А что это я здесь делаю? Путь журналиста - Ларри Кинг 9 стр.


Но для пацана, который спорил с Гербом в кондитерской Мальца, Джеки был вторым базовым игроком, который в сезоне 1949 года выбил 0,342 из 593 ударов с 38 дублями и 37 осаленными базами. Статистика была еще одним преимуществом, которое дал мне бейсбол, и это сильно помогло мне в будущем, когда я стал комментатором. В спорах с Гербом помнить наизусть все цифры было необходимо. Стоило ему поймать тебя на неточностях, и с тобой можно было не считаться. Как после этого можно было верить тому, что ты говорил? Там, где я вырос, точные цифры были мощным оружием. Я один-единственный раз в жизни по-настоящему подрался с Гербом, когда он осмелился заявить, что Снаффи Стернвейсс, игрок второй базы Yankees, лучше Джеки.

Только теперь, оглядываясь назад, я осознаю, как же мне повезло, что я рос на трибунах Эббетс-Филд, и вспоминаю бейсбольные карточки, которые можно было приобрести за 10 центов. Я своими глазами видел Билли Кокса на третьей базе с его потрепанной старой перчаткой. Пока питчер подавал, он держал эту перчатку в правой руке, но потом неуловимым движением набрасывал ее на левую как раз в тот момент, когда нужно было взять мяч, летящий прямо в него с огромной скоростью. Он ловил этот мяч, кидал на него быстрый взгляд и тут же бросал на первую базу. Как мне повезло, что я видел Дюка Снайдера, Вилли Мейса и Стэна Мьюжала по прозвищу «Мужичок», любимого игрока моего брата. Я ездил не раз на стадион Yankees и любовался Джо ДиМаджио. И как бы вы ни ненавидели Yankees, ненавидеть ДиМаджио было невозможно. Смотреть на него всегда было в радость, даже если игра была отвратительной.

Самый печальный момент в моей жизни настал в 1951 году. Этот день стал для меня даже более печальным, чем день смерти моего отца. Дело в том, что, когда умер отец, я не грустил. Я был зол на него за то, что он оставил меня. По степени чистого горя ничто не могло сравниться с «крахом» Dodgers в 1951-м.

В августе мы были первыми в турнире, и оставалось всего лишь полтора месяца игр. Но с каждым днем Giants все больше догоняли нас. Самое ужасное, что их менеджером был не кто иной, как Лео Дюроше тот самый, который покинул Dodgers и перебрался на другой конец города. И мы должны были сохранить лидерство. Но Dodgers выигрывали в двух случаях из трех, а Лео со своими Giants в трех из трех.

Giants нас догнали и перегнали, но Dodgers сравнялись в последней игре, когда Джеки сделал хоум-ран в четырнадцатом иннинге игры с Phillies. Был назначен плей-офф из трех игр. Даже если вы не увлекаетесь бейсболом, вы, возможно, знаете, что это такое. Первую игру выиграли Giants. Вторую Dodgers. Никогда не забуду спортивную колонку Дика Янга накануне финальной игры. Вся колонка была занята словом «первые», кажется, на всех известных языках в мире.

В девятом иннинге мы вели 4: 1. Мы были в одном иннинге от выхода в Мировую серию. Я был на работе в тот момент и слушал репортаж по радио. Естественно, Giants стали нервничать. На место питчера был поставлен Ральф Бранка. На площадку вышел Бобби Томсон. Мы вели 4: 2, и у Giants было два игрока на базе. Все встали по местам. Но никто не мог подумать, что Лео и Giants заметили и расшифровали знаки кетчера с центра поля. А потом Томсон пустил флайбол. Стадион Polo Grounds был не совсем обычным. У него навес слева. Поэтому мяч просто перелетел через крышу. Лео лишь подпрыгнул на своей третьей базе.

Люди услышали голос Расса Ходжеса: «Giants выиграли пенальти! Giants выиграли пенальти!» Но я слушал Реда Барбера, который, должно быть, приготовился к любым неприятностям, поскольку тут же начал говорить о семьях, что потеряли сыновей в Корее. «Для фанатов Dodgers,  сказал он,  завтра снова взойдет солнце»,  но я уже погрузился во тьму и не видел в ней просвета. Я ушел с работы, сел в метро на Бэй-парквей и наткнулся на последнего человека, которого хотел в тот момент видеть,  на Дэйви Фрида. Этот сукин сын хохотал. Он не сказал мне ни слова. Он просто ржал отвратительно, унизительно, так, что я сгорбился и прошел мимо. Никогда этого не забуду.

Через много лет после этого и после того, как Dodgers наконец победили Yankees во «Всемирной серии» 1955 года, я развлекал гостей на банкете, где присутствовали многие игроки Yankees, Dodgers и Giants. Под конец мероприятия я попросил подняться Бранку и Томсона. Я посмотрел на Бранку, потом на Томсона. И сказал ему: «Я до сих пор вас ненавижу».

