В том-то и дело, что нет!
Тум-тум-там-та-дам выстучали клавиши. Максим Андреевич повернул голову.
Еще что-то видите?
Все то же, сказал Бурдюков. Все другое, изменившееся. Дома, люди, их одежда все выглядит отвратительно и жутко. Не так, как раньше. Я не знаю, что я съел на завтрак, понизил голос он. Магда сказала, что это омлет, но я подозреваю, что к омлету приготовленное не имеет никакого отношения.
Что же это было тогда?
Не знаю.
Так, а эта ваша Магда
Она странная женщина. И мои родственники, если это мои родственники, тоже странные. У меня нет уверенности, что они как-то со мною связаны. Послушайте! качнулся на стуле Бурдюков. У меня какая-то прорва народу в квартире, они живут в ней, спят в ней. Обитают. А я их не знаю! Совершенно!
А раньше? спросил доктор.
Раньше их не было! Или я их не видел. Ведь если я вижу одно, я вполне мог не видеть что-то другое.
Там! вдавил клавишу палец. Точка.
И что вы, вы сам, про все это думаете? спросил Максим Андреевич, рассматривая что-то на мониторе.
Бурдюков сглотнул.
Не знаю. Возможно, что у меня что-то с мозгом. Галлюцинации, выборочное зрение. Но если пластинка мне не чудится, он вытаращил на доктора глаза, то я, получается, уже не человек. Робот?
Максим Андреевич рассмеялся.
Ну, батенька, вы так договоритесь до того, что все вокруг роботы. Я, по-вашему, робот?
Бурдюков вздохнул.
Нет, вы нет. Вы обслуживающий персонал. Но люди вокруг Я же спрашивал всех, чем мы здесь занимаемся. Никто мне не ответил! Ни один человек! Все лишь усмехались или делали вид, что это и так ясно.
Максим Андреевич посерьезнел.
Ну, где-то вы, конечно, правы. А хотите посмотреть, чем заняты сейчас ваши коллеги? предложил он. Раз у вас нет об этом никакого понятия.
Хочу, сказал Бурдюков.
Тогда вам придется расстаться с вашими тряпками, сказал доктор. И вымыться. Вы, извините, совершенно жутко пахнете.
Я мылся сегодня, краснея, сказал Бурдюков.
Максим Андреевич развернулся к нему.
Вы уверены?
Кажется, да. Я определенно
Бурдюков замолчал, разглядывая свои руки. Они были какие-то серо-черные, грязные. К правому запястью прилипла полиэтиленовая ленточка. Чтобы добраться до кожи, ему пришлось растереть, размазать пальцами с обломанными ногтями верхний слой.
С ногами было еще хуже.
Но как же? пробормотал он. Была же вода.
Максим Андреевич встал.
Пойдемте.
Он сдвинул занавеску. Слева от кресла, от мониторов и пульта обнаружилась дверь, которую доктор отомкнул тем же магнитным ключом. За дверью Бурдюков увидел крохотное белое помещение с унитазом и душевой кабинкой.
Одежду вашу сложите сюда.
Максим Андреевич подал ему пластиковый лоток.
А потом? спросил Бурдюков.
Мойтесь, сказал доктор. Мыло на полке, мочалка висит на крючке, и осторожнее с горячей водой.
Почему?
Бурдюков остановился, до половины стянув через голову то, что поименовал курткой отец.
Потому что горячая. Нет, давайте я вам настрою.
Максим Андреевич протиснулся к душевой, сдвинул створку, повертел краны. Сверху хлынула вода, с шипением разбиваясь о поддон.
Готово. Так подойдет, сказал доктор, определив нужную температуру ладонью. Только побыстрее.
Спасибо, Бурдюков, помедлив, снял трусы. Вы будете смотреть?
Нет.
Максим Андреевич вышел, оставив, впрочем, дверь в санузел открытой.
Бурдюков шагнул под душ. С минуту, наверное, ошеломленный, он смотрел, как грязными ручьями течет с него вода, как меняет цвет тело, проявляется бледными пятнами, как проступают рубцы, царапины и жуткого вида синяки.
Потом Бурдюков мылился, подставляя коротко остриженную голову под колкие струи, сдирал с себя, казалось, слой старой кожи и рычал от наслаждения. Нет, похоже, он никогда раньше не мылся по-настоящему. И ванна у него была корытом, и вода, если текла, то жидкой ледяной струйкой.
Почему так? думалось ему. Почему я видел и представлял другое? Я, получается
Он замер. Вода била по затылку, колола плечи, мутным потоком уходила в сливное отверстие, а Бурдюков стоял, зажмурив глаза от понимания того, что все в его перевернувшейся жизни было до этого грязной, фальшивой, мерзкой иллюзией.
Какая ж это болезнь? Это не болезнь. Это прозрение.
Вы должны мне все объяснить!
