Хочется спросить у уважаемой «Википедии»: чьи воспоминания весомее дочери художника Валерии или некоего врача, который не являлся членом семьи и при описанных им событиях не присутствовал? Если дочери, то почему такой сомнительный источник, как мемуары врача, всё-таки приводится на «энциклопедическом» ресурсе?
С воспоминаниями Ю. Шапиро получается парадоксальная ситуация, впрочем, как и с литературными «произведениями» А. Мильчакова сегодня книгу может издать любой, было бы желание и средства. Сведения, описанные в книге, никто не «модерирует», но сам по себе факт публикации/экранизации ложных сведений практически узаконивает их в глазах современников и потомков. Выходит так: возник некий слух, кто-то его опубликовал, и слух «стал фактом». Или вовсе в обход этических, моральных и гражданских законов некто опубликовал клевету, и после публикации она начинает считаться правдой. Не слишком ли просто, господа, для правового государства?
Теперь о поездке в Индию и присутствия А. Кокорекина на похоронах брамина, о котором пишет всё тот же Ю. Шапиро, а вслед за ним и все прочие авторы. Индия впервые появляется в очерке А. Мильчакова «В город пришла беда», как впервые там появляются вымышленные «похороны брамина», «привезённый с похорон ковёр из вещей покойного», «золото и костюмчик из Калькутты». «Вещи, сданные в комиссионку», о которых сейчас рассказывают во всех СМИ, тоже вымысел, даже не художественный, а я бы сказала, бытовой. Отсутствие вещей в комиссионках подтвердили официальные справки, собранные А. Мильчаковым, однако это не остановило его бурную литературную фантазию. И теперь эти «достоверные сведения» опубликованы в той же «Википедии» и прочих «вызывающих доверие» источниках. Приводится даже местоположение комиссионных магазинов, куда были сданы несуществующие вещи, а потом «выявлены все посетители и установлены покупатели вещей». Для пущей убедительности читателей заверили, что несуществующие вещи, изъятые у несуществующих покупателей, доблестно «сожжены».
Чтобы разобраться с вещами, достаточно включить простую логику. 23 декабря художник вернулся домой, где уже вечером почувствовал себя плохо, 24 посетил врача в поликлинике, 27 был госпитализирован, 29 скончался. Ни одна адекватная и любящая жена, а Ольга Дмитриевна была именно такой, не станет бегать по комиссионкам, сдавая привезённые мужем подарки, пока он в тяжёлом состоянии сначала лежит дома, а потом в больнице. Тем более не станет развозить по комиссионкам вещи сразу после его смерти. Когда у нормального человека такое горе, нормальному человеку не до комиссионок. Да и когда она могла бы успеть сдать вещи, если сразу после смерти Алексея уехала в Питер к семье? И вот ещё вопрос по существу: по версии молодого литератора жену Кокорекина отличал расчёт и меркантильность, но тогда зачем ей надо было ехать в магазины на другом конце Москвы (на Ленинском проспекте и Шаболовке), куда якобы были сданы вещи, если жила Ольга Дмитриевна в районе метро «Аэропорт»? Район престижный, там свои комиссионки имелись. Замести следы? Но ведь диагноза «чёрная оспа» ещё не было!
Однако у А. Мильчакова с логикой было не очень хорошо. Он заботился не о логике и правдивости повествования, а о накручивании, как сейчас принято говорить, рейтингов. И несмотря на давность повествования вся ложь, которую он нагородил вокруг этой истории, сегодня множится и перепечатывается, как не подлежащая проверке истина. Прав был Аркадий Ваксберг, говоря, что «борьба с Вариола Вера войдёт в историю»
Так если не было любовницы, сбежавшей вдовы, сожжённого брамина, заразного ковра, золота из Калькутты и прочих вещей, спешно сданных в комиссионки чувствуете, как сразу тускнеет повествование? Что же тогда было? И куда на самом деле ездил художник?
А всё было гораздо трагичнее и одновременно человечнее
«Пейзаж с пирамидой Хеопса и Сфинксом», А. Кокорекин, картон, масло, 50 х 35 см, 1959 г., «Египетская трилогия».
Как я уже сказала, командировка от СХ РСФСР у Алексея Кокорекина была в Египет. «Перед поездкой Кокорекин прошёл курс обязательных вакцинаций и имел справку об этом. Справку он предъявил таможенному контролю, без чего его не впустили бы это было строгое правило», пишет в своих мемуарах «Оспа в Боткинской больнице» врач Владимир Голяховский.
«Пейзаж с пирамидой Хеопса и Сфинксом», А. Кокорекин, картон, масло, 50 х 35 см, 1959 г., «Египетская трилогия».
