Из гроба встал? Как?
Как живой
Отец Петра ожил?
Алеша со страхом посмотрел на святую Варвару.
«Оживи мои родителей, святая Варвара оживи!» попросил ее юный Петр.
Ожил его отец и встал из домовины Глаза красные зубищи как ножи Как бросился он на своего единокровного сына Петрушу, так и загрыз его у всех на глазах грыз и терзал, пока тот не пал бездыханным. И все видели, как полчища бесов вышли и разбежались по Лавре.
«А чумные бесы они как жабы лезут, выпрыгивают изо рта упыря прыг-скок» говорил мужик из Войтовки.
Но как бесы могли зайти в святую Лавру Печерскую?
А разве не в Лавре бесы напали на преподобного Исаакия? Разве не в Лавре Печерской бесы довели до греха скорбного умом многострадального князя-монаха Долгорукова?
Разве не знаешь ты, не в Лавре одной, повсюду мрут нынче люди. За что они мрут? За грехи оттого что грехи наши, как бесы проклятые, рыщут и алчут крови. Хоть и не все видят их Но многие слышат. Слышат, как над нами смеются они.
Смеются?
Ты тоже слышал?
Да, Алеша почувствовал, как дрожат его руки, страх, обуявший послушника в ночи у ворот, догнал его снова, здесь, в самом безопасном месте на свете, в Варвариной церкви.
«Оживи мои родителей, святая Варвара »
Нет, нет, страстотерпица угодница Божия Варвара тут ни при чем!
Ужели упыри приносят чуму и холеру? Упыри плодят бесов? спросил Алексей.
Сколько раз уж было такое, скорбно сказал старец. Мертвецы оживали и несли в города Черную Смерть. Разве не читал ты летопись нашу? В год 6600[7] пришли впервые они рыскали ночами бесы, как люди, в человечьем обличии. И если выходил кто из дома, то тотчас невидимо уязвляем бывал бесами язвою и умирал. И говорили, что это мертвецы ловят живых. И умерло от той же напасти семь тысяч людей! С тех пор все повторяется снова и снова. И единой твердыней стоит наш монастырь лишь потому, что поставлен он в честь Архангела победителя Бесов, над древним обиталищем всех киевских бесов, чертей. Но и к нам может однажды пробраться упырь, перелезть через монастырскую стену!
Алексей в ужасе слушал старца, пытаясь поверить Или напротив всеми силами пытаясь не верить ему?!
Слишком жуткой представлялась картина. Бесы, как огромные крысы, мечутся по святому подворью Печерской лавры. Упырь ходит по Киеву в ночи, смотрит в окошки, и бесы вылетают из его рта как из чертового чрева.
И даже в Лавре святой от них нет спасения.
Неужто и к ним в Злато-Михаловский может зайти холерный упырь бес в человечьем обличии?
«и упырем этим может быть кто угодно хоть сам первый киевский пан, хоть сынок пана, особенно если байстрюк он от ведьмы прижитый!.. Или монах, что по ночам часто бродит»
И Федор тоже любит бродить по ночам, любит заглядывать в окна людей сам ведь рассказывал!
Но третья новость, ниспосланная Алексею этим днем, была ужаснее двух предыдущих.
Потому благочинный и решил запереть монастырь, сказал старец Пафнутий.
И Алексей разом забыл про всех чумных и холерных бесов, упырей и полковника Киевского Танского.
Как можно закрыть Варварин монастырь? восстал он. Ведь люди идут к святой Варваре за исцелением за спасением?
А если бесы войдут и сюда?
Но ведь никогда они сюда не входили. Нет у них власти такой. Никогда не ступали они на Варварину землю! Ведь все знают, и в 1710-ом и в 1770-ом во время моровой язвы чумы всегда монастырь был открыт и никогда не умирал тут никто.
Старец опустил голову и искоса поглядел на Алешу.
Что ты знаешь, отроче, горько и чересчур громко сказал он, как человек, не слышащий от глухоты своего голоса. Говорили люди, что закрыли его во втором чумном году[8]оттого никто из братии нашей и не помер.
Как же так как могли закрыть монастырь от людей?
Что ты знаешь, отроче, повторил старец Пафнутий. Черная Смерть пришла тогда в город. И съела его весь села. Пустой Киев стоял и я сам видел это. Как всех чумных заболевших гнилой горячкой плетями гнали на остров. Как ночами люди бросали своих мертвецов, отцов и детей, в канавы, в овраги, как шелудивых собак, и псы, и свиньи глодали их кости Всё, чтобы скрыть в каком доме чума, чтобы всю семью не погнали плетями на верную смерть. Я видел, как святая София лишилась своей братии иноков, послушников, певчих. И лишь Михайловский был неприступен. Потому что он был закрыт!
