Древнерусский «извод», «извод» Русской Правды, по-видимому, уходит корнями в общинные отношения и относится к общинным правовым институтам. По мысли Ю. Г. Алексеева, «при любом понимании роли коллегии на изводе не возникает сомнения в том, что само ее существование проявление действенной, существенной роли общины первичной ячейки раннесредневекового общества во всей Европе у сербов и датчан, византийцев, салических франков, англосаксов и русских»[250].
Н. А. Максимейко полагал, что «извод» Русской Правды состоял из свидетелей и не являлся судебной коллегией[251]. Однако в некоторых сербских памятниках соприсяжники-поротцы прямо именуются «судьями»[252].
По мнению Н. Л. Рубинштейна, функциями «извода» были и свидетельство, и приговор, но главным образом коллегия «извода» выступала в качестве свидетелей доброй веры[253].
А. А. Зимин писал, что «извод» Правды это «древний суд старейшин»[254]. Автор полагал также, что «извод» мог быть промежуточной стадией «свода» Русской Правды[255]. Интересно отметить, что данное предположение соотносится со ст. 193 Законника Стефана Душана, определяющей порядок ведения «свода»: если обвиняемый скажет, что вещь он «купил в чужой земле», то «да оправе доушевьници от глобе, ако ли га неоправе доушевьницы, да плати зь глобом» («да оправдают его присяжные от пени, если же не оправдают его присяжные да платит с пенею»)[256].
I Литовскому Статуту известен и термин «довод» в значении «доказательство». «Довод» хорошо известен и восточнорусским памятникам права. Отмечалось, что это слово известно в ранний период у поляков и чехов, тогда как в древнерусских домонгольских источниках «довод» не встречается и появляется в восточнославянской письменности поздно[257].
Однако глагол «довести» в связи с обвинением встречается в новгородской берестяной грамоте 531 (рубеж XIIXIII вв.): «Еси возложило то слово тако доведи», т.е. «обвинил докажи»[258].
1.3. Головщина, бой, разбой, наход, грабеж
Эти термины относятся к уголовному праву и обозначают уголовные преступления.
Русской Правде известен термин «головничество» в значении штрафа за убийство. Ф. И. Леонтович считал «головщину» I Литовского Статута дальнейшим развитием института «головничества» Правды[259].
«Головщина» известна и Псковской Судной грамоте, причем под «головщиной» как Грамота, так и Статут понимают не только штраф за убийство, но и собственно убийство[260].
Приведем примеры.
Статья 96 Псковской Судной грамоты гласит: «А где учинится головщина, а доличат коего головника, ино князю на головниках взять рубль продажи»[261].
I Литовский Статут в ст. 1, р. VII, в частности, говорит, что «головщина з ыменя его близким забитого маеть быти плачона», ст. 16 этого же раздела устанавливает: если тот, на кого напали «а веджо так, иж тую головщину вчинил, боронячи живота своего за початком того забитого, от вины и от головщины прожен»[262].
Можно думать, что Псковская Судная грамота к убийству относит не только умышленное убийство, но и лишение жизни, последовавшее в результате побоев или нанесения телесных повреждений[263]. Ст. 26 Грамоты предусматривает, что истец при доставке ответчика в суд бьет его и мучает: «А учинит головщину, быти ему самому в головщине»[264]. Нанесение побоев, телесных повреждений и в Пcковcкой Судной грамоте, и в I Литовском Статуте называется «боем». «Бой» по Псковской Судной грамоте преступление против личности человека, рассматриваемое как отдельно, так и в сочетании с «грабежом»[265].
I Литовский Статут рассматривает «бой» как отдельно, так и совместно с «грабежом» и «гвалтом»[266].
Ст. 1 Псковской Судной грамоты выделяет такие преступления как «разбой», «наход», «грабеж», относя их к компетенции «княжего суда»[267].
Первое из этих преступлений известно как Русской Правде, так и Статуту. Правда отличает «разбой» как неспровоцированное нападение с целью убийства от «убийства в сваде или пиру явлено»[268].
Псковская Судная грамота не дает четкого определения «разбоя». В ст. 1 «разбой» приравнен к «грабежу», в ст. 16 к «бою» и «грабежу», т.е. к злостному избиению, сопряженному с насильственным отнятием имущества. Грамота не разделяет, таким образом, четко «разбой» и «грабеж»[269].
Псковская Судная грамота не дает четкого определения «разбоя». В ст. 1 «разбой» приравнен к «грабежу», в ст. 16 к «бою» и «грабежу», т.е. к злостному избиению, сопряженному с насильственным отнятием имущества. Грамота не разделяет, таким образом, четко «разбой» и «грабеж»[269].
