Мы подходим, сказал Максим Андреевич, глядите, пожалуйста под ноги, не наступите на стекло.
Здесь что-то разбили? спросил Бурдюков, высоко поднимая ногу и выбирая место для следующего шага.
В полутьме коридора едва можно было разобрать, где смутно белеют осколки.
Это для безопасности, непонятно объяснил доктор.
Метров пять они шли очень аккуратно.
Я здесь устроил что-то вроде лагеря, сказал Максим Андреевич. За поворотом сейчас будет растяжка.
Что?
Бурдюков осознал смысл слова, когда нога его наткнулась на натянутую поперек коридора проволоку, а в стороне, за стеной, сигналя, громко забрякали друг о дружку привязанные железки.
Простите.
Максим Андреевич махнул рукой.
Ничего. Зато кое-что проверим.
Он шагнул к двери, спрятавшейся в нише. В руке у него появился вполне обычный ключ. Он провернул его в замке.
Тихонько, сказал доктор еле слышно и приложил палец к губам.
Первая комнатка была пуста, ободрана до штукатурки и представляла из себя тамбур, примыкающий к большему помещению. Несколько шагов и тонкие двустворчатые двери чуть слышно скрипнули, впуская Максима Андреевича и Бурдюкова в светлый зал, простроченный солнцем через узкие оконца.
Играла, искрилась пыль. Пахло кофе. Вытертая ковровая дорожка бежала в дальний конец. У стены напротив окон стояли четыре койки, две заправленные, две с перекрученными одеялами, еще две койки углом располагались дальше, белели тумбочки, на столе, составленном из столиков поменьше, все было приготовлено к завтраку на четырех тарелках розовела какая-то смесь, из полных чашек тянулся вверх парок. Никого из собравшихся завтракать, правда, видно не было.
Максим Андреевич огляделся, кивнул Бурдюкову и пошел вперед, нарочито громко вбивая в пол каблуки.
Эй! крикнул он, подойдя к столу. Хватит прятаться!
Ему никто не ответил.
В целом, вы молодцы, сказал, обращаясь в пустоту, доктор. Но все же оставлять такие явные следы присутствия нельзя.
Он постучал по столу пальцем, вызвав дребезжание ложки в ближней чашке.
И что?
В конце зала открылась дверь, и в проеме возник низкий худой человечек в растянутом зеленом свитере и в спортивных штанах. Голос у него был тонкий и скрипучий.
Не выливать же кофе? С таким трудом нашли.
А то, что вы поневоле своим столом выдали как число скрывающихся здесь людей, назидательно произнес Максим Андреевич, так и то, что далеко убежать отсюда вы не могли, вам не пришло в голову?
А мы знали, что это вы.
Человечек, улыбаясь, направился через зал к доктору. За ним в дверь проскользнули высокий тощий блондин и угрюмый бородатый здоровяк.
А где Перышкин? спросил Максим Андреевич.
Здесь.
Из-под одной из кроватей шустро выбрался паренек в трусах и майке.
Обитатели зала столпились вокруг доктора. Бурдюков не спешил к ним приближаться. Незнакомые люди. Неизвестно, что у них на уме.
Здрасьте, Максим Андреевич!
Перышкин, поднявшись, подал доктору ладонь.
Здравствуй, Саня.
Как там? парень шмыгнул носом. Нас ищут?
Нет, ответил Максим Андреевич. Никто давно не ведет учета.
Люди-тени, хмыкнул тощий блондин.
Вы принесли нам что-нибудь? спросил человек в зеленом свитере, бросив на Бурдюкова недовольный взгляд.
Я достал две банки консервированной свинины, но принесу их только завтра.
Жаль. Эта паста жуткая дрянь.
Доктор вздохнул.
Что поделать. В распределителе только этой дрянью и можно разжиться, не вызывая подозрений.
Понятно.
Человек в свитере, утратив интерес к разговору, отошел к столу. Вместе с ним засеменил, опустился на стул бородач. Они застучали вилками, неторопливо доедая свои порции.
Анатолий, ну что вы! чуть ли не обиделся Максим Андреевич. Вы же ели пасту и похуже, здешняя более питательная.
Я ел не пасту, мрачно ответил Анатолий, оттянув ворот свитера, я ел паштеты и макароны, и рыбу, и винегрет, и курицу ел жареную, мы готовили изумительную курицу, корочка золотистая, мясо нежное
Вам это только казалось.
А мне думается, что я ее ел!
Анатолий склонился к тарелке. Его нервное лицо приобрело выражение озлобленной решимости. Впрочем, ничего больше он не сказал.
