Перерыв? спрашиваю я.
Перерыв, соглашается он.
Ну, как проходит обучение? Раскрасневшиеся и счастливые, к нам подъезжают Сэфл и Ринни.
Чудесно. Я чувствую себя камнем, который Лауре приходится тащить на веревочке. Бен снова улыбается.
Эй! Ты отлично катаешься.
У меня ощущение, что я все время тебя торможу.
Рядом с ней у всех такое ощущение, говорит Ринни, и изо рта у нее вырывается облачко пара. Она все время куда-то летит, когда выходит на лед.
Почему ты не пошла в спорт? спрашивает Бен.
Спорт меня никогда не привлекал.
Почему?
Соревнования. Я не хотела превращать то, что люблю, в гонку за медалями и первыми местами.
Бен приподнимает брови.
Скажем дружно «нет амбициям»?
О-о-о, с амбициями у меня все в порядке. Просто спорт это не мое. Отец считал, что я переломаюсь, если пойду в фигурное катание, а я поняла, что действительно сломаюсь, если буду гоняться за медалями и успехом.
Глубоко, произнес Бен, и как-то так получилось, что его ответ упал в тишину, возникшую в паузе между песнями.
Которую спустя несколько мгновений заполнили сильные, пронзительные аккорды льющейся из динамиков музыки нового суперхита и яростный голос Сибриллы Ритхарсон.
Твои поцелуи
Как сны до рассвета
И в каждом касании
Вечное лето!
Сильнее, чем пламя,
Зима в моем сердце
Ты был тем единственным,
С которым согреться
Могла бы я тогда,
Когда меня любить
Ты б мог
На треть так сильно, как ее!
Могла бы рядом быть,
Могла бы все забыть
Но это «все» давно забытое мое
Пустое.
Пустое.
В моих мечтах с тобой
Нас только двое
Двое.
Нас только двое: я и ты[5]
Ритхарсон! Рин прижала руки к груди. Драконы, Ритхарсон! Обожаю ее! Лаура!
Что?
Лаура, ты должна под нее станцевать! Давай!
Рин чуть ли не силой выпихнула меня в центр круговой площадки, но если бы она этого не сделала, вряд ли я удержалась бы сама. В голосе певицы было что-то гораздо большее, чем можно себе представить. Что-то большее, чем чувства, большее, чем пламя (Сибрилла Ритхарсон иртханесса!), несравнимо больше того, что можно раскрывать остальным, так откровенно, напоказ, так остро и безумно чувственно.
И я подхватила этот ритм, сливаясь с музыкой, с этим голосом, становясь ею. Раскинув руки, врываясь в безумный ритм кружения и полета по льду.
Забытые чувства
Замерзшие ноты,
Мне кажется даже,
Забыла я, кто ты.
Забыла я, кем ты
Когда-то врывался
В те строчки, в которых
Навеки остался
Ее голос обрывался так резко, словно дыхание, и я вместе с ним сорвалась в припев. В движения по диагонали, рваные и яростные, как обращение к тому, кто тебя не слышит. Лица и магазинчики сувениров смешались с протянувшимися над катком огоньками гирлянд, голограммы размывались все сильнее, а я ощущала себя все более и более невесомой. Скользя по льду, я всегда чувствовала себя парящей.
И если бы это
Запомнить мгновенье,
Заполнить собою
Твое вдохновенье.
Сильнее морозов
В моем сердце стужа.
Ты был тем единственным,
Кто был мне нужен
Могла бы я тогда,
Когда меня любить
Ты б мог
На треть так сильно, как ее,
Могла бы рядом быть,
Могла бы все забыть,
Но это «все» давно забытое мое
Пустое.
Пустое.
В моих мечтах с тобой
Нас только двое.
Двое.
Нас только двое: я и ты
Музыка стучала в ушах старинными часами и билась в ритме ударов сердца, заводя меня все сильнее. Темп нарастал, и вместе с ним нарастали чувства. Падая вслед за звонкими нотами в глубину, я перехватила лезвие, чтобы кружиться на этой глубине, поднимаясь от самого льда все выше и выше. Чтобы во время очередного скольжения оттолкнуться и взлететь, раскинув руки, впуская в себя чужие чувства и пламя.
Закончится время
Моих выступлений
И снова наступит
Зима превращений.
Когда я останусь
Одна с этой мыслью,
Что нет больше пламени,
Нет больше смысла
Приземление вышло яростным, из-под лезвий плеснул крошкой лед, и вслед полыхнуло пламя ее слов, подхватывая меня в сумасшедшее кружение танца. До прерывающегося дыхания, до мельтешения, в котором не осталось ни одного четкого лица. Только тень мужской фигуры, отступающая все дальше и дальше.
Музыка оборвалась вместе с последним взмахом руки, резко развернувшись, я остановилась. Поймав очередной вздох и брызги ледяной россыпи. Только сейчас поняла, что движения вокруг как-то не наблюдается. А потом вместе с очередной песней со всех сторон взорвались аплодисменты.