Неправда! позабыв про уважение к старцу, закричал Алексей. Я тоже видел. Видел сам! И в прошлом, и в позапрошлом году холера была, и никто из нашей братии от холеры не помер, никто И мы не закрывали ворота. Нельзя это делать, нельзя людей спасенья лишать, почти взмолился он.
Старец Пафнутий лишь устало прикрыл глаза, давая понять, что завершил разговор в конце концов, решения в обители принимал вовсе не он, а благочинный их был непреклонен, о том знали все.
Хоть большая часть монастырской братии разделяла чувства Алеши.
О том говорили полные ужаса молчаливые взгляды, которыми монахи обменивались во время своей скромной постной трапезы.
Алеша видел, как старец Варсонофий молится перед ракой Варвары, стоя на коленях, припав до самой земли, он быстро-быстро шептал что-то, то и дело повторяя одно слово:
Вразуми вразуми
И Алексей был уверен, что слово это должно было лететь к благочинному.
Ужас вот что испытали монахи при виде закрытых ворот.
Ужас оттого что благочинный совершил святотатство, усомнился в святости их собственной обители, святости, известной и в Киеве, и за тридевять земель от него.
Святости их главной святыни святой Варвары, несокрушимой поборницы бесов, чертей, упырей и киевских ведьм, верной защитницы от внезапной и наглой смерти.
Быть может, не многим бы больше ужаснулись они, кабы благочинный их плюнул на святую икону.
Мало кого из них пугала холера иные иноки праведной жизни, молчальники, постники, богобоязненные старцы считали себя готовыми соединиться с Всевышним, но большинство свято верило в святость обители, покрытой благословением великомученицы киевской всехвальной Варвары.
Но монахам не пристало роптать.
И потому ужас был молчаливым, грозовым.
Глава седьмая,
в которой Катя подозревает лаврские мощи в нехороших вещах
Мертвые упыри лежат в своих гробах всегда навзничь и никогда притом не разлагаются.
Арсений Селецкий «Колдовство в Юго-Западной Руси в XVIII столетии»Убедившись, что голова одного украинского классика на месте, Даша озадачилась головой второго Николая Васильевича Гоголя.
И отправилась в поисках ответов на все вопросы прямо к себе домой, на Десятинную улицу мешать маме работать, а заодно перекусить, переодеться и покалякать о делах своих скорбных.
Если кто и умел разделять литературные легенды и вымысел, так это она, Вероника, мать Даши, известный в узких кругах литературовед, специалист по Маяковскому.
Мама корпела над очередной безмездной статьей для дружеского литературного сайта, но легко отвлеклась на предложение дочери перекурить, перекусить и переговорить.
Мамуля, Гоголь? лаконично спросила дочь.
Потерянная голова? Или летаргический сон в гробу? мама сразу поняла, что дочь Дашу интересует отнюдь не развернутый литературный анализ «Ревизора».
Сон это когда покойники оживают? Тоже нам подойдет. Идем на кухню, кого-то укусим
В кухне на Дашу с укоризной посмотрел громадина-фикус, который и она, и мама вечно забывали полить и получил в ответ покаяние и чашку воды.
Даша же в свою очередь получила чашку чаю, бутерброд с колбасой и все интересующие ее пояснения.
Гоголь не моя тема, мама с наслаждением закурила, придвинула пепельницу. Но, конечно, я интересовалась данным вопросом. Хотя и не копала глубоко. Потому могу сообщить лишь самые известные факты. Сохранились заметки писателя Лидина, присутствовавшего при вскрытии могилы Гоголя в самом начале 30-х годов. Он писал, что головы в гробу не было Хотя другое свидетельство, составленное НКВД, не содержит подобного факта. Потому загадка так и остается загадкой. И чтобы раскрыть ее, нужно вскрыть могилу Гоголя второй раз А, впрочем, есть ведь и другая легенда.
Какая?
Даша встала, подошла к кухонному столу сделать себе еще один бутерброд.
Когда спустя семьдесят девять лет после смерти могилу вскрыли, Гоголь лежал в гробу вместе со своей головой, но перевернувшись лицом вниз потому что был похоронен живым. Мол, врачи не смогли отличить смерть от летаргического сна, и бедный классик проснулся в могиле. Сейчас о летаргическом сне редко вспоминают. Но в XVIIIXIX веках это была модная страшилка в кругах интеллигентной салонной публики.
Вот ведь интеллигенция! без всякого почтения хмыкнула Чуб. Да любой нормальный житель украинского села под Диканькой, обнаружив в гробу покойника лицом вниз, сразу провозгласил бы его вампиром!