Мама, а они не кусаются?
Нет
Тогда почему их заперли?
Ребенок, слишком маленький для посещения мощей, с круглоглазым ужасом взирал на мертвые головы с черными провалами глаз.
И Маше показалось, что черные провалы затягивают внутрь. Что черепа тоже глядят на нее глядят темнотой. И Маша с готовностью померялась с ними взглядами, пытаясь понять, не таится ли тут, среди них, утерянный череп первого киевского святого Климента?
Или (чем Бог не шутит?) череп самого святого Владимира, утерянный, ставший безымянным. Раз уж нашли при восстановлении Успенского храма непонятного Павла, могли отыскать и голову князя-крестителя, но не опознать его.
Мне страшно пошли отсюда, ныл мальчик.
Мама-туристка в белом платке наклонилась к испуганному малышу:
Не бойся, Николка. Это святые кости.
Гости? услышал знакомое слово малыш. Они потом к нам придут?
Отец молча взял сына за руку и, не взирая на протесты супруги, решительно повел мальчика к выходу.
Маша искоса поглядела на Мирослава, разглядывавшего многочисленные черепа под стеклом.
Если верить путеводителю, некоторые главы покоились здесь больше четырехсот лет уже в 1584, когда Лавра находилась далеко-далеко за пределами Киева, Мартин Груневег, посетивший пещеры, описал несколько лаврских глав.
А еще в середине XIX века профессор хирургии и окулистики Императорской академии Петр Савенко проделал первый научный опыт с лаврскими главами: вытер одну из них насухо, обернул бумагой, оставил в запертой и запечатанной комнате и на следующий день обнаружил под ней миро Даже странно, что лаврское миро и Мир Красавицкий оказались в таком конфликте. Как и Маша, Мирослав, бывший студент-историк, наверняка читал об этом эксперименте, описанном еще в мемуарах Федора Солнцева.
Она хотела окликнуть Мира, напомнить ему о научных изысканиях Савенко но внезапно согнулась пополам.
Боль в сердце стала нестерпимой.
Как же? Опять?
Она ведь только что прочла Воскрешение! Можно ли повторять его вновь? Можно ли вообще колдовать тут, в святых лаврских пещерах? Как ей читать здесь «Встань и воскресни»? Ведь еще неизвестно, каким будет эффект!
Что делать, мама боже хоть ты помоги помоги, папа Климент Павел Филарет помогите хоть кто-нибудь!
Мир бросился к ней.
Нужно уйти отсюда быстрей прошептала Маша.
Сидевший на стуле неподалеку от шкафа монах с выцветшими глазами и сморщенным лицом ветхозаветного пророка встал, побрел к ним.
Видимо, это и был тот самый Пафнутий. И здесь, под землей, в безвременье и окружении четырехсотлетних мощей, было совершенно нетрудно поверить, что сторожу черепов тоже больше ста лет, и он сидел здесь, у мироточивых глав еще до Октябрьской революции, и до убийства Столыпина, и до самоубийства Николая I. И, может, этот убеленный сединами старец-монах сам царь Александр II, почти двести лет безуспешно пытающийся отмолить в лаврских пещерах страшный грех отцеубийства.
Старческой семенящей походкой старец Пафнутий приблизился к младшей из Киевиц.
Но смотрел он вовсе не на согбенную Машу Ковалеву, а на ее ридикюль. Старец протянул к нему руки, до неприличия похожие на мощи сероватая кожа, застыла складками на хрупких костях. Маша без сопротивления отдала деду мешочек с их «Йориком».
Очень плохо? пытал ее Мирослав. Можешь сдвинуться с места?
Но, словно забыв про боль, Маша глядела на деда, застывшего, точно он принял долгожданное решение замереть и умереть, наконец, с ее шелковым ридикюлем в руках.
Дед улыбался странноватой блаженной улыбкой.
Боль стала совершенно невыносимой. И вдруг с непонятным ей самой равнодушием Маша осознала, что секунду спустя ее сердце не выдержит взорвется как Успенский собор в 41-м.
И беда Моровица проглотит Лавру.
Маша, пошли! Забирай свой череп
Мирослав нетерпеливо потянулся за Машиной сумкой-мешком, но голос его оборвался на полуслове Мир Красавицкий вздрогнул, мигнул, будто был изображением на экране, и исчез без предупреждения, без пояснения. Маша, согбенная, нежданно лишившись поддержки, упала и налетела на ближайшую стену.
Но самое дивное, от удара боль сразу прошла ни сердце, ни печень, не подавали больше признаков беспокойства. Волна необъяснимого теплого покоя накрыла Киевицу
А старец Пафнутий молча протягивал Маше ее голубой ридикюль.
