Молодцы, ядовито похвалил Вадим Андреевич и вынул из рукоятки магазин. Я могу узнать, где все патроны?
Понимаете, начала я, мы с милиционером так дергали Я видела, что что-то желтое из пистолета вылетает.
Пистолет при этом стрелял? справился он.
Нет, он клацал. А железки желтые вылетали
Директор завода некоторое время смотрел на меня, не моргая, потом бросил пистолет в стол и вытер руки о платок.
Адрес Горецкого.
Я назвала улицу, дом и квартиру.
Я ожидала продолжения, но Вадим Андреевич, надеясь на мое понимание, подтянул к себе отодвинутые ранее документы.
Максим, привези свою знакомую завтра, часам к двенадцати. До свидания.
И это все? остолбенев, произнесла я.
А чего вы от меня хотите прямо сейчас? вызывающе заявил зампрокурора. За шестнадцать с половиной лет работы директором завода буровой техники подобную бредятину я слышу впервые. Ко мне приводят женщину, которая разбила бутылку с шампанским о голову одного милиционера, отняла пистолет у другого, и при этом на ее лице нет ни капли смущения за содеянное. Заявляя все это, она ссылается на директора, вступившего в преступный сговор с Управлением по борьбе с организованной преступностью, и жалуется заместителю областного прокурора на некоего Винокурова, который хотел передать ее в руки милиции после бегства из дежурной части. Неизвестно, что она сделает еще, поэтому, Максим, не выпускайте ее из поля зрения до двенадцати часов завтрашнего дня. А после я попробую что-нибудь сделать.
А зачем вы с Максимом разговариваете, словно меня тут нет? оскорбилась я. Кажется, я вполне дееспособна для двустороннего общения.
Ко мне обратился Максим, а вы до сих пор не сказали, чего хотите вы. Потому я с ним и разговариваю, сунув ручку в рот, Вадим Андреевич дотянулся до чайника и нажал кнопку.
Не понимаю, почему на лице Макса, когда мы вышли, играла довольная улыбка.
Удачно мы на завод сходили, правда? съязвила я, понимая, тем не менее, что Макс ни в чем не виноват в отличие от меня он искал выход. То есть посидеть в тюрьме мне придется в любом случае, да?
Обняв за плечи, он повел меня по коридору.
За сутки общения я удалила его мечту тысяч на сто назад. Если предположить, что выручка торговца запчастями составляет около трех тысяч рублей в день, то «Ладья» приблизится к нему на то расстояние, на котором была вчера, через месяц.
Ты прости меня, Макс
Брось ты. Пойдем, найдем приличное кафе.
Нашли, пообедали и, побродив по городу, как пара бездомных, вернулись в коммунальную квартиру. Мною настолько овладел маразм, что в течение еще двух с половиной часов я играла с ним, сидя на диване, в «дурака». Если в ближайшие дни в моей жизни не произойдет никаких изменений к лучшему, впору доставать два чемодана и снова отправляться в странствия. Или возвращаться в Латвию. Приеду в деревушку со сложным названием и скажу папе: «Папа, если у тебя есть какая-нибудь вакансия в организационно-штатной структуре твоего антикоммунистического войска, я готова».
В начале седьмого шум раздался сначала в общем коридоре квартиры, потом он переместился к двери комнаты Макса. Бросив карты поверх пледа, он насторожился и повернул голову к входу.
А я знаю, что она здесь! твердил голос из соседней комнаты бабки, которой настрого было приказано лгать всем, кто будет искать в комнате соседа женщин.
Этот голос я узнаю теперь среди тысяч похожих. Он всегда будет ассоциироваться в моем сознании с беляшами и страхом.
Это он
Я знаю, Макс молниеносно соскочил с дивана и подошел к двери.
Сроду у него девиц не бывало! верещала бабка. Он «голубой»!
Я перевела изумленный взгляд на бывшего сожителя, а он в растерянности сделал руками такой жест, одним из словесных переводов которого могло быть «Есть грех, дело прошлое»
Сама ты «голубая»! рычал Ползунов. Высокая такая, ноги, как жерди, волосы темно-русые! Она зашла в эту квартиру. Где она?
Вот урод Волосы и вправду темно-русые, но ноги, как жерди?.. Надо было ему бутылку о череп разбить, а не сержанту.
Макс отстранился от косяка.
Он один. И это странно. Но шутка с окном не повторится. Как у твоего Винокурова не получится, идти по карнизу пятого этажа я тебе не позволю. А потому Он, странно посмотрев на меня щелкнул замком. Чего время на объяснения тратить? Сейчас сама все поймешь.
Охладев кровью, я спрыгнула на пол, а в коридоре уже раздавалось:
Эй, толстяк, ты чего здесь базлаешь?
