Но мы же не строители?
Нет, куда нам.
Виктор перешел в спальню. Бурдюков последовал за ним.
А у нас вредное производство?
Магда вот вредное производство, сказал Виктор, указывая Бурдюкову на жену.
Мимо, бочком-бочком, с тапочками, прижатыми к груди, протиснулся смущенно улыбающийся сосед Павел, кивнул, пожал ладонь, пропал за дверью. В гостиной что-то мягко упало то ли подушка, то ли спальный мешок. Слышимость! Виктор стянул со стула брюки и рубашку, принялся одеваться.
Вить, повернул его к себе Бурдюков, это тайна?
Что?
То, где мы работаем?
Брат постоял, соображая, глазами ушел в себя. Пальцы его замерли, до половины вдев пуговицу в петлю.
Н-нет, сказал он наконец, и пальцы его вновь пришли в движение, не думаю, глупости. Какая тайна?
Но тогда чем мы занимаемся? спросил Бурдюков.
Сергей, очень серьезно ответил ему Виктор, мы не занимаемся, мы работаем.
А-а! закричал Бурдюков. Здесь что, все старательно делают из меня дурака?
Стало вдруг тихо.
Остановилось время и всякое шевеление. Из гостиной в приоткрывшуюся дверь на Бурдюкова уставились шесть пар глаз и две голые груди. Виктор и вчерашняя пожилая чета родственников, сидящая на низких матрасах у окна в спальне, не отставали, избрав объектом притяжения своих взглядов его переносицу и брови.
Пауза длилась, наверное, секунд десять.
Бурдюков ждал ответа, а вопрошаемые, похоже, и не собирались отвечать. Во всяком случае, в лицах всех этих доселе незнакомых людей, занимающих его жилплощадь, читалась какая-то брезгливая отстраненность.
Будто он только что шумно испортил воздух.
Се-еренький! комкая тишину, апофеозом раздался сонный, тягучий голос Магды. Что ты все кричишь?
Она выставила вверх пухлые руки.
Иди сюда.
И все вновь, с едва уловимым облегчением, заработало, задвигалось, обрело звучание, люди потеряли Бурдюкова и занялись привычными делами.
Серенький!
Магда, привлекая его внимание, сжала и разжала пальцы.
Отец просил тебя разбудить, наклонился к жене Бурдюков.
А я уже встала! сказала Магда, лукаво улыбнувшись.
Она ловко притянула его к себе, ткнулась губами.
Погоди, пробормотал Бурдюков, пытаясь освободиться. Утро уже, на работу пора.
Ты хочешь уйти от меня? прошептала Магда, заглядывая в него большими мутноватыми глазами. У тебя кто-то есть?
Нет, сказал Бурдюков, просто завтрак
Я твой завтрак. Съешь меня!
Люди же!
Когда нам мешали люди, Серенький?
Почему их так много? спросил Бурдюков, целуемый в паузах между словами. Я их не знаю.
Идиот!
Магда отпихнула его и перевалилась на кровати тяжелым комом, закуталась в одеяло.
Магда.
Бурдюков растерялся от внезапной, враждебной перемены. Что-то с Магдой было не то. Он же не сказал ничего обидного.
Все! Я с тобой не разговариваю.
Жена, попыхтев, села к нему спиной. Одеяло сползло, открывая возмущенные плечи. Пожилые родственники, поддерживая друг друга, тихо вышли. Причем мужчина укоряюще качнул головой. Виктор скатал матрас и засунул его под кровать. В гостиной шумели, кажется, ставили стулья и разбирали тарелки.
Магда, не время дуться, сказал Бурдюков.
Да уж, Магда Иосифовна, присоединился к нему Виктор, вы можете не кормить мужа, но не кормить весь остальной народ не можете.
И ты идиот! прошипела Магда. Я знаю.
Она величественно встала. Бурдюков отступил, пропуская ее к двери.
Подай, вытянула руку в сторону висящего на плечиках платья жена.
Бурдюков с братом кинулись к платью вместе. Плечики висели на гвозде. Бурдюков был сильнее и победил, спиной оттеснив претендента.
Вот.
Магда молча взяла платье.
Что здесь за возня? вошел в спальню отец. Где завтрак? Мы там сидим
Я уже иду.
Магда накинула платье. С вырезом в бирюзовых волнах. Виктор выскользнул в гостиную. От увиденного в приоткрытую дверь у Бурдюкова зарябило в глазах. У длинного стола толклось человек двадцать. Часть сидела, часть подтягивала диван.
Все, сказала Магда.
Мимоходом мстительно ущипнув Бурдюкова, она вышла, нет, величественно выплыла из спальни. Ее встретили приветственным гулом. Какой-то худой, лысый от избытка чувств с тарелкой, прижатой к животу, рухнул на колени. Цирк! Дешевый театр.
