Позвольте вам не поверить, дражайшая
Надоел! Крестовский щелкнул пальцами, сверху на нас градом посыпались серебристые шарики.
Барин бросился их собирать, а Семен усадил меня к себе на колени.
Здорово придумала, мне и в голову не пришло так развлекаться.
«От меня же, наверное, воняет! То есть не наверное, а абсолютно точно. Как он может меня такую целовать? Так целовать? Семушка!»
Я вцепилась пальцами в львиную гриву, жарко отвечая на поцелуи.
Люблю дуру безмозглую, рычал чародей. Зачем ты пришла? Спасайся, уходи.
Ага, вот прям побежала. Я барышня, сам меня спасай.
Не могу, Геля, не могу
Почему? Я с трудом отстранилась, упершись ладонями в мужские плечи. Объясни мне.
И он рассказал, прижал к себе, говорил негромко на ушко, поглаживая ладонью мои волосы.
Их было четверо, тех, кто испил из источника в дальних магольских степях. Иван Зорин, Эльдар Мамаев, Семен Крестовский и Дмитрий Уваров. Четверо великих чародеев. Митька самый из них талантливый был, Митька Уваров, которого после чародейский перехлест на злую сторону затянул. Помнила я его прекрасно, абсолютно безумного, запертого в скорбном доме, и дело, с ним связанное, тоже не забыла. Но Семен сейчас в другом мне признавался.
Жадный я был, Гелюшка, и гордый сверх меры, Митькиным талантам завидовал, потому больше положенного в себя заглотил. Решил, справлюсь с силою, обуздаю, но не смог.
Обезумел? Душою захворал?
Да. Товарищам в том признаться не мог, от высокомерия своего стыдно было. Хотел руки на себя наложить; топиться пробовал, но вода меня не приняла, тогда я в петлю полез. Меня ординарец мой спас, Степан Блохин. И от смерти, и от безумия чародейского. Он часть моих сил в себя принял. Это непросто, Геля, ох как непросто.
Вы с Зориным и Мамаевым друг в друга льете почем зря.
Это потому, что мы братья, это по-другому называется, в берендийском аналога нет, мы из одного источника испили, да и мощные мы с ребятами, а Степка Там сила едва тлела. Его от потока чуть не разорвало, неделю в горячке метался.
И за это ты считаешь себя ему по гроб жизни обязанным?
Он меня от смерти и от позора спас.
Прислонившись щекою к плечу Семена я искоса смотрела на ужасную хтонь, собирающую мелкие бусины. От смерти и от позора
Барин тебя к себе подпустил, потому что у тебя с Блохиным, по сути, одна и та же сила? То есть твоя?
Знай он мои пределы, разумеется, поостерегся бы.
А на что твой Степка рассчитывал, его призывая?
Да кто теперь разберет? Блохина ведь не учил никто. Моя вина.
А тебя?
Что?
Кто учил тебя? А Зорина, а Эльдара? Дмитрия, наконец? В нашем отечестве чародейских университетов нет.
Да сами понемногу набирались. Ванька основательно к делу подошел, книги глотал, в переписку с заграничными магами вступал, Эльдар вообще отыскал на родине какого-то огнетворца
То есть вы сами справлялись, а Степку ты должен был учить?
Я перед ним виноват.
В чем?
В том, что силою его наделил.
Против воли? Из-за угла напрыгнул и надул через соломинку, как деревенский хулиган лягушку?
Геля!
Прости. Я поцеловала Семену в щеку. Прости, пожалуйста.
Он нашел мои губы.
Уходи, я твой оберег, на это хватит Там Евсей этот смешной с револьвером, я видел, и тетка забавная Мальчик из приюта, ты его в Мокошь-град
Если бы ты Митеньке блаженненькому сапфиров своих не отдал, на дольше бы хватило?
Да нет не важно. Дитя ведь невинное
Видно, Крестовского опять корежило чародейским перехлестом, он бормотал все невнятнее. Дурачок прекраснодушный. Люблю.
Семка, шепнула горячо, а ты точно не за всех чародеев здесь страдаешь?
И шепотом же четко изложила свои политические размышления. Он негромко рассмеялся:
Попович, все о Берендии думаешь! Мне, конечно, высокое мнение твое о хитроумии
Не ври. Ты на три шага вперед просчитал.
Ну просчитал
И будешь Блохина от наказания отмазывать?
На основании чего, если забыть на минуточку, что он уже мертв?
Потому что чародей, как и ты. Кстати, ты, может, не заметил, но у нас полгорода мертвецов бегает.
Чародеи перед законом наравне со всеми отвечают, иногда и сверх, потому как
Сила подразумевает ответственность, заключила я с его же скучнейшими казенными интонациями и счастливо хихикнула.
