Поразмыслив, как лучше поступить с конем, Ингви решил временно оставить его у Мирославы, заплатив её отцу столько, сколько он за это потребует, и дав наперед столько денег на корм, сколько может понадобиться до наступления следующего лета. Возвратиться раньше как уже понял Ингви у него может не выйти. Днепр зимой замерзнет, а вернуться в Константинополь, совершив паломничество на Святую землю, ему удастся, быть может, только поздней осенью.
Если я вдруг вообще не вернусь хотел он было что-то сказать Мирославе, когда они оба стояли в сарае возле коня, поглаживая его по спине, но она не дала договорить.
Я не хочу, чтобы ты завтра ехать.
Она коснулась его руки. Как будто случайно.
чтобы ты никогда ехать.
Ингви, поборов нерешительность, сжал ее ладонь в своей, и Мирослава, сделав шаг, прижалась к нему всем телом.
Затем, не произнося больше ни слова, она ловким движением задвинула на двери засов и повела его за руку в дальний угол сарая туда, откуда доносился запах стогов только что скошенной травы
* * *14 сентября 1017 года, в праздник Воздвижения Креста Господня, в Иерусалиме можно было встретить сотни христианских паломников, прибывших сюда в основном из соседнего Египта и ближайших областей Византии.
Поток богомольцев почти полностью прекратился в 1009 году, когда халиф аль-Хаким в разгар гонений на христиан повелел стереть с лица земли как сам Гроб Господень, так и возведенный вокруг него храмовый комплекс. К счастью, несмотря на все усилия, рабочие халифа, разрушив Храм, так и не смогли разломать до основания гробницу. И когда в 1012 году матери аль-Хакима, исповедующей христианство, удалось наконец убедить сына прекратить преследования ее единоверцев и разрешить византийским священникам отстроить Храм Гроб Господень был восстановлен довольно быстро и паломничества возобновились.
Проведя в этот праздничный день, 14 сентября 1017 года, более часа в молитве у каменной плиты, на которой тысячу лет назад, согласно преданию, лежало тело Спасителя и которая теперь, по мнению всех, лишь чудом избежала уничтожения, Ингви вышел наружу на не по-осеннему свирепствующую здесь жару.
Филипп, ты где? прокричал он по-славянски, пройдясь взад-вперед вдоль строительных лесов, опоясывающих храмовый комплекс, и нигде не обнаружив друга.
Те шесть долгих недель, что длилось путешествие из Киева в Константинополь, Ингви провел в обществе людей, говорящих исключительно на славянских диалектах. И хотя многие с гордостью рассказывали ему о своих скандинавских корнях (ибо прадеды их были не кем иным, как шведскими торговцами, поселившимися на Руси и взявшими себе там жен), смешение со славянским населением зашло уже так далеко, что скандинавский язык был позабыт еще их отцами.
Каково же было облегчение Ингви, когда, отправляясь с группой греческих паломников в плавание на Святую землю, он случайно выяснил, что один из них монах, зовущийся Филиппом, владеет как греческим, так и славянским языком! Пытаться с нуля понять еще и греческий у Ингви, наверно, лопнула бы голова.
Филипп был уроженцем Салоник, города со смешанным греко-славянским населением; грек по отцу и македонский славянин по матери, проведший всё свое детство и отрочество среди людей, говорящих на двух языках. Отец его, служивший в Салониках обычным дьяконом, перебрался затем в Константинополь и, как понял Ингви, стал там со временем какой-то важной шишкой при патриархе. Сам же Филипп совсем недавно принял обет монашества и совершал паломничество на Святую землю перед тем, как навсегда заточить себя в монастыре на Афоне.
Здесь я, здесь, сказал, запыхавшись, прибежавший откуда-то Филипп. Я нашел, кто идет на Иордан. Восемь человек. С нами будет десять.
Ингви потеребил висящий на шее амулет. Его дала ему в дорогу Мирослава.
Еще неделю назад он был твердо настроен на то, чтобы в тот самый день, как он исполнит свой обет, примкнуть к паломникам, держащим путь домой в Константинополь. Но Филипп всё-таки сумел уговорить его. В конце концов, дорога из Иерусалима на место крещения Иисуса и обратно займет не более двух дней а разве способны эти два дня как-то повлиять на то, успеет ли он вернуться к Мирославе до зимы?
Сам Филипп намеревался путешествовать по Святой земле не меньше месяца и горячо убеждал Ингви отправиться вместе с ним сначала к Мертвому морю, а затем посетить Галилею на севере. Где это видано, восклицал он, чтобы человек, проделавший сюда путь с другого конца света, ограничился лишь Иерусалимом и окрестностями?