Они хлынули на меня сплошным потоком, и осознание того, что кругом безумное множество людей, что они на меня смотрят, заставило замереть.
Лаура, Бен оказался рядом со мной раньше, чем я успела опомниться, это было роскошно.
Он подхватил меня под руку, увлекая за собой. Сквозь льющиеся отголоски оваций, отзывающиеся в сердце, как мгновением раньше отзывался голос Сибриллы Ритхарсон.
Да, подруга, ну ты и зажгла, сообщила Рин, пряча руки в карманы курточки. Вы вообще в курсе, что у Ритхарсон была несчастная любовь?
Я пыталась выровнять дыхание и избавиться от странного чувства смущения и восторга. Нет, мне приходилось несколько раз выступать, но все это было скорее из разряда самодеятельности выпускной в школе фигурного катания, синхронные воздушные танцы, где я стекала по лентам, оплетающим мое тело, и с ними же взлетала ввысь, но чего-то по-настоящему серьезного, такого, чтобы это видели столько незнакомых людей Да, я много каталась, и на меня часто смотрели, но никогда еще я не ощущала себя настолько близкой к шоу «Эрвилль де Олис».
Несчастная любовь? переспросила, чтобы немного смягчить бурлящий в крови драйв.
Да. Она собиралась замуж за Гранхарсена помнишь, пять лет назад или вроде того? Когда предшественник Ландерстерга собирался в отставку?
Вот. Я поняла, что можно использовать, чтобы смягчать бурлящий в крови драйв, Ландерстерга. Одно его упоминание, и я уже прочно стою на ногах, как будто к ним по ледяной глыбе привязали.
В общем, она крута, подвела итог Рин. Набла с два ты так споешь, если у тебя нет занозы в сердце.
То есть счастливые люди ничего мощного не создадут? поинтересовалась я.
Ну настолько мощного нет. Подруга пожала плечами. Сама подумай, зачем суетиться, если в жизни все пучком? А главное, попробуй так спеть, когда ты счастлива, замужем и с тремя детьми.
Это сейчас прозвучало пессимистично. Сэфл рассмеялся.
Ой, да ну тебя! Рин махнула рукой и посмотрела на меня. Я о том, что когда ты счастлива, петь об этом неприкольно. Кстати, я записала твой эпичный выход и выложила в живую ленту.
Что? переспрашиваю я. Что ты сделала?!
Выложила в живую ленту, повторяет подруга. Вот. Хочешь посмотреть?
Я хватаю ее за руку с такой силой, что Рин ойкает.
Удали, говорю шепотом. Удали быстро!
Мой голос становится низким, мне кажется, что я проглатываю собственный вздох, и только расширенные глаза подруги напоминают о том, где я и что делаю.
Прости, выдыхаю тут же. Прости, просто удали это, окей?
Окей, говорит Рин. Хотя я все равно не понимаю, что в этом такого страшного.
Ничего в этом такого страшного, в начале вечера я сама хотела это сделать, но сейчас не хочу. Не хочу, чтобы у Бена были проблемы или чтобы проблемы были у Рин и Сэфла. Я вообще не хочу приплетать друзей ко всему, что так или иначе связано с Ландерстергом. Поэтому сейчас беззастенчиво вру:
Это из-за отца.
Откровенно говоря, это даже не ложь, а так, полуправда. Дипломатическая, как сказал бы Ландерстерг. При мысли о нем мне хочется рычать сдался мне это Ландер-р-рстер-р-рг!
Нет, мне он точно не сдался. Проблема в том, что я зачем-то сдалась ему, хотя вокруг просто сугробы желающих стать первой ферной Ферверна. Уверена, что та иртханесса, которая вылетела из его кабинета и спровоцировала меня на то, чтобы туда залететь, тоже не против.
Чтоб его драконы покусали!
Из-за отца? интересуется Бен.
А ты не знал? Сэфл приподнимает брови. Лаура. Хэдфенгер.
Хэдфенгер! Бен бьет себя ладонью по лбу. Я просто сама внимательность.
Все в порядке, говорю я.
Мне хочется как можно быстрее уйти от темы политики, пусть даже речь о моем отце. Рин вопросительно смотрит на меня, но я отмахиваюсь.
Катаемся дальше?
И мы катаемся. Бен несколько раз поскальзывается, но все заканчивается благополучно. До елки мы все-таки добираемся: огромная, высотой в десять этажей, она рассыпает вокруг себя свет гирлянд и искры, отражающиеся в гранях шаров и игрушек. Издалека ее видно лучше, когда подъезжаешь ближе, приходится запрокидывать голову, чтобы увидеть что-то наверху. От собранных в металлические трубы ветвей расходятся нити фонариков, протянувшиеся над ведущими в разные стороны дорожками катка. Это единственное место, где ледяные трассы сходятся, и если посмотреть на каток с высоты, он напоминает знак бесконечности. Елка стоит в самом его центре.