И ридикюль ее был мокрым от мира.
Михайловский монастырь, 1870-е гг
Род Гоголей-Яновских старый дворянский, так же, как и род моей покойной маменьки, а твоей бабушки, Татьяны Семеновны: по отцу своему она происходила прямехонько от Якова Лизогуба, генерал-фельдцейхмейстера Великого Петра, а по матери от знатного шляхтича, киевского полковника Танского.
Василий Авенариус, «Гоголь-гимназист»Петра убили?
Инок Ампилий кивнул, перекрестился и быстро пошел прочь. Алексей знал, что тот благоволил к юному отроку, ценил его ангельский голос и предрекал ему стать большим певчим.
Алеша смотрел на спину уходящего Ампилия, сгорбленную и словно подрагивающую от невидимых слез
И просто не мог поверить.
Будто сам ад пожрал их богоспасаемую обитель всего за один день его отлучки!
Федор украл главу святого на то толкнул его бес
Но юный отрок кто мог убить четырнадцатилетнего Петра?
И как это случилось? Вчера? Где и когда? Неужели на похоронах его родителей в Лавре? Как такое возможно вообще?
Хуже всего было то, что никто из братии не желал говорить о смерти мальчика. Одни крестились, иные отворачивались, третьи плакали Петра любили в обители, и не только за деньги его отца, именитого пана, и не только за ангельский голос, сам он, тоненький, светловолосый, приветливый впрямь казался по юности лет истинным ангелом, херувимом.
О Федоре же говорили охотно но лишь ругали да проклинали его, призывали несчастья на его буйную голову, хоть, похоже, никто кроме самого отца Александра точно не знал, за каким именно дьявольским наущением застал его дядька Алеши поминали и оскверненные мощи из реликвария, и бочку капусты, украденную из погреба на хозяйственном дворе.
На всякий случай, придя на свое послушание в храм, Алеша первым делом пересчитал «разные штучки» на балдахине Варвары. Но сребная нога звонаря была на месте, и на первый взгляд там ничего не пропало.
Кроме самого Федора с которым Алексей столько лет делил свое послушание.
Теперь он был тут один, если не считать старца Пафнутия, сидевшего на своем излюбленном месте на самом краю длинной дубовой лавки.
Старец не спал по своему обыкновению он смотрел прямо на Алексея полуслепыми глазами.
Нет тут больше дружка твоего? Пафнутий не спрашивал. А я ведь остерегал. Так и вышло Бесы забрали его!
Бесы? Из Беремища! Выходит, Пафнутий пришел к тому же выводу, что и сам Алексей.
Был отрок и нету его.
Но Федор ведь жив!
Алеша перестал понимать, о ком говорит сейчас старец о Федоре, попутанном бесом, или об убитом Петре?
А ведь предостерегал я вас, он из проклятого рода, из Танских. Предок его сам сгубил весь свой род, и вина его навеки лежит на потомках.
Из Танских?
Алексей был совершенно сбит с толку. Раньше Алеша не сомневался, что слова об изуроченном роде адресовались его приятелю Федору. Но ведь старец сказал тогда «Слушай, отроче» А для Пафнутия отроком был как Петр, так и Федор, так и сам Алексей.
Один закон для всех и для царей-королей, и для казаков, и для монахов: нельзя красть у святых! завершил старец.
Он все же о Федоре? Может быть, хоть старец Пафнутий знает:
Что он украл?
Полковник Киевский Танский самый страшный грех совершил. Украл золото и серебро у монахов афонских, а самих монахов той же ночью убил, утопил. И за то отвергла его земля после смерти. И стал он упырем. И сто с лишним лет живым мертвецом бродит по миру. И прокляты все потомки его. Один раз согрешат и уже не раскаются!
Алексею окончательно стало не по себе, затошнило, закололо внутри.
«Коли мор на Киев нашел, да не отступит никак, значит, упырь у вас свой появился ходит в окошки смотрит в какое дыхнет, там и покойник».
Не послушался дружок твой Петр, ушел из обители а там бесы прямо перед Великой церковью лаврской Печерской. Бесы и забрали его!
Значит, речь сейчас все же шла о Петре, не послушавшем отца Александра, советовавшего ему не выходить за пределы Варвариного монастыря.
Ох, как шумит нынче Город Киев. Не слышишь? Старец помолчал, и Алексей попытался различить в тишине некий особый киевский шум, но услышал лишь испуганный стук своего собственного сердца. А я вот слышу. Многие, многие видели это. Прямо на похоронах бесы вышли и вселились в отца его знатного пана, и встал тот из гроба.
Из гроба встал? Как?