«Разбой» I Литовского Статута совершается на дороге. При этом доказательством служат «раны» потерпевшего. Если ранение сопровождалось отнятием имущества, то разбойника карали смертью, если же захвата имущества не происходило, то «разбойник» должен «раны ему платити», но смертной казни уже не подлежит[270].
Если Русская Правда назначает за «разбой» «высшую меру наказания» «поток и разграбление», то по Псковской Судной грамоте виновный платит «продажу» князю.
Н. А. Максимейко отметил, что в числе преступлений Литовского Статута есть преступления неизвестные Русской Правде, и в частности «наход»[271]. Псковская Судная грамота только лишь упоминает «наход», не раскрывая сути этого преступления. В XIX в. И. Энгельман объяснял «наход» Грамоты как нападение с целью грабежа, покушение на грабеж[272]. Мнения о «находе» Псковской Судной грамоты как нападении с целью грабежа придерживался и В. О. Ключевский[273].
М. А. Брицын писал, что слово «наход» распространено в псковских и белорусских говорах[274].
I Литовский Статут посвящает «находу» отдельную ст. 16. р. II. «О обороне земской». Статья имеет название «О наход або гвалт военный» и говорит следующее: «А если бы хто, будучи на службе нашой, на войне нашол один на другого на обоз або на стан кгвалтом, а ранил або вдарил кого, таковый кгвалтовник горло тратит»[275]. Под «находом» здесь можно также понимать нападение с целью грабежа. Если по Статуту «наход» карается смертной казнью, то Грамота наказывает за одноименное преступление довольно мягко[276].
По мнению Ю. Г. Алексеева, решающее значение для понимания псковского «находа» имеет текст главы 29, зачала 17 древнерусского перевода Эклоги. Эта глава в древнерусском переводе озаглавлена «О творящих нахождения и залоги приемлющих». «Нахождения» это и есть самоуправные нападения[277].
I Литовский Статут знает также термины «наезд», «наездка», «наехал», которые обозначают самоуправные нападения, совершаемые шляхтой. Так, ст. 13 р. II Статута говорит о случае, когда шляхтич, «едучи на войну», «наеждчал на дом або гумна»; наказание при этом определяет мягкое («то за каждым своим наездом мает кгвалт платити»), ст. 6. р. VI упоминает «кгвалт и наездку домовую», ст. 1, 2, р. VII карает того, кто «наехал на дом», уже смертной казнью, ст. 5 р. VII говорит о «наезде» на «имене» и «подданых», ст. 19 о том, «хто бы на чие село наславши, або сам наехавши побил и поранил и пограбил», причем наказывает преступление мягко уплатой «гвалта»[278].
Если по Псковской Судной грамоте «наход» отнесен к компетенции «княжего суда», то в Судебнике Казимира «наезд», как особо злостное преступление, относится к компетенции суда великого князя и рады[279].
Это подтверждает предположение, что термин «наход» Псковской Судной грамоты, как и «наезд» Новгородской Судной грамоты, обозначение вооруженной борьбы между частными собственниками за их владения[280].
По Новгородской Судной грамоте «наезд», так же как и в I Литовском Статуте, самоуправное нападение с целью завладения земельной собственностью: «А кому будет о земле дело, о селе, или о дву, или болши, или менши: ино ему до суда на землю не наезщать, ни людей своих не насылать, а о земле послати к суду»[281].
В Великом княжестве Литовском, после поглощения западнорусских земель Польшей, такого рода самоуправные нападения стали «хроническим недугом общественной жизни»[282].
Подобные противоправные действия известны и в других славянских странах: властельские «наезды» в Сербии, шляхетские «наезды» в Чехии и Польше[283]. Так, в польской «Великой хронике» читаем: «Было в Польском королевстве право, одобренное авторитетом древнего установления, чтобы любой знатный, отправившись торжественно в путь, насильственно разграблял амбары и житницы бедняков, отбирал бы у них продовольствие для того, чтобы кормить своих лошадей»[284]. Примечательно, что Законник Стефана Душана, подобно I Литовскому Статуту, рассматривает «наезд» в комплексе с насилием: «А коли кога обрете наезда или сила»[285] В Статуте насилие обозначается термином «кгвалт» (от нем. Gewalt насилие). «Наезд» встречается и в Полицком Статуте. В статье, озаглавленной «Од женьского наеахиванья на човика», речь идет о женщине, которая набросилась на мужчину (человека) с руганью, т.е. о простом нападении[286]. Можно предположить, что изначально термины «наезд», «наход» означали обычное нападение, а уже впоследствии особый вид преступления. По В. И. Далю, «наход», «нахождение» простое нападение[287].