Они очень радушны, эти индийцы, когда обслуживают в кафе. Они очень приветливы когда встречаются на улице. Я наверное, нужно уточнить, говорю всё-таки о специальных, так сказать, туристических местах потому что в Центральной Индии публика, конечно, другая и, прямо говоря, на редкость порой приставучая. Но мы в этот раз были не в Центральной Индии, а на самом её юге.
За индийцами очень забавно наблюдать. Они, наверное, тоже над нами смеются, но мы этого не замечаем.
Помню, сидим в кафе, на втором этаже, кафе над обрывом, много ниже море, а на дорожке возле кафе двое или трое парней лет двадцати пяти перекидываются мячом. Маленьким таким мячиком. Их настолько забавляла эта бесхитростная игра! Я уже лет тридцать так весело ни во что не играл.
Потом кто-то из них сделал неловкий бросок и мячик улетел с обрыва.
Двое игравших индийцев подошли к обрыву и долго, до-о-олго смотрели вниз. Вид их был безутешен. Надежда их таяла очень медленно. У меня так трёхлетняя дочь смотрит вниз с мостика, если бросает монетку: ей кажется, что монетка ещё может выплыть, блеснуть серебряным бочком. И эти парни Они минуты три печалились. Всё ждали: а вдруг мячик прискачет назад.
Впрочем, минут через пятнадцать они нашли новый мячик и продолжили игру с ним. Но вновь кто-то из них сделал неудачный бросок, и мячик, залетев прямо в кафе, угодил моей жене в плечо. Я схватил этот мяч и перегнулся через перила, чтоб кому-нибудь из игравших метко попасть в лоб, но вы только подумайте! они, эти взрослые, выше и здоровей меня парни, мгновенно исчезли; то ли убежали, то ли спрятались. Я их ждал минут пять, они так и не появились. Ну, дети!
Вечерами я несколько раз включал телевизор и всякий раз попадал на индийские фильмы. Индийцы там так страшно дерутся. Дыщ, тыдыщ, дыщщщ лупят друг друга с чудовищной силой и громко рушат аккуратно расставленные кирпичные кладки. Потом встают как ни в чём не бывало, вытирают бисерный пот. На груди лёгкая царапка. И опять дыщ, тыдыщ, дыщщщ. Оп, один полетел, оп трое.
Помню, в советском моём детстве мы с восторгом смотрели индийские фильмы ради этих сногсшибательных (чудовищных на самом деле) драк. Индийцы казались нам самым сильным и смелым народом в мире. В советском кино таких сцен не было. С послевоенного времени за несколько десятков лет всего-то и появились одни «Пираты XX века».
Только теперь, годы спустя, видя на пляже добрейших индийцев особенно их мужчин, которые очень часто идут, держась, не поверите, за руки, и беззлобно улыбаясь всему белому свету, я вдруг понял, что этому народу подсознательно нужны подтверждения своей маскулинности оттого и кино такое у них. В то время как русскому человеку, только что прошедшему через самую страшную войну в истории человечества, это было не нужно вовсе, совсем, категорически. Если что-то подобное русскому человеку понадобилось бы он бы во двор вышел посмотреть, как там пацаны общаются, и всё.
В Индии в этом смысле порой всё куда умиротворённее. Ни днём, ни ночью никто здесь не смотрит на тебя волком, не пытается помериться с тобой силой, не несёт через толпу свои первичные и вторичные половые признаки, как будто он дикий вепрь, который готовится к охоте.
Девушки у них, правда, не столь радуют взгляд, как у нас. Они, конечно, тоже добрые и крайне скромные, но уж слишком непритязательны на вид. Самые красивые женщины у них живут в телевизоре, а по улицам не ходят. Видимо, их выращивают в особых пробирках, чтоб потом эти лунатические, с миндалевидными, космической глубины глазами, с невозможными, статными формами создания прямо из лопнувшей пробирки немедленно шли вести программу новостей или что-нибудь подобное. В миру им не место.
С другой стороны, это обстоятельство тоже в целом положительно сказывается на отдыхе: никто не отвлекает тебя от моря, от ветра, от нежданного вечернего, такого южного, такого бурного, такого нечернозёмного грома и вдруг нахлынувшего, тоже слишком торопливого и огромного дождя.
мои дети купались в бассейне под дождём
я сидел на балконе и растворялся в горячем воздухе, с которым даже дождь не мог справиться
Давно уже разучился путешествовать мне ничего не хочется, только бы сидеть на балконе, или у воды, или под деревом. Хорошо не там, где нас нет, а там, где тебя самого будто бы и нет.
Тебя нет там, где тебя почти ничего не отвлекает. Тогда ты тихо исчезаешь. Море в этом смысле почти идеальный вариант. Оно настолько всегда, что его как бы уже и нет. Его настолько много, что это уже не имеет значения. Главное, чтоб море было тёплое, одинаковое, предсказуемое.