Как я уже сказала, командировка от СХ РСФСР у Алексея Кокорекина была в Египет. «Перед поездкой Кокорекин прошёл курс обязательных вакцинаций и имел справку об этом. Справку он предъявил таможенному контролю, без чего его не впустили бы это было строгое правило», пишет в своих мемуарах «Оспа в Боткинской больнице» врач Владимир Голяховский.
Несмотря на «оттепель», зарубежные поездки в те годы были доступны далеко не всем. И даже дважды лауреат Сталинской премии, каковым являлся художник, не мог бы получить разрешение на две зарубежные командировки подряд в течение 1959 года. А в 1959 году он совершенно точно побывал в Египте, и это была его последняя поездка.
«Вид на Нил из окна гостиничного номера», А. Кокорекин, картон, масло, 50 х 35 см, 1959 г., «Египетская трилогия».
С 1985 года у нас в семье хранятся этюды, подписанные художником: «А.К. 1959». Вернее, они «выставлены в постоянной экспозиции» бессменно украшают интерьер. Они были любимыми у Ольги Дмитриевны, и сейчас любимые у меня. Это последние написанные им работы, три пейзажа «Вид на Нил из окна гостиничного номера», «Пейзаж с пирамидой Хеопса и Сфинксом» и «Женщины на берегу Нила». Ещё есть два небольших этюда маслом с египетскими видами из той же поездки.
«Женщины на берегу Нила», А. Кокорекин, картон, масло, 50 х 35 см, 1959 г., «Египетская трилогия».
После того, как Алексей познакомился с Люсей, как он ласково называл Ольгу Дмитриевну, этюды он привозил из каждой поездки. Но пейзажей из Индии, написанных с 1956 по 1959 годы (время жизни с Ольгой Дмитриевной), в его наследии нет. Есть только египетские.
Когда я ранее назвала Ольгу Дмитриевну Музой, я использовала это слово в самом широком значении. Она умела вдохновлять не только на творчество, но, я бы сказала, на жизнь. В моём окружении до сих пор не было человека, кто умел так бережно и уважительно общаться с людьми, так легко и в то же время ненавязчиво открывать лучшие стороны их таланта и характера.
Ольга Дмитриевна была из старинного рода Капшаниновых, отец Дмитрий Дмитриевич и мама Ольга Семёновна. Чем занимался в жизни отец ОД, я не знаю, но мама работала врачом-стоматологом. В сегодняшней загадочной реальности, когда зубных врачей приходится посещать постоянно, переустанавливая иные пломбы по несколько раз, меня искренне удивляет тот факт, что умерла Ольга Дмитриевна в семьдесят четыре года с теми пломбами, которые ей в детстве ставила мама. Видимо, дело не в современных стоматологических материалах, а в талантливых руках и опыте врача.
Жили Капшаниновы в огромной квартире на Пионерской улице в Санкт Петербурге. После революции её переделали в коммуналку, подселив две семьи. Изначальным хозяевам остались пара комнат: небольшая длинная, похожая на вагон поезда (в ней раньше жила прислуга, а после «подселения» Ольга Семёновна; там же она принимала пациентов) и большой зал, украшенный внушительными лепными атлантами, поддерживающими свод высокого потолка. От счастливых времён дореволюционной жизни в архиве сохранилось несколько детских фотографий. На одной из них маленькие Ольга и Дмитрий сидят под огромной рождественской ёлкой под потолок.
Слева: Ольга с отцом, Дмитрием Дмитриевичем Капшаниновым, приблизительно 19161919 г., справа: маленькая Ольга с куклами, приблизительно 19161919 гг. прошлого века.
Также есть почтовая фотокарточка с надписью на обратной стороне «Христос Воскресе! Марии Яковлевне Русиновой». Слева Ольга с игрушечным поросёнком на коленях, внизу по центру Дмитрий с балалайкой в руках. Похоже, нелепые постановочные снимки с замученными фотографом детьми делали не только в моём детстве, а вообще с момента появления фотоаппаратов.
Помню, в детстве ОДэша пару раз в шутку назвала меня поросёнком. Я возмутилась, попросила не называть меня так. Много лет спустя я нашла в архиве эту фотографию и поняла, что поросёнок был её любимой игрушкой. Этот снимок неожиданно примирил меня с единственным недопониманием между нами.
Брат Ольги Дмитрий так и прожил всю жизнь в этой старинной квартире, где родился 30 июля 1904 года. «Когда родился Дим Димыч, звонили колокола, рассказывала мне ОД, потому, что в этот же день родился наследник семьи Романовых цесаревич Алексей. И моя мама любила говорить: «Колокола звонят потому, что у меня родился сын!»