После революции швейцар Устин не преминул поживиться за счет бывших хозяев, зная о местоположении всех тайников в особняке. Но многие драгоценности Елены Ивановны удалось спасти, что позволило Владимиру отправиться учиться в Кембридж, а его родителям устроиться в Берлине. И никогда больше не возвращаться на родину.
Уже понимая это, 22-летний Владимир писал из Англии:
< >
В неволе я, в неволе я, в неволе!
На пыльном подоконнике моем
следы локтей
<>
Влюбленные. В мой переулок узкий
они вошли. Мне кажется на миг,
что тихо говорят они по-русски[38].
Булах А.Г., Абакумова Н.Б. Каменное убранство центра Ленинграда. Л., 1987.
Гейслер М.Ф. Перестройка дома 47 по Морской улице // Набоковский вестник. Т. 3. Дорн, 1999.
Куприн А.И. Голос оттуда. М.: Согласие, 1999.
Ледковская М. Забытый поэт. Кирилл Владимирович Набоков // Новый журнал. 1997. 209.
Набоков В.В. Другие берега // Собр. соч.: в 4 т. Т. 4. М.: Правда, 1990.
Набоков В.В. Память, говори / реконструкция С. Ильина // Собр. соч. Американский период: в 5 т. [Т. 5]. СПб.: Симпозиум, 1999.
Набоков В.В. Стихи. СПб.: Азбука-Аттикус, 2015.
Набоков В.Д. Временное правительство и большевистский переворот. London: Overseas Publications Interchange, 1988.
Набоков Владимир Дмитриевич // ЭСБЕ. Т. 39. СПб., 1897.
Дом Лисицына
(1839 г., архитекторы Д. Лукини, А.П. Гемилиан; ул. Рылеева, 1 / ул. Короленко, 9)
«В продолжение недели мне нечего и думать о письме или о каком-нибудь постороннем занятии; вот мой будничный день: утром, как встал, идешь в клинику, читаешь около двух часов лекцию, затем докончишь визитацию, приходят амбулаторные больные, которые не дадут даже выкурить покойно сигары после лекции. Только что справишь больных, сядешь за работу в лаборатории, и вот уже третий час, остается какой-нибудь час с небольшим до обеда и этот час обыкновенно отдаешь городской практике, если таковая оказывается, что очень редко, особенно теперь, хотя слава моя гремит по городу. В пятом часу возвращаешься домой порядком усталый, садишься за обед со своей семьей. Устал обыкновенно так, что едва ешь и думаешь с самого супа о том, как лечь спать; после целого часа отдыха начинаешь себя чувствовать человеком; по вечерам теперь в госпиталь не хожу, а, вставши с дивана, сажусь на полчасика за виолончель и затем сажусь за приготовку к лекции другого дня; работа прерывается небольшим антрактом на чай. До часа обыкновенно работаешь и, поужинавши, с наслаждением заваливаешься спать»[39]. Так в письме к своему брату Михаилу 10 декабря 1861 года описывал свой обычный день 29-летний Сергей Петрович Боткин выдающийся врач, который уже стал профессором Медико-хирургической академии (ныне Военно-медицинская академия имени С.М. Кирова). Домой из академии Сергей Боткин приходил сюда, на улицу Рылеева, где в здании, принадлежавшем тогда дочери коллежского асессора Александра Лисицына, он прожил четыре своих первых петербургских года.
Улица Рылеева, 1 / улица Короленко, 9
В эти двери входили и знаменитые его пациенты. 26-летний композитор Милий Балакирев лечился у Боткина, который тоже был не чужд музыке и любительски играл на виолончели для «восстановления своей мозговой энергии, утомленной работою целого дня»[40], от головных болей. Именно здесь осенью 1862 года на одном из субботних вечеров прославленный медик, собиравший в этих стенах ученый, литературный и творческий цвет Петербурга, познакомил его со своим коллегой химиком и доктором медицины Александром Бородиным, который вошел в кружок Милия, позже получивший известность под именем «Могучей кучки», в качестве музыканта.