Сам Филипп намеревался путешествовать по Святой земле не меньше месяца и горячо убеждал Ингви отправиться вместе с ним сначала к Мертвому морю, а затем посетить Галилею на севере. Где это видано, восклицал он, чтобы человек, проделавший сюда путь с другого конца света, ограничился лишь Иерусалимом и окрестностями?
Но больше двух дней Ингви медлить был не намерен, несмотря ни на какие уговоры друга.
Вечером, когда жара спала, они, примкнув к восьми другим паломникам, отправились на Иордан. Ингви ехал верхом на осле, остальные шли пешком.
Как ты думаешь, спросил он Филиппа, смотря на яркие звезды на черном небе, когда они, сделав привал на половине пути и совершив вечернюю молитву, легли спать, она согласится поехать со мной в Данию после того, как мы поженимся?
Филипп пробормотал что-то. Наверняка уже во сне. Все были так измотаны многочасовой ходьбой по пыльным дорогам, что погрузились в сон, едва накрывшись плащом и подложив, кто что мог под голову.
И только Ингви, ехавший верхом и потому не так уставший, все лежал и смотрел на эти звезды такие огромные, что, казалось, до них можно дотянуться рукой, прижимая к сердцу подаренный Мирославой во время их последней встречи амулет.
Глава 4
Денис, выключи ты уже эту дрянь! не выдерживаю я, когда из динамиков автомобиля второй раз подряд раздается похожий на поросячий визг голос: «We are animals».
Напарник неохотно выключает музыку. И какое-то время мы несемся по шоссе, каждый молча думая о своем.
Ох уж эта мода на 80-е двадцатого века Этот жуткий макияж Мирославы. Эти уродливые прически. Когда месяц назад на всей планете была мода на эпоху Барокко, это еще как-то можно было вытерпеть. Но как можно видеть и слушать такое?! Кажется, Денис как раз из двадцатого столетия
Слушай, неужели при твоей жизни и правда такое всем нравилось?
Денис пожимает плечами.
Если честно, я уже и не помню. Я же тебе говорил: прожив тут после воскрешения столько столетий, сколько я, перестаешь что-либо помнить из предыдущей жизни. Словно и не было ее вовсе. Кстати, ты уже последовал моему совету? Записываешь свои воспоминания, пока они еще не исчезли?
А как же! Вот, послушай.
Я быстро нахожу на импланте файлы и, выбрав случайный фрагмент, читаю вслух и с выражением:
«Филипп пробормотал что-то. Наверняка уже во сне. Все были так измотаны многочасовой ходьбой по пыльным дорогам, что погрузились в сон, едва накрывшись плащом и подложив, кто что мог под голову.
И только Ингви, ехавший верхом и потому не так уставший, всё лежал и смотрел на эти звезды такие огромные, что, казалось, до них можно дотянуться рукой, прижимая к сердцу подаренный Мирославой во время их последней встречи амулет».
Ну как? интересуюсь я.
Я что-то не понял, говорит Денис, почему ты о себе в третьем лице пишешь?
А у нас истории только так рассказывались. Предания там всякие, саги. Такой-то пошел туда-то и сделал то-то и то-то. Никогда не слышал, чтобы рассказывали «я пошел и я сделал». Рука не поворачивается так писать. А какая разница? Я же для себя пишу. Как мне удобней, так и пишу.
Я всё понял, ехидничает Денис. Тебе завидно, что о твоем братце Вагне сложили саги, а о тебе нет. Вот ты и решил самостоятельно исправить историческую несправедливость.
Очень смешно Кстати, а вот и персонаж «саги».
Со мной по жетону связывается Филипп.
У меня хорошие новости, улыбается он с экрана.
Я знал, что ты восстановишь стертые данные! радуюсь я. Ты настоящий компьютерный гений.
Нет, погоди. Данные не восстановить. Но оказывается, такая же точно штуковина с утратой данных произошла в системе наблюдения двух других городов в Риме и Париже. В одном из кварталов каждого города. И за тот же самый период с часа до двух ночи! Ну, если считать по нашему времени. У них это было с одиннадцати до двенадцати.
Что же здесь хорошего? Я не пойму.
А то, что это указывает на какой-то синхронный сбой в системе. Непреднамеренный сбой, понимаешь?
Непреднамеренный?!
Ну да. Разве поступали сообщения об убийствах в Риме и Париже? Или каких-то других серьезных преступлениях, совершенных там с одиннадцати до полуночи?
Э-э-э нет вроде.
Ну так вот. Ты ведь не думаешь, что в Риме и Париже данные были стерты специально для того, чтобы мы подумали, будто это непреднамеренный сбой?