чего? ответил Ёган недоумевая.
Да ничего, ноешь все время, дразнишь Господа, вот хлопнет он тебя молний и меня еще заденет.
А что, я не прав? не сдавался Ёган.
Конечно, неправ. Был бы ты прав, то ночью бы не я, а ты вызвал на поединок фон Тиллера.
Так он бы меня зарезал!
Вот именно, потому что мужикумужицкое, господинугосподское, а император, так он вообще помазанник божий. Или ты против? солдат в упор посмотрел на Ёгана.
Нет, не против, нехотя согласился тот. Только все одномужику тяжелее всех.
Да? Так шел бы в солдаты, там легко, сытно, а главное быстро.
Что быстро? спросил Ёган.
Да все быстро, пику в брюхо или стрелу в башку, и все, прямиком к Господу.
А вот зато барону легко, живи, не хочу.
Да неужели? усмехнулся солдат. Война тридцать лет идет, сколько ты лет на войне провел, а?
Ну, нисколько.
А барон десять лет. А сколько у тебя сыновей на войне сгинуло?
Да малы мои сыновья на войну ходить.
А у барона один уже сгинул на войне, а второй еще пешком под стол ходит, а уже воевать учится.
Все одно несправедливо все устроено, упрямствовал Ёган.
Отъедь-ка от меня подальше, пока Господь в тебя молнией не хлопнул.
И прямо в этот момент в болотах ближе к реке сверкнула молния, и до них докатился гром.
Вот, предупреждал же тебя, дурака, сказал Волков.
Да зачем же вы про молнию вспомнили? испуганно произнес Ёган, осеняя себя святым знамением.
Отъедь от меня, искатель справедливости.
А чего? Я ничего.
Отъедь, говорю, подальше.
Господи, да святится имя твое, при приидет царствие твое
Ага, замолился, дурак, давай, давай.
Да чего вы меня пугаете?
И тут Волков остановил коня, стал вглядываться в дождь:
А кто это там?
Где? спросил слуга.
Вон, люди на дороге.
Так собака у них. Это наши люди, наш Клаус и собака его.
Поехали к ним, да держись от меня подальше.
Да чего вы меня пугаете?