Однако о том, что волочет за собой двадцатичетырехфутовый жилой прицеп, он механикам из Тусона не сказал.
Я десять лет на «доджах» езжу. Мы ж не хотим, чтобы из-за одной малости этими десятью годами все и кончилось?
Повесил трубку и обернулся ко мне. Я был следующий в очереди, его ближайший слушатель.
Тут-то эти мастаки по Тусону и забегают, жопами дымя, а, Рыжий? Он подался ко мне, будто мы сто лет знакомы. Они ничего себе ребятки. Я б даже сказал, неплохо бы найти тут механика, у которого хоть гран той соображаловки, что у этих аризонских.
Янки снова всех победили, его по такому случаю разобрала любовь к землякам, и он решил сделать вид, будто не замечает, как давно я не брился.
Тебя как звать-то, Рыжий? Ты мне чуток моего старшого напоминаешь, если этот мох сбрить.
Дебри, сказал я и пожал ему руку. Девлин Дебри.
И что привело тебя, Дев, в первобытный Пуэрто-Санкто? Дай угадаю. Природу щелкаешь. Я видал, как ты в опавшие букетики целился.
Мимо, сказал я. Даже камера не моя. Отец дал. Мы с ним и с братцем моим приезжали сюда в том году так отец ни одного снимка не сделал.
Папаша, значит, тебя послал за прощелканными воспоминаниями. Небось ему понравилось сильно больше, чем мне.
Опять промазали. Он меня послал за прыгающими бобами.
Прыгающими бобами?
За мексиканскими прыгающими бобами. В том году, когда приезжали, он тут познакомился с механиком, который еще разводил прыгающие бобы. Папаня купил из нынешнего урожая на сотню баксов.
Прыгающие бобы?
Пять галлонов. Папаня хочет раздавать по одному с каждой квартой мороженого, чтоб рекламировать новый вкус. Не прыгающих бобов вкус, а пинья-колады. Молочня у нас.
Дебри, значит? И он подмигнул мол, шучу, не подумай чего. Типа «пуща»?
Я ответил, что скорее типа «Польша». Он засмеялся.
Ну, все равно ты на моего пацана смахиваешь. Может, заглянем в бар, когда позвонишь? В отель «Соль»? Может, я тебе твоего старика напомню.
Он снова подмигнул и отчалил, дурашливо приподняв кепку и поклонившись остальным туристам, ожидавшим очереди позвонить домой.
Я отыскал его под пальмовым зонтиком у бассейна. Уверенность его уже слегка поблекла: может, рассуждал он, вместе с трансмиссией надо было заказать хорошего американского механика оплатить мужику дорогу, а потом закатить скандал «Доджу». Я заметил, что и в Мексике попадаются неплохие механики. Ну да, согласился он, куда им деваться эта рухлядь же должна бегать, но что они понимают в современной автоматической трансмиссии? Он стащил с носа темные очки и внезапно опять всосал меня в эту свою конфиденцию.
Возьми, скажем, лучшего спеца по карбюраторам в стране, пусти в огород, где он не спец, и головной боли не миновать. Столько головной боли, поверь мне
От этой истины и алкоголя ему полегчало. Ухмылка вернулась, а второй «Сигрэмз» с «Севен-Ап» так его смазал, что скрип панического нытья почти исчез. Узрев донышко третьего, он уже пьяно покатился под горку и собрался прочесть мне лекцию о головных болях, что приключаются с человеком на тернистом жизненном пути и спровоцированы главным образом несведущими неумехами, которые сунулись туда, где им нечего делать. Столько головной боли! Чтобы сбить его с этой темы, я вставил совершенно мирный, казалось бы, вопрос: а с ним-то много? Один глаз его странно сощурился и скользнул по моему рюкзаку и бороде. Вдавив педаль подозрений в пол, он известил меня, что с ним его жена, а в чем дело-то?
Я в изумлении открыл рот. Он думает, я о том, много ли с ним приключалось головной боли, имея в виду его жену или кого там, то есть ехидничаю насчет его семейства! Ну дает, подумал я и попытался его успокоить: мол, жаль, что мои жена с детьми со мной не поехали. Не выключая подозрительности, он спросил, сколько детей и сколько им лет. Я сказал. Он спросил, где они; в школе, ответил я
Но если я тут застряну с этими бобами, вызову семейство. Иногда надо пропустить школу, чтоб чуток подучиться, верно?
Верно! Опять ко мне проникся. Вот бы моя баба это понимала, когда дети маленькие были! Что ни скажи у нее один ответ: «Когда выучатся». Ну конечно, мама, еще бы
Я думал, он сейчас снова опечалится, но он расправил плечи и чокнулся со мной.
