Дети-Герои Великой Победы - Григорьев Андрей Викторович 6 стр.

В декабре сорок первого года,
Убежал мальчуган на войну,
Воевал там бесстрашно полгода,
Но поранили ногу ему.

Научился стрелять из всех видов,
И родных, и немецких стволов,
Мог окоп и блиндаж себе вырыть,
Положил много вражьих голов.

Прилетел Вите в ногу осколок,
В большой палец, на правой ноге,
Удалили его и ребёнок,
Должен дома лежать в тишине.

Он домой, на Октябрьскую площадь,
Ехал в город свой,  Новороссийск,
А война догоняла, как может,
Он приехал, враги ворвались.

Дом, семья где жила у Новицких,
Башней был с двухметровой стеной,
Можно было расстреливать фрицев,
Не боясь, за такой толщиной.

Войск мобильных там небыло рядом,
Моряки лишь на сушу сошли,
Бой на суше для них,  непорядок,
Знают, бой как на море вести.

Получилось, что Витя Новицкий,
Самый опытный в башне боец,
Были там пулемёт и бойницы,
Для защиты достаточно средств.

Поначалу матросы гневились,
Что пацан им команды даёт,
Но увидев, как бьётся, смирились,
Опыт, всё же на пользу идёт.

Он носил пулемётчикам воду,
Перевязывал раны бойцам,
Бились вместе они за свободу,
На войне всё судя по делам.

Пулемётчика немцы убили,
Витя вместо него, застрочил,
Подающий упал,  пристрелили,
И остался Герой наш один.

Отбивался он долго от немцев,
Вокруг башни вся площадь полна,
Если только кругом оглядеться,
Всё немецкие были тела.

Видит Витя, к дверям подбежали,
Группа немцев хотят внутрь войти,
Три гранаты он в руки хватает,
Немцам хочет подрезать пути.

Вниз спускаясь, прикладом в затылок,
Получает от немца, Герой,
И все лесенки, сколько там было,
Сосчитал он своей головой.

Видя в башне, лишь только ребёнка,
Злости немцев конца не видать,
Вокруг немцев положено столько,
Словно полк их пришёл убивать.

Витю спиртом облили, живого,
Подожгли и спустили в окно,
Что вверху было, этого дома,
До того ненавидя его.

Так в четырнадцать лет жить окончил,
Мальчик Витя Новицкий, Герой,
Патриот, Любил Родину очень,
Принял смело решительный бой.

При обороне Курска в сорок первом,
Носил снаряды ополченцам Стас,
Одиннадцатилетний, слову верный,
Защитник юный, Родины в тот час.

Отец недалеко, у пулемёта,
Строчил в пехоту злостного врага,
В холодную, осеннюю погоду,
Для ополченцев там была жара.

Отца убило выстрелом фашистским,
Стас со слезами к папе подбежал,
Не верил он, что расстаётся с близким,
И на гашетку пулемёта вновь нажал.

Так он палил по нечисти фашистской,
Не веря, что отец ушёл совсем,
Пуль очередь, так просвистела близко,
Стас вздрогнул, улыбнулся и осел.

В живот и по ногам попали пули,
Сознание ребёнок потерял,
Ветра холодные над мальчиком подули,
И он к отцу подкошенный упал.

Два старика с рассветом за водицей,
Идут и слышат тихий детский стон,
В воронке Стасик к папе приютился,
И вылезти ни как не может он.

И старики к себе забрать не могут,
Фашисты в дом пришли и там сидят,
Перенесли в бытовку на заводе,
Укрыли сеном и пошли звать мать.

Мать пробралась окольными путями,
В бытовку заводскую, через час,
Стасик лежал исколотый штыками,
И жизни Дух в защитнике угас.

Израненного, бедного ребёнка,
Штыками заколола эта мразь,
За то, что он, успев прожить не долго,
За Родину сражался, не боясь.

В декабре сорок первого года,
Помогла Командиру бежать,
Уложила на санки тихонько,
Сверху сена, чтоб мог он дышать.

Через пост прокатила на санках,
Ранен был боевой офицер,
Побывал в переделках он разных,
Но к фашистам попал, всё же в плен.

Аня спрятала где командира,
Не сказала совсем ни кому,
А фашисты ходя по квартирам,
Всё искали потерю свою.

Всех собрали на площади скоро,
Объявили, что если к утру,
Не сдадут им того офицера,
То по людям откроют стрельбу.

Для острастки крестьянина взяли,
Расстреляли у всех на виду,
Так людей оккупанты пугали,
Чтоб заставить бояться, толпу.

Не стемнело, как Аня явилась,
К оккупантам, признавшись во всём,
Местом схрона, лишь, не поделилась,
И фашисты не знали о нём.

Били Аню, пытали фашисты,
Не сказала она ничего,
Тогда бросили в снег серебристый,
И тащить стали через село.

Привязали к поломанной парте,
Что у школы стояла в селе,
Та сидела в изорванном платье,
И смотрела под ноги себе.

Минус сорок,  мороз был в ту пору,
Утром наши войска к ним вошли,
Душа Ани летела к Простору,
К Богу ангелы Аню несли.

Ей одиннадцать лет всего было,
Но спасая из плена бойца,
Помогла она Родине сильно,
И останется в наших сердцах.

Когда разведчики шли к линии огня,
Прижал к земле их пулемёт фашистский,
И стоило, лишь голову поднять,
Свист пуль вновь заставлял нагнуться низко.

Как самый мелкий, Толя полз вперёд,
С гранатою взведённою у сердца,
Метнул гранату метко, прямо в дзот,
Взрыв, Толя смог спокойно оглядеться.

Через минуту выстрелы неслись,
Вновь в этом дзоте пулемёт клокочет,
Уносит в небо, чью-то нашу жизнь,
Как можно больше, унести их хочет.

Подумал Толя,  «Враг убьёт так всех,
Не выполним приказ и ляжем взводом»,
Подумав так, взметнулся грудью вверх,
Накрыв собою дуло пулемёта.

Прошла разведка, выполнив приказ,
Похоронили с почестями Толю,
Надеюсь, что и многие из нас,
За Родину, врага собой накроют.

В брод Неман переходят партизаны,
Без укрепленья немцев, поснимав,
А впереди окопы, ДОТы ждали,
И проволки колючей шёл рукав.

На проволку кидали телогрейки,
По ним перелезая через ёж,
Но немцы из окопов били метко,
Уж точно там была не молодёжь.

На проволке легло ребят не мало,
Но кто пролез, те дальше поползли,
А дальше это «чудище» их ждало,
Бетонный ДОТ ребят ждал впереди.

Уже в зените солнышко сияло,
ДОТ не давал проходу партизан,
И толу тридцать килограмм пропало,
В него кидали, ДОТ не пострадал.

И вход прикрыт таким же пулемётом,
И к бойнице ни как не подойти,
И только Миша Белуш ближе к ДОТу,
Он незаметно сбоку мог ползти.

Он бросился на пулемёт у входа,
Как немец на гашетку не давил,
Но тело Миши не дало свободы,
Замолк тот пулемёт и не строчил.

Товарищ Миши, очередь по немцу,
Пустил из автомата своего,
Зашёл во внутрь и выстрелил под сердце,
Фашисту, полегли из-за кого.

Захвачен ДОТ и берег стал свободным,
Для перехода, основным войскам,
А Миша стал Героем всенародным,
Кто землю от фашизма защищал.