Даже в пошлости облизывания им ложки чувствовалась прекрасная театральная школа.
Это где было? вытирая губы платком, спросил тот. У князя Владимира, что ли, на пиру?
У него, горемычного, у него. Мне-то хоть оставь немного, почти все схарчил уже.
Тебе, Маха, фигуру беречь надо, усмехнулся Ксафан, а то Абрасакс уволит, чего доброго.
Перестук алых острых ноготков по дубовой столешнице и зеленый прищур ведьминых глаз стер усмешку с лица обжоры.
Для тебя, шут гороховый, я госпожа Махаллат.
Ксафан с достоинством еще раз облизал ложку, отложил ее и уставился на оставшуюся в банке икру. Затем резко повернулся к Махе и крикнул:
Бу!
Та не выдержала, прыснула, а потом и вовсе покатилась от хохота, но тут зазвонил телефон внутренней связи.
Ну что там? недовольно спросила, еще не отсмеявшись. Кто? А, Ниночка? Давайте через пару минут, шалопая этого выгоню только.
Маха положила трубку и, попытавшись придать себе строгий вид, сказала:
А ну катись отсюда, чертов карлик. Ко мне подруга пришла. И это забери, подавись своей икрой!
Не удержавшись, Маха вновь расхохоталась.
Ксафан торжественно взял в руки банку, которая была, пожалуй, ненамного меньше его самого, и спрыгнул с тяжелого стула, обшитого золотистым бархатом, на паркетный пол.
Чинно, словно на параде, он прошествовал к двери в приемную, но, уже выйдя, заглянул снова и шепотом сказал:
А все-таки она вертится.
Маха запустила в него первым, что попалось под руку. Этим оказалась чернильница, и быстро захлопнувшаяся дубовая дверь окрасилась уродливым пятном.
«Ну и наплевать, завтра новую поставят», плавно, словно пантера, потянувшись, подумала красавица и дала команду по коммутатору пригласить посетительницу.
Ниночка осторожно заглянула, увидев растекающееся пятно и валяющуюся чернильницу, спросила:
Я не вовремя, Маша?
Да заходи, заходи, не обращай внимания на кавардак. Веселимся мы тут.
Ниночка осторожно перешагнула через натекшую лужу и вошла внутрь. Несмотря на стильность убранства, значительно выделяющего этот кабинет среди других, безликих и унылых, посетительнице он казался сумрачным, тяжелые барельефы под потолком давили на нее. Встречаться с подругой здесь было некомфортно.
Но дело есть дело.
Присев на стул, который еще недавно занимал прожорливый карлик, собралась и выдохнула:
У меня проблемы.
Да у тебя вечно проблемы, заметила красавица, вышла из-за стола и, сев напротив Ниночки, вытянула безупречные длинные ноги, излагай давай, что опять стряслось.
Какой-то полный бред. Ниночка с завистью, украдкой, посмотрела на Маху. Фантастическое блестящее черное платье, словно вода, обтекало стройную фигуру, умопомрачительно подчеркивая шикарный бюст, за который любая женщина продала бы душу дьяволу.
Помнишь, я рассказывала, что работаю сейчас с братьями Стругацкими?
Та кивнула.
Ну так вот. Ты только не падай со стула. У меня самой не укладывается в голове. Написали они новую повесть. Все чин чином: будущее, коммунизм, двадцать второй век, как полагается. Но теперь, по новым законам, книги необходимо отдавать на ценз еще и в ведомства, чтобы там, блин, не оказалось каких-то секретных сведений. Понимаешь? Ну вот. Отдали мы, значит, книгу, она вынула из сумочки сигареты, положив на стол пачку, достала одну и чиркнула спичкой, и тут вдруг приходит ответ из Главатома. Мол, не пущать. А тираж-то уже готов, даже цензоры ваши подписали все. Дальше заговор молчания. Я спрашиваю: что не так? Говорят секретные сведения, не можем вам ответить.
Маха сморщила носик:
Что ты куришь такое вонючее?
«Дружбу». Та пожала плечами.
Я тебе достану нормальный табак, хочешь «Мальборо», хочешь «Кэмел», только не кури при мне, пожалуйста, эту гадость больше. Ладно, к делу.
Она сняла трубку и сказала:
А ну гоните обратно сюда этого обжору.
В дверь кабинета просунулась голова, напоминающая картофелину.
Это кто тут обжора? Я маленький, мне много кушать надо.
Заходи давай, посерьезнела Махаллат, тут важное дело есть.
Новосибирск, 1985 год
О Черных Полковниках ходили разные слухи.
В народе шептались, мол, какой-то Черный Орден организовал еще Андропов. Вызвал из ада души людей, служивших когда-то в органах, но подло убитых и поклявшихся перед смертью отомстить мафии власти и продажным сослуживцам. Теперь-де ходят-бродят демоны, вылавливают всяких гадов смердящих.
