Большинство составляли люди с границы, закаленные в набегах и стычках, знающие, что к чему, не понаслышке, а по собственному опыту. И лучшим доказательством этого служило то, что они были живы. А выживали они не в только в набегах, из которых можно было привести поплатившегося за свою беспечность мавра и пару коров, нет, многие участвовали в серьезных сражениях, сотрясавших тогдашнюю Испанию с ее зыбко подвижными границами, населенную на севере леонцами, кастильцами, галисийцами, франками, арагонцами, астурийцами, наваррцами, порой они воевали друг с другом, легче пуха под ветром переходя с одной стороны на другую; другие же обретали боевой опыт в битвах против мавританских государств, что вовсе не исключало временных союзов с ними, когда надо было с их помощью одолеть или ослабить другие христианские королевства или графства.
Минайя.
Слушаю, Руй.
Пусть идут рысью столько времени, сколько нужно, чтобы пять раз прочитать «Верую». Надо дать коням роздых.
Будет сделано.
Потом еще немного шагом, а потом пусть спешатся и четверть лиги пешком.
Он посмотрел, как выполняется его приказ, и, переходя с короткой рыси на шаг, вернулся в голову колонны. Когда прошло отмеренное время, всадники без приказа спешились и повели коней в поводу. Спрыгнул с седла и Руй Диас.
Хорошие ребята, тихо сказал Минайя, идущий рядом с ним. Дело свое знают и денег своих стоят. Когда получают их, конечно.
Руй Диас промолчал, думая как раз о том же. Не считая ловцов удачи а они составляли приблизительно треть отряда, остальные входили в дружину Виваров и были крепко связаны со своим сеньором землячеством и родством. И это позволяло ему потуже затягивать колки повиновения, поскольку отдельные личности растворялись в этой сплоченной общности. Впрочем, Руй Диас, полжизни проведший в битвах, по собственному опыту знал, что свой предел всему положен и никого не следует заставлять прыгать выше головы. За ним шли благодаря его громкому имени, и это прекрасно сочеталось с ожиданием богатой добычи. Ему, изгнанному из Кастилии, но, несмотря ни на что, сохранившему верность своему королю, а потому лишенному возможности сражаться против него или его союзников христиан или мусульман, не оставалось ничего иного, как воевать в мавританских землях. Поручение магистрата Агорбе защитить север Гуадамьеля было не бог весть что, однако для начала и это было неплохо особенно если бы завершилось успешно. Но вторгшиеся мавры были стремительны, преследование затянулось надолго, и воины, предвидя большие тяготы и малые барыши, начали мрачнеть и злиться. Без сомнения, хороший бой мигом все уладил бы, а несколько отрубленных мавританских голов у седла все расставили бы по своим местам. Да вот только где они, эти головы?
Теперь надо поговорить с ребятами, настойчиво произнес Минайя.
Руй Диас только мотнул головой в ответ. Он был уверен, что сейчас для поддержания власти командира следует, напротив, хранить молчание. Бойцов, от которых он в самое ближайшее время потребует очень многого, следует держать на известном расстоянии, и задушевные разговоры тут ни к чему.
Они уже много дней скачут, видя только твою спину, Руй
И полагаю, узнали много нового об этой части тела.
Ох, перестань, прошу тебя Не смешно это Ты ведь живая легенда, дьявол бы тебя побрал
Не приставай, Минайя
Я и не пристаю. Но ведь потому они и здесь, с тобой.
Легенды живы, пока на них смотришь издали.
Да, так оно и было. Его имя давно уже было овеяно легендой, и он знал это. Не только потому, что он, захудалый кастильский рыцарь инфансон, как принято было называть таких, осмелился потребовать, чтобы король принес клятву, но еще и потому, что воевал с пятнадцати лет и ни у кого не было такого послужного списка: он участвовал в битве с арагонцами при Граусе, проделал всю кампанию против мавров в Сарагосе, вышел на поединок с наваррским рыцарем Химено Гарсесом в Калахорре, а в Мединасели с непобедимым прежде сарацином Утманом Алькадиром, был в сражениях при Гольпехере и Льянтаде против нынешнего короля Альфонса Шестого, осаждал Сарагосу, штурмовал Коимбру, брал Самору, бился при Кабре против графа Гарсии Ордоньеса и его союзников-магометан из Гранады, рубился с толедскими маврами. И удача неизменно сопутствовала ему: из всех схваток он выходил победителем. Его порой так и называли Кампеадором-Победителем, тем, за кем всегда остается поле брани. Любимый одними, у других вызывающий ненависть, злобу, зависть, он по совету одного аббата, друга семьи, выбрал себе девизом слова какого-то римского императора: «Oderint dum metuant», то есть: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Эти слова он начертал у себя на щите.
