I Литовскому Статуту известен термин «звод», употребленный единожды в ст. 11, р. III «О звод шляхетства», устанавливающей порядок принадлежности к шляхетскому сословию. Способом доказательства является присяга: «И мают тые бояре, которых он поставить, при нем присягнути иж он есть з роду шляхтич»[223]. «Доказать» здесь значит «вывести»: «мает при нем присягнути, иж есть з роду шляхтич; тыми ся мает вывести», «вывести перед врадом (судом) шляхетство свое»[224]. Глагол «вывести» в значении «доказать» употребляется в I Статуте неоднократно.
В Псковской Судной грамоте широко распространен глагол «извести». Так, например: «О лешеи земли будет суд, а положат грамоты и двои на одну землю, а зайдут грамоты за грамоты, а истца оба возьмут межников, да оба изведуться по своим грамотам, да перед господою ставши межником межничество сьимут ино им присужати поле»[225].
«Извести» в Грамоте по смысловому значению означает «доказать». Такого мнения о глаголе «извести» Псковской Судной грамоты придерживался В. О. Ключевский[226].
Итак, «извод» Псковской Судной грамоты, как и «звод» I Литовского Статута, несет на себе признаки оправдательной присяги («у креста поставить своего истца»). По Грамоте снявший с себя подозрения становится поручителем в том, что новый ответчик явится в суд («а тот порука кто извод поставил»)[227]. «Извод» «звод» Псковской Судной грамоты и I Литовского Статута подтверждает точку зрения на «извод» Русской Правды как институт, связанный с соприсяжничеством, коллективной оправдательной присягой.
«Извод» как понятие, тождественное своду, выступает в Двинской уставной грамоте: «А кто у кого познает, что татебное, он с себя сведет до десяти изводов нолны до чеклого татя»[228]. Однако можно допустить, что здесь допущена ошибка по причине сходства этих терминов.
Русская Правда гласит: «Аже где взыщет на друзе проче, а он ся запирати почнеть, то ити ему на извод пред 12 человека (мужа); да аще будет обидя не вдал будет достоино ему свои скот, а за обиду 3 гривне»[229].
«Извод» Русской Правды, по мнению Я. Н. Щапова и Н. Л. Рубинштейна, связан с древнейшим общинным судом[230].
По мысли Я. Н. Щапова, судебный орган, называемый «изводом», состоял из двенадцати человек, вероятно, глав семей, а следовательно, древнерусская община представляла собой соседскую организацию, состоящую из семидвенадцати и более семей[231]. Принимая точку зрения Я. Н. Щапова на «извод» как общинный судебный орган, нельзя согласиться с утверждением о том, что древнерусская община состояла из семидвенадцати и более семей. Число двенадцать нельзя связывать с числом семей, дворов, входивших в территориальную соседскую или кровнородственную общину. Это число, будучи «классическим» числом присяжных, связано с соприсяжничеством у многих народов.
Приведем примеры.
В раннесредневековой Норвегии в общинном суде решающую роль играло свидетельство двенадцати «хольдов». Если не находили «хольдов», то их заменяли «бондами»[232]. В Швеции известна коллегия «12 мужей, которые с незапамятных времен помогали судоговорению в качестве голоса народа»[233].
Чрезвычайно важно отметить, что одно из постановлений шведского Закона Вестьетов XIII в. тождественно положению ст. 15 Русской Правды об «изводе»: «Если кто требует с другого долг, тогда он должен призвать его соседей, позволить им присутствовать и слышать, что он требует с него долг. Тогда он может взять с него залог позже, если он хочет. Если у него есть долг, который нужно требовать, тогда он может требовать его законно, как говорит закон. [Он должен возместить долг] и принести клятву, если они сошлись во мнениях, что у него нет больше того, что следует возмещать. Если он отрицает и говорит, что у него нет долга, который он должен ему возместить, тогда он должен клясться с двенадцатью людьми, что у него нет долга, чтобы ему возмещать, или какого-либо дара, чтобы отплатить. Если он не является по вызову, то платит 16 эртугов три раза и возвращает долг. Залог нужно освобождать с долгом и клятвой двенадцати людей»[234] (ст. 7. «Глава о беззакониях»). Вероятным источником данных норм Русской Правды и Закона Вестьетов могли послужить нормы обычного права.