Да и что, ребята, вы посмотрите, как жить-то лучше стало? И тебе продукты на любой вкус в магазине, и одежда не только наша, но и заграничная появилась: жируй не хочу, даже машину не надо ждать годами иди и хоть сегодня покупай. А Горбачев обещает, что через пять лет и квартирный вопрос полностью решит. Хоть черта-дьявола пусть приглашает, главное, чтобы снова в очередях за гречкой по полдня не стоять да детишек во что одеть-обуть было.
В среде партийной номенклатуры, услышав «Черные Полковники», начинали кто за сердце хвататься и сосать валидол, кто креститься, а кто и в обморок падал с испугу. Там эта тема была под запретом и вызывала почти у каждого животный ужас.
И лишь в Институте знали, что, конечно, никаких адских бездн Андропов не открывал, а, как обычно, организовал многоходовую комбинацию, которая и позволила ему не только прийти на финише к должности генсека, но и начать то, что сейчас продолжил Горбачев.
Перестройку.
Долгие годы Андропов собирал и прятал от ненужных глаз наиболее толковых людей не только из КГБ, но и из прокуратуры, МВД, ОБХСС и армейской разведки. Когда были готовы все досье на мафию во власти в один день нанесли удар по ближнему кругу Системы, и понеслась череда судебных дел. Кого-то уже расстреляли, кто-то ждал своей очереди в камере, а кто-то в обмен на жизнь продолжал и продолжал давать показания, позволявшие вылавливать и мелкую шушеру и даже порой собирать информацию на крупные фигуры.
Лишь одно мешало полной победе.
Главам Системы удалось уйти, и не первый год четверо старых упырей скрывались от правосудия.
Здесь.
В Хранилище.
К следователю подбежал оперативник и что-то зашептал на ухо, показывая в сторону бетонной коробки штаба части, над которой под снежной порошей реяли по бокам два ярко-красных флага.
Пойдемте, товарищи, вздохнул он, видимо, ребята нашли то, за чем вы сюда приехали. Во всяком случае, это единственный предмет на всей территории, находящийся в помещении.
Они двинулись по блестящему асфальту к зданию штаба. Бача шел рядом со следователем, за ними шелестел плащом Черный Полковник.
Сопровождавший их оперативник по дороге пояснил:
Дверь внезапно открылась сама, когда подошел кинолог с собакой для проверки. До этого часа три, наверное, чем только не пытались взломать. На всякий случай псина так и сидит там, а то ведь, если эта бандура захлопнется, такую дуру только динамитом потом
Не замерзнет псина? поинтересовался Бача.
Так ведь асфальт тут почему-то теплый, на нем в метель загорать можно. Ребята в одном месте уже ковыряют кусок дороги, хотят разобраться, как это все работает.
У входа стоял тонированный черный микроавтобус с проблесковыми маячками на крыше, без надписей и номерных знаков. Бача отодвинул вбок дверь и взял с кожаного кресла черную папку. Открыв, протянул прокурору:
Давай, начальник, дружба дружбой, а обед по расписанию. Черкани пару строк.
Пробежавшись глазами по тексту, тот поинтересовался:
Вижу, заранее бумагу для меня заготовили?
Сзади подошел Черный Полковник.
Да. Вас переводят к нам, в Орден. Можете считать, что уже приступаете к работе.
А если я откажусь?
Под капюшоном хмыкнули:
В таком случае в кадровом отделе полетели бы головы. Но пока что такого не случалось, потому что там не ошибаются.
Бача дружески положил следователю руку на плечо:
А представь, каково мне? Считай, первый раз в лицо назгула вижу. Мне ж эти черти теперь душу измотают бумажками об очередных неразглашениях. Давай ты все-таки откажешься, а? Ну их к рубленой бабушке с их секретами, и мне мучений меньше.
Рассмеявшись, следователь расписался и положил папку обратно в салон.
Не хочу подводить кадровый отдел.
Если снаружи штаб, как его окрестили оперативники, выглядел как серый бетонный куб с единственным плотно занавешенным окном и массивной дверью, обитой серебристыми металлическими пластинами, то внутри это было абсолютно пустое помещение, без намеков на окна: дверной проем, четыре стены, пол и потолок. Все отделано странным светящимся материалом, напоминающим янтарь, создававшим приятный глазу полумрак в зале.
Правда, одна вещь все же была здесь, ради которой они и пришли.
Чемодан.
Старый, явно довоенного производства, судя по всему, сделанный из фанеры, когда-то он был коричневого цвета. Теперь эта рухлядь уже просилась на помойку, но почему-то была заботливо оставлена тут таинственным хозяином Хранилища.