Молодцы вы с братом, Рыжий, что со стариком своим поехали.
Я думал, он сейчас снова опечалится, но он расправил плечи и чокнулся со мной.
Молодцы вы с братом, Рыжий, что со стариком своим поехали.
Обрадовался, что я все-таки оказался не хипьем каким, головастиком с рюкзаком, а приличным американским парнишкой, который заботится об отце. Он развернулся на стуле и царственно велел официанту принести нам всем уно мас[5], и муй[6], черт возьми, пронто[7].
Их тут если чутка не погонять, пояснил он, снова обернувшись и подмигивая, заплатишь лишнее.
Он ухмыльнулся и повторил свой мырг, но на одну зыбкую секунду глаз рванул прочь от своего собрата.
Лишнее! сообщил он, повелевая глазу вернуться на место.
Когда принесли еще по одной, тик прошел, а на физиономии вновь нарисовались уверенность и плутовство. Но на миг открылась трещина. Я заглянул вглубь, узрел то видимое, что пряталось под видимостями, и, господи, народ, смертельный страх там был. Чего он боялся? Да поди пойми. Только не меня. Да и не головных болей, что поджидали его на тернистом пути, и даже не перспективы остаться без мотора посреди местной первобытной свистопляски.
Я, народ, гляжу на фотки, вспоминаю этот секундный промельк его личной бездны, и думаю я, что мужик боялся апокалипсиса.
Его женаЖена Трансмистера моложе супруга не сильно, она только в среднюю школу перешла, когда он был героем футбола в старшем классе хорош был.
Она хороша никогда не была, но об этом не думает. Она личность задумчивая и не думает ни о чем таком.
Идет босиком по каменистой кромке океана, а в руках болтаются на ремешках черные лодочки. Она не думает, что перебрала рома с колой. Не думает о своем подологе и о ступнях, пухло растекшихся по песку.
Она останавливается на берегу Рио-Санкто и смотрит, как сверкает за пляжем вода, что золотом мчится к морю. Выше по течению, в нескольких десятках ярдов, женщины стирают белье меж речных валунов и развешивают по кустам сушиться. Она смотрит, как они гнутся и потягиваются в мокрых платьях, скачут по камням, водрузив на головы огромные тюки, как маленькие следы разбегаются у женщин из-под ног, изящные и перистые, но не думает: Мы изуродованы и лепрозны и вынуждены напиваться вдрызг, чтоб только хватило храбрости пройти мимо. Пока не думает. Она в городе с утра, когда их сюда отбуксировали. И не спрашивает себя: Когда же я прохлопала свой шанс на соразмерность? Когда кралась к холодильнику, прямо как папа, и наваливала себе, сколько семилетней не полагается? Или после выпуска, когда заменила два прочных, хоть и кривых резца на эти идиотские коронки? Зачем я переметнулась к механическим прокаженным?
Лодыжки напоминают ей, сколько она прошла. Немало вечером будет ныть спина. Она опускает глаза: ступни точно дохлые твари, утопленники, извергнутые приливом. Она с трудом отводит взгляд и смотрит на прачек эдак якобы непринужденно, затем поворачивается и идет прочь, думая: ой, ну я-то его знаю он сейчас либо уже связался с этим Тусоном, либо решил не связываться.
Однако, шагая по золотой кромке, вздернув подбородок, подшофе, она не думает. Они все равно видели. Они знают, что мы Нечистые, они дозволяют нам бродить меж нормальных, потому что у них на нас иммунитет.
А если он не закончил, загляну-ка я, пожалуй, в другую гостиницу. (То есть в бар.) Посмотрю, кто там.
То есть поищу других американцев.
Его собакаТрансмистер взбирается на холм, прямо в жару по самой крутизне он ищет человека, который, говорит Уолли Блум, в эти выходные, может, работает и вытащит тусонскую трансмиссию. Собаку пришлось взять с собой. Псину зовут Вождь дряхлый далматинец с прострелом. В гостинице не оставишь. Как-то дурно повлияла Мексика на мочевой пузырь старого Вождя и на косой глаз Трансмистера. Контроль ослаб. В знакомом жилом прицепе Вождь вел себя прилично, как дома, но едва переехали в гостиницу, старый пес будто с цепи сорвался и задирает лапу каждые три шага. Стыдить его выходит только хуже.
Нервничает бедняжка, это после того, как Вождь омочил две пиньяты, которые жена Трансмистера купила утром для внуков.
Нечего было тащить его с собой, сказала она. Надо было в собачьей гостинице оставить.
Я же говорю, ответил Трансмистер. Ребята его не брали, а с чужими я его не оставлю!
Ну и Вождь карабкается в гору.