Тебя нет там, где тебя почти ничего не отвлекает. Тогда ты тихо исчезаешь. Море в этом смысле почти идеальный вариант. Оно настолько всегда, что его как бы уже и нет. Его настолько много, что это уже не имеет значения. Главное, чтоб море было тёплое, одинаковое, предсказуемое.
В Индии меня почти и не было только дети вокруг, только смешные беззлобные мужчины, только незаметные женщины, ну, мусор на дорогах но разве нас мусором удивишь, а дальше всё такое мелкое: даже собаки мелкие, одинаковые, и ещё это птичье разноголосье утреннее которое тоже не имеет значения, я всё равно ни одной местной птицы по голосу не узнаю. И меня здесь никто не узнаёт: ни дерево, ни птица, только полюбившийся нам приветливый официант, всегда радующийся нашему приходу и приносящий ром завёрнутым в газету: сухой закон, нельзя же. Ага, понимающе киваю я, нельзя. Ещё сто, милый. Во славу закона.
Всё равно нам скоро домой к суровым мужчинам, к заметным или слишком заметным женщинам, к недобрым подросткам, к почти вечной зиме и строптивому ветру. Домой, где все эти сквозняки, все эти мужские недобрые взгляды и женские оценивающие, все мои знакомые птицы и дворовые собаки, все эти дожди и неожиданные снегопады вновь слепят, соберут меня в то, что я есть и чего мне не избежать. А я ведь почти исчез. Почти уже дотлел на солнце, почти залип в янтаре.
Вылезайте из своего янтаря, любезный. Встать в строй.
Нормальный танец в смазных сапогах
Это всё анекдотично, карикатурно, но выглядит именно так.
Что нужно, чтоб попасть в приличное либеральное общество?
Нужно совсем не многое.
Брезгливый антипатриотизм. Неприязнь к православной церкви. Презрение по поводу донбасской истории и сирийской авантюры. Скепсис в отношении русской истории как таковой и русского человека со всеми его крепостными привычками. Радение по поводу однополых браков и борьба за право гомосексуалистов на усыновление всех российских сирот сразу или по одному. Непрестанный хамоватый социал-дарвинистский стёб. Тотальная убеждённость в том, что Россия Европа, а тот, кто тут «не Европа», он вообще не человек.
Всех своих объявлять «совестью» и «честью» страны, золотым интеллектуальным запасом, а всех чужих по настроению называть то «несчастными людьми», то просто «быдло».
Собственно, всё. Можно поперчить или посолить. Или плюнуть в тарелку, по вкусу.
Для разнообразия интеллектуальной позиции: Шолохов не писал «Тихий Дон».
И готово.
Сразу становишься своим, во всех отношениях приятным человеком.
Все твои прошлые выходки тебе простят, и будут смотреть на тебя ласково, влюблённо.
На примере бывшего журналиста, а теперь коновода Невзорова, с недавних пор замечательно совмещающего в себе Ржевского и Смердякова, это легко понять. То никого он не интересовал, вообще отсутствовал в природе, жил там со своими лошадками, и чёрт бы с ним.
А тут вдруг заговорил, да как красиво: «черносотенцы в смазных сапожках кипящий гной патриотов винегрет из распятых мальчиков»
Ушки у определённой публики задрожали: а это чей такой приятный голосок? О, да это наш юноша в кожаной курточке!
«А он вроде позавчера заступался за кровавый рижский ОМОН?»
Да мало ли, растёт человек, зови его скорей к нам, смотри, какой он хорошенький вдруг стал.
Я могу ради шутки такую же историю, когда все забудут эту статью, провернуть. Через месяц или через год. И мгновенно сработает. Тут же все приличные люди скажут: ну, наконец-то, а то мы уже подумали, что ты окончательно рехнулся. Ну-ка повтори, что ты сейчас сказал.
«Объевшиеся попы! Святые девчонки из Пусси райот! Страна Сталина и Шойгу!» прокричу я.
Ай, молодца! А ещё?
«Патриотические бредни, донбасские зомби!.. В Крыму тоска, люди поняли, что́ потеряли! Они присоединились к Северной Корее! Стремились на свободу, а пришли в тюрьму!»
Ой, красавец! Умеешь ведь, если захочешь! Всегда в тебя верили!
«Крепостное сознание в русских людях неистребимо! Совок проел души совков!.. А что со мной самим было ещё позавчера? Стыдно вспомнить!»
Да. Да. Ещё. Ещё, пожалуйста.
«Семья может быть какой угодно, из двух мужчин и ребёнка, из трёх мужчин и ребёнка, из сына полка и полка!»
Ох, а так долго ждали твоего прозрения, так долго. И своих отдашь в семью любого состава, если с тобой что-то приключиться?
«И своих отдам! И меня пусть усыновят тоже!»
А что там с Лениным?