Другая точка зрения

Герб «Деляга» Коэн

В 1951-м, в год великих побед Giants, Ларри постоянно вступал в перебранки с фанатами этой команды. Причем не только с нашими приятелями, но и с их отцами. Ларри тогда был ходячей энциклопедией бейсбола. Он швырялся цифрами направо и налево, чем приводил 50-летних мужиков в такое бешенство, что они готовы были удавить его.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Через много лет после этого и после того, как Dodgers наконец победили Yankees во «Всемирной серии» 1955 года, я развлекал гостей на банкете, где присутствовали многие игроки Yankees, Dodgers и Giants. Под конец мероприятия я попросил подняться Бранку и Томсона. Я посмотрел на Бранку, потом на Томсона. И сказал ему: «Я до сих пор вас ненавижу».

Другая точка зрения

Герб «Деляга» Коэн

В 1951-м, в год великих побед Giants, Ларри постоянно вступал в перебранки с фанатами этой команды. Причем не только с нашими приятелями, но и с их отцами. Ларри тогда был ходячей энциклопедией бейсбола. Он швырялся цифрами направо и налево, чем приводил 50-летних мужиков в такое бешенство, что они готовы были удавить его.

После хоум-рана Бобби Томсона Ларри целых три дня никто не видел. Каждый фанат Giants, живущий по соседству, недоумевал, куда же подевался Ларри? Они не могли дождаться, когда же смогут поиздеваться над ним.

Но Giants попали во «Всемирную серию» и стали проигрывать Yankees. И тут Ларри внезапно объявился и вновь начал издеваться над фанатами Giants, говоря, что их команда позорит Национальную лигу. Он доводил стариков до безумия.

Хотя нам хватало страстей и в бейсболе, и в кондитерской Мальца, примерно в шестнадцать мы начали интересоваться женским полом. Женщины всегда были для меня загадкой. Чем больше я о них узнавал, тем больше понимал, что ничего не знаю. Как-то раз я беседовал со Стивеном Хокингом, физиком, специалистом по черным дырам в космосе. В конце интервью я спросил у него: «Вас называют самым умным человеком на Земле. Есть ли что-то, чего вы не знаете? Что вас до сих пор продолжает поражать?» И он ответил: «Женщины».

Лично для меня это всегда чем-то напоминало песенку из «Моей прекрасной леди».

Почему женщина не может быть больше похожа на мужчину? Ты действительно обидишься, если я забуду про твой дурацкий день рождения?

Я никогда всерьез не обсуждал девушек со своей матерью. Ведь мать это не женщина, это мать. Мои отношения с противоположным полом в школе Лафайета начались не слишком хорошо. Мы с Гербом поспорили на пять долларов, что я смогу проводить Айрис Зигель. Айрис была самой очаровательной девушкой из команды поддержки, недосягаемой мечтой, но я мог бы выиграть пари, потому что все, что от меня требовалось,  спуститься вместе с ней по школьной лестнице.

«И я не должен буду держать ее за руку и все такое?»

«Ладно,  согласился Герб.  Пять баксов».

Я прямо направился к Айрис и попытался напроситься проводить ее. Но она сказала, что очень торопится на тренировку. Я признался, что поспорил с приятелем на пять баксов и даже пообещал отдать эти деньги ей. Но она была непреклонна и отправилась, куда собиралась. Не было большего унижения, чем отдавать Гербу эти пять баксов на глазах у всех наших приятелей, собравшихся у этой чертовой лестницы.

По крайней мере тогда мне так казалось. Но мой первый поцелуй был еще хуже. Был прохладный вечер, и я только что начал курить. Подружка А-Бэ жила на одном конце квартала, подружка Герба на другом. А моя посередине. Ее звали Джуди. Мне было, наверное, лет семнадцать. Я провожал ее домой с сигаретой, торчащей в зубах, потому что считал, что так я похож на Хемфри Богарта. Мы начали подниматься по ступенькам. Она обернулась ко мне, прикрыла глаза и выпятила губки. Черт побери, меня хотят поцеловать! И я ответил на поцелуй с сигаретой в зубах. Она заорала так, что вспыхнули все огни в квартале. Примчались Герб и А-Бэ. По лестнице сбежал отец Джуди. Она плакала. Я оправдывался от чистого сердца: «Я только что начал курить. Я сам не знал, что делаю, прости, прости меня, пожалуйста!»

Герб присмотрелся к губе Джуди и сказал: «Не переживай. Дырка через пару лет зарастет»

Примерно тогда же человек двадцать парней из нашего района объединились в клуб под названием Warriors. У нас были куртки с буквой W на левой стороне груди. Мы собирались в подвале у А-Бэ, заводили проигрыватель и крутили пластинки. Как-то раз мы с Гербом затащили в наш клуб девчонок Терезу и Анджелу. Тереза сказала: «Я не буду с тобой целоваться, если не будет музыки».

Но наш проигрыватель был сломан. Поэтому Герб сказал: «Поди наверх и принеси радио А-Бэ. Приемник у него в спальне».

Я добыл приемник. Но когда я проходил через кухню, чтобы спуститься обратно в подвал, то наткнулся на мать А-Бэ, Дору, которая готовила печенку.

«Куда это ты направился с приемником моего сына?»

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА
Назад Дальше