Мокрый, голый, взволнованный Бурдюков решительно шагнул в кабинет. Рот его был перекошен.
Я требую
Тише, сказал Максим Андреевич и кинул ему с кресла ком ткани. Оденьтесь для начала. Требовать что-то голым, простите, смешно.
Я кто? спросил Бурдюков, капая на пол. Ком он поймал и прижал к груди. Мне это жизненно важно. Что со мной происходит? Я робот? Я человек? Во мне заложена программа?
Оденьтесь, повторил Максим Андреевич. Это комбинезон, в них здесь ходят все. И магнитный ключ.
Он положил пластиковую карточку на подлокотник. Бурдюков взял ее.
Вениамин Ласкин, прочитал он.
Доктор кивнул.
Это ваше имя. Вы приехали из Печорского отделения посмотреть на организацию работы центра. Вот все, что вам необходимо знать.
А старый владелец?
Спит у себя в номере. Не думайте, что я снял ключ с трупа.
Я не думаю.
Бурдюков принялся одеваться. Его пошатывало. Он лишь со второго раза попал в штанину ногой. Максим Андреевич прищурился.
Вы ели сегодня?
Я же говорю ел омлет.
Бурдюков загнал «молнию» под подбородок. Серый комбинезон облепил его худую фигуру, обозначив пах, впалый живот, ребра.
М-да, оценил Максим Андреевич, скелет. В столовую с вами в таком виде идти просто опасно.
Так я кто? спросил Бурдюков тоскливо. Вы обещали мне сказать.
Я обещал вам показать место вашей работы, сказал Максим Андреевич, а об остальном мы договоримся позже.
А пластинка?
Бурдюков потрогал свой затылок, ощущая под пальцами участок голой кожи вокруг прямоугольной защелки.
О ней тоже пойдет речь. Сами все увидите.
Максим Андреевич склонил голову набок, потом скривился.
Нет, так не годится, сказал он, встав. Это обязательно нужно прикрыть. Покопавшись в стенном шкафчике, доктор выудил плечики с висящим на них халатом зеленоватого цвета. Будете моим ассистентом.
Что я должен делать? спросил Бурдюков, принимая одежду.
Ничего. Просто держитесь рядом.
А карточка?
Ничего страшного, сказал Максим Андреевич, пока его пациент путался в рукавах. Только запомните, Вениамин Ласкин. И обращаться я к вам буду как к Вениамину. Возможно, назову Веней.
Я Сергей, сказал Бурдюков.
Забудьте, доктор поправил ему воротник халата и перелепил карточку с комбинезона. Так гораздо лучше.
У вас зеркало есть? спросил Бурдюков.
Есть, Вениамин.
Максим Андреевич потянул занавеску с другого конца. Круглый, чуть выпуклый глаз зеркала вытаращился на Бурдюкова со стены.
Можно?
Пожалуйста.
Бурдюков подступил. Незнакомец в отражении сделал то же самое, потом, копируя, потрогал ладонью худые щеки, заросшие щетиной, провел пальцем по носу от переносицы до кончика, сморщил узкий лоб, показал желтые зубы и язык.
Это не я, сказал Бурдюков.
Это вы, сказал доктор.
Мне казалось
Бурдюков едва не вжался в зеркало, разглядывая свои глаза. В глазах, окруженные серой радужкой, плыли расширенные зрачки.
Я был другой, сказал Бурдюков, честное слово.
Возможно, сказал Максим Андреевич.
Бурдюков повернулся. Лицо его исказилось.
Кто я?
Он чувствовал раздвоенность. Новый Бурдюков, проросший из зеркала, отмытый в душевой кабинке, обживал тело старого Бурдюкова. Странно. Страшно. Непривычно. Он ворочался под кожей будто непоседливый жилец.
Объясните мне, пожалуйста.
Обязательно, сказал Максим Андреевич, прикладывая к замку магнитный ключ. Идите за мной.
Он вышел в зал, но направился не к турникетам, а в противоположную сторону, в сумрачный загиб, к утопленной в стене двери с надписью «Для служебного пользования». Деловитый, насупленный, чем-то озабоченный.
Вениамин!
Окрик вывел Бурдюкова из прострации, и он заторопился следом.
Да.
Не отставайте.
Коридор за дверью был нарублен короткими, в три-четыре метра секциями. Они соединялись друг с другом под разными углами, и Бурдюков скоро устал от многочисленных поворотов и потерял всякое соображение, в каком направлении они идут. Направо, направо, опять направо. И налево. По пути им встречались двери и тесные площадки, по серым стенам ползли цифры и непонятные обозначения. Кое-где имелись потеки. Налево. Направо. Местами чувствовалось теплое, чуть затхлое дыхание вентиляции. Ду-у-у. Через десять минут Бурдюков был абсолютно уверен, что они забрались в толщу здания на добрую сотню метров. Если, конечно, доктор не решил водить его кругами.