Поговорю, когда сочту нужным.
Они заслуживают твоего слова, ибо измучены вконец. Минайя поглядел на него искоса. Помнишь девочку из Коваррубьяса? Никто ведь не возразил тогда, хотя мы с утра покрыли четыре лиги и маковой росинки во рту не было. Ты приказал мы дали коням шпоры, и все на этом. Даже не оглянулись назад.
Руй Диас молча кивнул. Еще бы не помнить. Девочке, которая отворила дверь, когда в нее застучали рукоятями мечей, было лет девять. Дом ее, как и все, которые раньше встречались отряду на пути, был закрыт для всадников, ибо, опережая отряд, скакали королевские глашатаи, оповещая жителей, что под страхом смерти запрещается оказывать изгнанным какую-либо помощь. Но люди Руя Диаса сказали, что с них хватит и что они шагу не сделают, пока жители не дадут им еды и вина, а не дадут добром у них возьмут силой. Когда местные в страхе заперлись в домах, не желая отворять, воины решили вломиться в тот, что казался побогаче прочих. И Руй Диас, измученный, как и его люди, не собирался препятствовать им.
Вот тогда на пороге и появилась эта девочка.
Ты в самом деле помнишь это, Руй?
Помню, разумеется.
За спиной у нее стояло перепуганное семейство: отец, мать, братья, слуги. Может быть, девочку послали открыть, может быть, она сделала это по собственному почину, но так или иначе отворила и оказалась лицом к лицу с бородатыми, одетыми в железо людьми, столпившимися у дверей. Девочка была светлоглазая, белокурые волосы выбивались из-под платка-куфии. Взглядом, где любопытство пересиливало страх, она обводила свирепые грубые лица пришельцев, словно отыскивала среди них главного, и наконец, заметив, на кого смотрят все остальные, остановила его на Руе Диасе:
Король убьет нас, сеньор.
Так сказала она тогда. Голос ее тонко позванивал хрупким стеклом. А вокруг установилось молчание, вязкое и густое, как масло.
Умоляю вас Идите своей дорогой, и Господь вам воздаст.
Такая простодушная беспомощность звучала в детском голосе, что все эти корявые, огрубевшие, покрытые рубцами вояки, грабители, насильники и убийцы по призванию и роду занятий стали неловко переглядываться.
Пожалейте нас, сеньор.
С высоты седла Руй Диас молча глядел на девочку, а меж тем чувствовал, что как-то странно саднит в груди, пощипывает в горле. Ему вспомнились собственные дочери. На своих воинов он не смотрел, но знал все зависит от него. Одно его слово и от дома останется лишь зола.
Но хрипловато и сухо он произнес не одно слово, а два:
По коням.
И девяносто семь воинов, покорные его воле, без возражений и даже не скривившись, вскочили в седла и медленно двинулись своей дорогой.
III
Они скакали на восток, и рассвет нового дня застал их в пути. По мере того как все выше поднималось солнце, узкая полоска дымки, видневшаяся вдали на горизонте, становилась сперва розоватой, потом янтарной, а потом превратилась в линию бурых гор. А спустя еще немного времени все осветилось неистовым сиянием.
Кажется, это Корвера и есть, сказал Минайя.
Кликни-ка Рыжего ко мне.
Монашек, понукая своего мула, вскоре подъехал в голову колонны. Капюшон сутаны был поднят, чтобы не напекло голову. От размашистой рыси бились о круп притороченные к седлу арбалет и стрелы. Руй Диас оглядел оружие изрядного качества, сделано из кости и тиса, мавры ценят такие арбалеты и называют их «гаус ифраньи», то есть «северный лук, оружие франков».
Где научился владеть им, братец?
Монашек покраснел. Крупные капли пота чередовались на лбу с веснушками.
Отец в детстве брал меня на охоту.
В здешних местах?
Да. Мы переехали из Галисии, когда я еще был грудным.
Колонисты?
В улыбке, тронувшей губы монашка, горечи было столько же, сколько дерзости.
Телега с хромоногим быком, муж, жена да четверо ребятишек Нищета. Либо переселяйся, либо влачи жалкое существование. Отец выбрал себе кусок свободной земли у реки.
Тяжкая жизнь, заметил Минайя.
Как у всех в здешних местах. Однако тот кусок был неплох.
«Был»?
Да. Девять лет назад, летом, мавры увели мать и сестру. Мать была беременна С тех пор я ничего о них не знаю.
Минайя, заинтересовавшись, повернулся в седле:
А мужчины?
Отец и брат старший погибли, когда дом защищали.
Вот оно как Сочувствую тебе.
Граница есть граница В тот раз затронуло нашу семью. Монах, принимая неизбежное, пожал плечами. Христиане, налетая на земли мавров, творят то же самое Господь любит равновесие.