Что за столпотворение?
Постой, отец поймал за рукав двинувшегося из спальни Бурдюкова.
Что?
Какого дьявола ты делаешь?
В каком смысле?
Отец пошевелил челюстью.
В смысле дурацких вопросов, сказал он.
А я не могу
Шлеп! Отец отвесил ему оплеуху и, развернувшись, оставил в спальне одного. Дверь пригасила звуки и веселый голос Магды: «Сегодня у нас все на скорую руку. Извините уж. Сегодня у нас омлет».
Бурдюков закрыл и открыл глаза.
На короткое мгновение, когда отец отводил руку от его щеки, реальность вновь треснула. Словно лоскуток отстал от драпировки, и оказалось, что оттуда, из прорехи, проглядывает все та же испугавшая его вчера жуть голые стены, полутьма, грязь и тряпки, обломки вместо мебели, драный топчан вместо широкой двуспальной кровати, обрывки газет вместо ковров и худое, сморщенное, седое существо вместо отца.
Выдохнуть получилось не сразу.
Нет-нет. Это все понарошку, сказал себе Бурдюков. Возможно, недостаток питания. Неизвестно, ел ли он вчера. Утром точно пропустил завтрак, потому что
Он вспомнил тошнотворную кашицу и согнулся, с трудом подавляя рвотные позывы. Ох ты ж муть Тише, тише.
За дверью говорили и много смеялись. Не над ним ли? Кто-то попытался зайти в спальню, но Бурдюков смог подставить ногу.
Нельзя.
С той стороны не стали настаивать.
Вот дверь, прошептал Бурдюков, выпрямляясь. А если тебе скажут, что это не дверь, а кусок фанеры? Ты возмутишься. Да, ты возмутишься. Но вероятность, что ты смотришь на кусок фанеры, от этого никуда не денется.
Серенький! донеслось из гостиной. Я тебе положила!
Конечно, это несколько ненормально, продолжил бормотать Бурдюков. Но если все вокруг
Он поднял и осмотрел брюки, потом стал их неторопливо натягивать на себя, разведя полы халата.
не то чтобы видоизменяется, нет, напрочь пропадает, превращается в кошмар, в фантасмагорию, в какой-то бред
Серенький!
Бурдюков вздрогнул от стука в дверь.
Я уже все!
Он подтянул брюки (брюки ли?) и вышел из спальни.
Что ты там делал? спросила Магда.
Перед собой она держала тарелку с желтым прямоугольником омлета.
Одевался, сказал Бурдюков.
Он взял тарелку из рук жены.
Это тебе, запоздало сказала Магда.
Спасибо.
Ты точно одевался? Магда скривила рот, подозревая обман. Там больше никого нет?
Нет.
Я посмотрю?
Пожалуйста.
Бурдюков отшагнул от двери. Магда ринулась в спальню.
Человек двадцать занимали едва ли не все пространство вокруг стола, расположившись на стульях и на диване. Кто-то сидел на подлокотнике. Одетые, полуодетые, в рубашках, куртках, платьях, кофтах, чалмах из полотенец, они перебрасывались хлебом, солонками и салфетками, смеялись, что-то рассказывали друг другу. Бурдюков ловил отдельные слова, но связать их у него совершенно не получалось.
спим
толкает
норма
Солнце из окна рассыпало по головам горячие рассветные угли и малиновой полосой мазало стену. Казалось, кто-то разом вышиб всем сидящим мозги. Звенели, скрипели о фарфор вилки. Квакали радио и телевизор, примешивая к голосам обрывки мелодий.
дает
достаточно
Бурдюкову сделалось дурно, и он присел на подоконник.
Изученный им омлет был слегка пережарен, но пах именно омлетом. Вилкой Магда его обделила, поэтому Бурдюков отломил омлет рукой.
Заставить себя прожевать и проглотить его оказалось не так уж сложно. Это не кашица, не какая-то дрянь, убедил себя Бурдюков, отламывая еще. При наличии яиц и молока приготовить омлет не так уж и сложно. Знай себе следи за готовностью. Другое дело, были ли у них в наличии яйца и молоко? Даже не так: были ли они на этакую толпу? Этого Бурдюков не помнил. Он не вспомнил, когда в последний раз ходил в магазин? Где он вообще находится в районе? Но, возможно, кто-то из тех, что находился сейчас за его столом, принес продукты с собой. Тогда, конечно, другой разговор.
Серенький!
Магда в порыве радости едва не выбила тарелку из его рук.
Что? спросил Бурдюков, тискаемый за шею и целуемый куда-то в район лопатки.
Ты меня не обманул!