А мне думается, что я ее ел!
Анатолий склонился к тарелке. Его нервное лицо приобрело выражение озлобленной решимости. Впрочем, ничего больше он не сказал.
Ладно, после некоторой заминки потянул к себе Бурдюкова доктор, я привел к вам нового жильца!
Ага! Саня! улыбаясь, подал ладонь Перышкин.
Бурдюков пожал.
Сергей.
Я тоже Сергей, сказал тощий блондин.
Это Анатолий, это Василий, показал на сидящих Максим Андреевич. В общем, устраивайтесь
Бурдюков хотел кивнуть, но в глазах его вдруг потемнело, Максим Андреевич, отдаляясь, превратился в белое пятно, а в спину ударило что-то мягкое.
Что с ним? словно сквозь вату услышал он.
Кажется, обморок.
Он больной?
Это голодный обморок. Дайте воды! требовательно прозвучал голос Максима Андреевича.
Кофе?
Давайте!
Бурдюков почувствовал, как горькая жижа проникает в рот, и окончательно потерял сознание.
4-е октября
Очнулся он от неудобства в левой руке. Что-то стесняло ее движения в локте.
Приподняв голову, Бурдюков обнаружил, что находится все в том же зале на кровати в дальнем конце.
Руку обжимала странная манжета с поперечной металлической пластиной. На пластинке помигивал желтоватый светодиод.
Было светло.
Ага! поднял голову сидящий за столом тезка-блондин. Вы проснулись?
Да, сказал Бурдюков и осторожно принял сидячее положение. У меня тут это.
Он выдвинул плечо, показывая манжету.
Это Максим Андреевич вам прилепил, сказал блондин, подойдя. Такой приборчик, мини-доктор. Сейчас сниму.
Он сдвинул на манжете какую-то защелку, и она с шипением опала с руки. На сгибе локтя остался кружок из красноватых точек, как от аппликатора.
Есть хотите?
Бурдюков кивнул.
У нас паста с консервами, сказал блондин, помогая тому подняться. Не бог весть что, но на самом деле вкусно.
Долго я спал? спросил Бурдюков, неуверенно вышагивая к столу.
Почти день, улыбнулся тезка.
Он подставил стул и подвинул тарелку. Бурдюков сел.
Ешьте, сказал блондин.
Спасибо.
Бурдюков склонился над едой. Слабый мясной запах напомнил ему о Магде. О салатах и омлетах, которые она готовила. Или не готовила? Было ли это вообще отец, сосед, Магда? А пластинка на затылке? Бурдюков поднял руку и коснулся черепа за ухом. Где же
Зал на мгновение подернулся рябью, качнулся против часовой стрелки, грозя сделать пируэт, и Бурдюков зажмурился и схватился пальцами за край стола, упреждая головокружение.
Дышите глубже, подсказал ему блондин.
Бурдюков задышал.
Нет, я не понимаю, услышал он нервный голос человека, которого Максим Андреевич назвал Анатолием, мы что, богадельня? Подбираем сирых и убогих? У одного припадки, у другого обмороки. А по этажам кто ходить будет?
У меня не было припадка! выкрикнул Перышкин.
А выпрыгнуть кто хотел?
Это раньше!
Послышались быстрые, удаляющиеся шаги. Бурдюков открыл глаза и успел заметить, как спина Сани Перышкина пропадает в дверях. Анатолий с молчаливым бородачом Василием, сдвинув кровати и проложив между ними лист пластика, двигали по нему какие-то нелепые фигурки, кажется, играли в шахматы.
Он вернется, сказал Анатолий, перехватив взгляд Бурдюкова. Псих хоть и патентованный, но быстро остывает.
А мы кто? спросил Бурдюков.
Сидящий спиной бородач обернулся через плечо.
В смысле? Анатолий поднял одну из фигурок.
Ну, для чего мы Максиму Андреевичу?
Это, конечно, пра-авильный вопрос, протянул Анатолий, оценивая положение на шахматной доске, но, боюсь, ответ вам не понравится. Он никому здесь не нравится. Мы, видите ли, изгои.
Он поставил фигурку обратно. Его оппонент хмыкнул и принялся задумчиво чесать бороду.
Не слушайте его, наклонился к Бурдюкову тезка. Мы силы сопротивления. Понимаете? Мы должны все изменить!
Ага, сказал Анатолий, поправляя фигурку, именно мы для этого и подходим как нельзя кстати. У нас у всех за плечами большой и драгоценный опыт и множественные награды. Это сарказм, если что. Ходите, Василий.