В сербской грамоте 1354 г. Стефан Душан поручает «12 добрым старцам» провести границы монастырского выгона: «И посла царьство ми судию паробька да имь освободи одь станыкь и одь конюхь забель црьковнии понорьць и кроушь чицоу и Лабаикево, да нагю одь Ораховци ВI старьць добрихь чловек»[235] Законник Стефана Душана в ст. 153 определяет количество «поротцев» для рассмотрения судебных тяжб: для больших дел 24 человека, меньших 12 человек, самых маленьких 6 человек. Обвинение или оправдание происходило большинством голосов; присягнуть должно было большинство от этого количества. К соприсяжничеству у сербов допускались и женщины[236].
Cоприсяжничество «поротье» 12 присяжных известно и другим южнославянским памятникам права. Об этом свидетельствует, составленный около 1388 г. Статут острова Крка, в котором, в частности, говорится: «ведоки да она има присегци само 12», «га мози га ротити само 12»[237]. Винодольский Закон в ст. 11 «О татьбе и насилии» также предусматривает оправдательную присягу двенадцати человек: «Ако свидоци онде нису има присеhи ки таи самодванадесете, а то ако се учини тако в ночи тако ва дне». («Когда свидетелей там нет, отрицающий должени присягнуть сам 12, случись это ночью или днем»)[238]. По Полицкому Cтатуту обвиненный в краже, доказывая свою невиновность, требует назначить «поротье сам 12»[239]. Cтатья 17 а) памятника говорит также о том, что «поротити има по закону само два на десете»[240].
В Чехии второй половины XIII в. существовала коллегия «двенадцати панов» для вынесения приговора[241].
По нормам обычного права албанцев XVIIIXIX вв.: «Если девушка, которая забеременела вне брака, указывает на кого-то как на виновника, а тот не признается, в этом случае назначают 12 человек из племени, чтобы они его оправдали, и если они поклянутся, что он не имел сношений с той девушкой, он считается оправданным, а если они не могут поклясться, тогда он признается в этом деле виновным». Или же: «Если у албанца украли что-либо и он подозревает в этом кого-либо, он требует, чтобы подозреваемого оправдали люди из его братства, то есть чтобы они поклялись в церкви, что он не крал той вещи, а присягающих избирает тот, у кого украдена вещь; если эти люди поклянутся, тот, кто был под подозрением, будет оправдан, а если за него не могли поклясться, тогда он должен платить, если даже в действительности не брал вещи»[242].
В Германии XVI в. «суд длинных копий» у ландскнехтов существовал параллельно с обычным судом, осуществлявшимся судебным старшиной и судом 12 постоянных судей[243].
У раннесредневековых англосаксов судебным органом, состоявшим из общинных представителей, была коллегия 12 старших тэнов (yldestan thegnas). Они приносили клятву в том, что «не осудят невиновного, не сокроют преступника»[244]. В компетенции коллегии тэнов также было рассмотрение мелких судебных дел, преследование и арест преступника, сбор некоторых судебных штрафов, исполнение отдельных административных функций[245].
Спорным представляется взгляд на «извод» Л. В. Милова, который пишет: «Извод пред 12 человека Правды Ярослава еще имел скорее всего, мужей в качестве особой категории послухов послухатаев, т.е. людей, ведущих следствие и даже решающих судебные дела. Но к концу X в. этот процессуальный институт под воздействием активизирующихся механизмов княжеской власти уже исчезал»[246].
Как явствует из приведенных материалов, видоизменившись, «извод» Русской Правды сохранил жизнеспособность и в Псковской земле, и в землях Великого княжества Литовского. Ф. И. Леонтович писал о «зводе» соседей на «копах» «копных» судах в русских землях Великого княжества, о «литовской копе», состоявшей из двенадцати присяжных «мужей копников»[247]. «Извод» действовал и в восточнорусских землях. Так, в относящемся к 14841485 гг. «Докончании великого князя Ивана Васильевича с великим князем тверским Михаилом Борисовичем» говорится: «А татя, розбойника, грабежчика, душегубца, где имут, тут судят. [А учнет] ся прости на извод, ино ег(о) на извод пустити»[248]. «Извод» выступает здесь как особый, вероятно, независимый от великокняжеской администрации, судебный орган. По мнению В. А. Кучкина, перечисленным в «Докончании» категориям преступников «предоставлялось право на извод, и в таком случае они могли при суде требовать опроса свидетелей»[249].