Чародеи перед законом наравне со всеми отвечают, иногда и сверх, потому как
Сила подразумевает ответственность, заключила я с его же скучнейшими казенными интонациями и счастливо хихикнула.
Что-то пребольно стукнуло о колено, я вздрогнула, посмотрела вниз. Зябликов лежал, распластавшись на полу, сжимая в руке берцовую человеческую кость. Ну правильно, я же велела ему Асмодеуса за ногу удерживать. Вот он ее и не выпускает. Барин на явление нового персонажа внимания не обращал, не до того ему было, счет бусинам на тысячи уже шел.
Христофор? вопросил Крестовский.
Не Христофор, а Геродот, поправила я. Геродот, ну-ка, напой мелодию, которую на дудке сыграть надобно.
Герочка напел, я достала из сумочки инструмент.
Ваше превосходительство, извольте повторить.
Ты его в чем валяла? Крестовский брезгливо вытер свисток о манжету.
«Тебе лучше не знать», подумала я, умильно складывая руки у груди, как бы предвкушая грядущее удовольствие. Оно получилось ниже среднего, то ли дудка подкачала, то ли Семенов учитель музыки, то ли, кхе-кхе, сам исполнитель. Но навьему артефакту хватило и этого. Змейка скользнула в руку Зябликову и опала безжизненной лентой.
Все, помахала я, прощай.
Там вас, Евангелина Романовна, в жертву приносить собираются.
Тоже мне новость.
Семен Аристархович немедленно позаботится, чтоб я в некондиции для жертвоприношения была.
Евангелина Романовна, сказал шеф едко, позвольте вас просветить, что для того, чтоб стать жертвой на некромантском алтаре, девственницей быть не обязательно.
Стыдитесь, ваше превосходительство! Как можно? При посторонних! Я имела в виду, вы жизни меня лишите. А вы про что подумали?
Геродот Христофорович явно счел нас ненормальными и покинул пределы чародейской петли по-бритски, то есть исподтишка, и дудку стащить тоже не забыл. Как все-таки выгодно иногда не быть чародеем либо нежитью. На всю тутошнюю кодлу раз-два и обчелся, то есть, натурально, я раз, Зябликов два. И больше никто сюда ни зайти, ни выйти не может. Перфектно.
Сем, а Сем Я взяла ладони Крестовского и приложила к своим ушам. Вот если бы, к примеру, у тебя сапфиры при себе были
Ступай, Гелюшка, уходи Я безумен, совсем скоро остатки человечности потеряю, наброшусь Длинные твердые пальцы нащупали на мочках то, что я с таким трудом сюда принесла. Глаза его зажглись недоверчивым удивлением: Как?..
После расскажу. Бери, чардей, действуй. Сама я дотронуться даже не смогла.
Погоди! Мужские руки крепко держали мою голову. Ты, Попович, великолепно все исполнила. Не дергайся, внимательно слушай. Да, теперь я здесь со всем справлюсь. Но без тебя. Того, что буду сейчас творить, никому не перенести.
Я чувствовала, что он снимает с меня серьги, чародейские сапфиры, наполненные силою блаженненьким Митькой. «Передай гостинец, тетенька, мне они без интересу, а Семушке пригодятся. Добрый он, помочь хотел, уберечь. Нет, никто не усмотрит, даже сам не углядит. Ручками пусть трогает. Имя у тебя какое потешное, Ева и Ангелина». Какое счастье, что я успела с пацанами своими повидаться, не загляни перед визитом к Фараонии в церковную ночлежку, страшно даже представить, каких бы ошибок наделала.
Поторопись, попросила я чародея. Снаружи меня отнюдь не место в партере ждет.
Он посмотрел на янтарную завесу, приподнял золотистые брови:
Понятно В последний момент тебя вытолкну.
Хорошо.
Некромант, о существовании которого я мечтала бы забыть, закончил сбор бусин и теперь желал внимания.
Воркуете, голубки? Встать с коленей Крестовского я даже не подумала, смотрела, как хтонь возвращается к столу. Дура-девка, болван-чародей
Не боялась, вот ни капельки даже. Здесь мне безопасно. А вот там, за завесою
Нос генерала съехал на сторону, открывая сочащиеся гноем дырочки, волосы сыпались на плечи, усеивали мундир седыми клочьями, голос стал противно-скрипучим. Тело Семена, ощущаемое через одежду, теплело, я будто на печи сидела. Он готовился к волшбе, но раз пока меня не выталкивал, время для нее не наступило.
С барыней Бобруйской, Теодор Васильевич, давно знакомы? спросила я светски. Во снах ей являлись?
С Нинелькой-то? хохотнуло чудовище, уже мало похожее на человека. Было дело, баловался, морочил убогую, суккуба изображал. Страсть бабья, она вкусная