В годы жизни Боткина в этом доме лечился у него и Федор Достоевский, страдавший от эмфиземы легких. В этот дом знаменитый писатель пошлет к доктору и нескольких своих героев. Порфирий Петрович, расследующий дело об убийстве старухи-процентщицы в «Преступлении и наказании», придет сюда с симптомами самого автора: «Я, знаете, труслив-с, поехал намедни к Б-ну, каждого больного minimum по получасу осматривает; так даже рассмеялся, на меня глядя: и стукал, и слушал, вам, говорит, между прочим, табак не годится; легкие расширены»[41]. Тем же недомоганием страдает и Ипполит в «Идиоте»: «Тут он вдруг ужасно закашлялся и целую минуту не мог унять кашель
В годы жизни Боткина в этом доме лечился у него и Федор Достоевский, страдавший от эмфиземы легких. В этот дом знаменитый писатель пошлет к доктору и нескольких своих героев. Порфирий Петрович, расследующий дело об убийстве старухи-процентщицы в «Преступлении и наказании», придет сюда с симптомами самого автора: «Я, знаете, труслив-с, поехал намедни к Б-ну, каждого больного minimum по получасу осматривает; так даже рассмеялся, на меня глядя: и стукал, и слушал, вам, говорит, между прочим, табак не годится; легкие расширены»[41]. Тем же недомоганием страдает и Ипполит в «Идиоте»: «Тут он вдруг ужасно закашлялся и целую минуту не мог унять кашель
чрез две недели я, как мне известно, умру Мне на прошлой неделе сам Б-н объявил»[42]. А герой фантастического рассказа «Бобок» отмечает дороговизну услуг знаменитого доктора:
« А я, знаете, все собирался к Боткину и вдруг
Ну, Боткин кусается, заметил генерал.
Ах, нет, он совсем не кусается; я слышал, он такой внимательный и все предскажет вперед.
Его превосходительство заметил насчет цены, поправил чиновник»[43].
Художники Крамской, Репин, Шишкин, писатели Некрасов, Салтыков-Щедрин, Тютчев, Герцен были среди пациентов выдающегося врача, слава о мастерстве и чудодейственных лекарствах которого распространилась по всей России и дошла, наконец, до императора Александра II. В возрасте 38 лет Сергей Боткин назначается лейб-медиком царской семьи и становится первым доктором русского происхождения, лечившим лично императора.
Из пяти сыновей Боткина двое пошли по его стопам. Сын Евгений стал, как и отец, лейб-медиком царской семьи при Николае II и расстрелян вместе с нею в 1918 году. Из слуг и сопровождающих, погибших вместе с семьей последнего императора, он единственный был канонизирован.
ЛитератураА.П. Бородин в воспоминаниях современников / сост., текстолог., ред., вступит. ст. и коммент. А. Зориной. М., 1985.
Архитекторы-строители Санкт-Петербурга СПб., 1996.
Белоголовый Н.А. С.П. Боткин, его жизнь и врачебная деятельность. СПб., 1892.
Боткин, Сергей Петрович // ЭСБЕ. Т. 8. СПб., 1891.
Достоевский: дополнения к комментарию / под ред. Т.А. Касаткиной. М.: Наука, 2005.
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 6, 8. Л., 1973; Т. 21. Л., 1980.
Дубин А.С. Улица Рылеева. М.; СПб., 2008.
Кульбин Н. Боткин Сергей Петрович // ББЭ. 2009.
О. Т. Е. Евгений Сергеевич Боткин // Православная энциклопедия. Т. 6. М., 2003.
Доходный дом Перетца
(1908 г., архитектор А.И. Зазерский; Московский пр., 1 / пер. Бринько, 2)
«Помнится, насколько патриархален был уклад всей нашей жизни до восемнадцатого года. Ежедневно, кроме воскресений, у бабушки Тани (маминой матери Татьяны Ивановны) собирались к 45 часам вечера на чаепитие все ее дочери и сыновья (их было семеро), часто с мужьями и женами. Лишь после этого они получали право возвращаться домой, где в 78 часов вечера их ждал домашний обед. После обеда можно было заняться чтением, игрой на рояли, хождением в гости или в театр на свой абонемент, из года в год возобновляемый. А по воскресеньям дети обедали одни без родителей, которые были обязаны обедать у главы всей семьи у бабушки Тани»[44].
Именно в этом доме, на третьем этаже, в квартире с балконом, выходящим на Сенную площадь, и происходили встречи многочисленной родни Акимовых-Перетц, на которые каждое воскресенье провожал своих родителей внук Татьяны Ивановны, Глеб Булах.
Московский проспект, 1 / переулок Бринько, 2
Муж бабушки Тани, Яков, был «основателем» их фамилии. Успех и благополучие Якову принес неожиданный судьбоносный поворот, произошедший с ним в детстве. Отец мальчика, неграмотный крестьянин, занимавшийся грузовым извозом, пристроил 12-летнего Якова помощником в винный магазин богатого купца Перетца. Со временем Яков, обнаруживший, помимо ума и смекалки, талант дегустатора, стал настолько незаменим, что на смертном одре бездетный купец завещал ему свое дело при условии сохранения его фамилии. Тогда Яков стал Перетцом (и в придачу богачом). Много позже, через 30 лет, казначейская палата разрешит ему иметь двойную фамилию, прибавив родную Акимов.
Став купцом 2-й гильдии, торговавшим вином и фруктами, Яков выкупил из крепостных свою невесту Татьяну, женился и, помимо капитала и репутации, обзавелся 9 детьми, разделившими право владения этим домом на углу Московского (тогда Забалканского) проспекта (сам Яков к моменту постройки дома уже умер).