Я из милиции. И я ищу (Пауза) А-а-а Кажется, нашел. Это ты, спаситель Ларисы Инваровны? Я хотел сказать, чтобы она
Короткий хлопок, потом еще один, грохот локтей (или коленей) о деревянный пол, и крик Макса:
Ты долго там еще сидеть будешь?!!
Выскочив из комнаты, я разглядела картину, которая показалась мне знакомой. На полу валяется мужик, а над его телом стоит другой.
Беги отсюда!..
Я растерялась и остановилась бросать в подобной ситуации Макса мне не представлялось возможным.
Рапкунайте, вы совершаете большую ошибку! шамкая окровавленными губами, верещал с пола Ползунов. Остановитесь, пока не позд
С размаху влепив в его подбородок носок кроссовки, Макс заставил его замолчать.
Уходи, Лариса, и будь к двенадцати на условленном месте! Уходи, баба глупая!!
Больше я не раздумывала. Скользя по перилам лестницы дома сталинской застройки, я спустилась вниз и вырвалась на свежий воздух. У подъезда, припаркованная почти на ступенях, замерла знакомая «девятка». И из задней двери ее выскочил знакомый Горецкий.
Лариса, остановись!..
Я думала о Максиме. Ползунов наверняка уже пришел в себя, изловчился и сейчас держит Макса на мушке. Мой бог, думала ли я, что так получится?
И ошибся тот, кто думает, что я размышляю о том, как Макс мог оказаться под прицелом. Мог, конечно, когда выскакивал в коридор, навстречу вооруженному убоповцу, чтобы расчистить дорогу мне. Он знал, на что шел, и я поражаюсь тому, что он сделал это для меня, совершенно чужого для него сейчас человека.
Хотя теперь, наверное, ошибаюсь я. Это мне он чужой. А Макс до сих пор проклинает тот момент, когда я несколько лет назад вернулась из супермаркета раньше, чем предполагалось
И опять, вот она. Эта свобода.
Только как ею пользоваться до двенадцати часов завтрашнего дня?
Жизненный парадокс. Последние два дня я трубила о том, что кто-то ущемляет мои права, требовала освободить меня от всех обязательств перед кем бы то ни было и просила свободу. И сейчас, когда получила то, о чем просила, я снова не знаю, как этим правильно воспользоваться.
Глава 10
Ночь показалась для меня чудовищем, пожирающим тех, кто к встрече с нею не готов. Она накрыла черным куполом город, зашуршала листвой, и этот звук, на который не обращаешь внимания днем, представился мне шепотом, предупреждающим о необходимости укрыться от всего того, что приводит с собой ночь.
От незнакомых людей, двигающихся улицами по подозрительной траектории, собак, семенящих с поджатыми под брюхо хвостами мимо простуженных подъездов, качающихся проводов вдоль троллейбусных маршрутов
Не так страшна ночь, как страх в ней. Он наседает на меня, когда я, стараясь найти приспособленное для моего хранения в ночи место, брожу в черной дымке и прислушиваюсь к каждому звуку.
Я уснула, когда в многоэтажках осталось гореть не более трех-четырех окон. Это тот свет в окнах, который забывают отключать потерявшие память алкоголики или собирающиеся на вокзал люди. Значит, я уснула около четырех часов утра или трех часов ночи. Ночь почти вся ушла на то, чтобы я смогла подобрать спокойное место если не для отдыха, то хотя бы для расслабления отяжелевших рук и ног. Маленький чердак под крышей деревянного трехэтажного дома, построенного еще до революции, оказался единственным местом, которое в этом районе не было заперто на замок. Стараясь не распугать устроившихся на отдых голубей, я пробралась в самый дальний угол, подальше от сквозного окна, села на еще теплую кучу шлака и поджала под себя ноги.
Думала ли я об этом еще три дня назад? Я не могла себе представить такое даже в тот момент, когда бежала из здания Управления. Тогда казалось пройдет день, и уже к вечеру все станет на свои места. Появится Гена, расскажет мерзкому Ползунову, что я ни в чем не виновна, и я снова заживу прежней жизнью. Горецкий действительно появился, но совсем не в том качестве, в котором я ожидала его лицезреть. И это решило все. И что у меня осталось теперь?
Остался Макс, который уже наверняка сидит в какой-нибудь завшивевшей камере УБОПа, и странный заместитель областного прокурора по имени Вадим Андреевич, который мне сначала понравился, а потом нет. И это все, что у меня сейчас есть. Ну, если не считать кучи теплого шлака под попой. Хорошо еще, Макс купил приличную одежду. Еще в кармане есть двести рублей. Ровно столько, чтобы завтра к двенадцати часам приехать в прокуратуру на такси.