Пришла чернота, и боль отступила. Он все-таки умирал. Они сумели его убить. Тул оскалил зубы, ненавидя себя и своих врагов.
Собрав последние силы, он вцепился в заклинившую лебедку. Снасти бессильно повисли. Он оторвал ее и ударил об мачту. Раз, другой.
Металл треснул.
Тул схватил снасти в зубы и вырвал из лебедки. Борясь со слабостью, он дернул одну из веревок. Парус медленно пополз вверх.
Он снова дернул, и парус поднялся выше, надуваясь под штормовым ветром. Наконец он наполнился, и корабль рванулся вперед. Тул шатался под порывами ветра. Если они будут двигаться, у них останется надежда. Резать волны, опережать их. И все же он не мог тянуть дальше. Он с трудом удерживал веревку, которую ураган вырывал из рук. Он рухнул на колени.
Маля оказалась рядом и закричала что-то, чего он не услышал. Он обмотал веревку вокруг ладони, закрепил узлом и упал на мачту, не выпуская снасти, заставляя парус оставаться на месте. Он чувствовал, что корабль идет вперед.
Вокруг появлялись люди.
Люди, слабые хрупкие люди. Они, как муравьи, постоянно работают, тщетно на что-то надеясь. Он почувствовал, как его притягивают веревками к мачте. Он слышал, как Маля резким голосом отдает команды, но не понимал смысла слов их уносил ветер.
А потом наступила чернота.
7
Тул чувствовал запах своего Когтя. Они все были заперты в жаркой тесноте штурмового катера. Мокрый мех, ружейное масло, океанская соль, железный запах крови, гниющая рыба, горящий пластик. Они были упакованы в трюм плотно, как потные сардины. Воздух казался густым и тяжелым. Он чувствовал кровавое дыхание своего Когтя. Все они дышали запахом друг друга.
Feritas. Fidelitas.
Углепластиковый корпус вибрировал двигатели работали, они летели к берегу. Катер гремел, забираясь на волны. Внутри было шумно, как будто без устали колотили молотками. Коготь Тула качался взад-вперед, повинуясь рывкам катера. Никто не жаловался. Скорость важнее всего.
Скорость, противодействие радарам и удача.
Гул взрыва перекрыл шум внутри катера.
Уши насторожились. Мастифьи морды озабоченно нюхали воздух. Близкий промах, скорее всего. Ракетный удар. Наверное, в океане, совсем рядом, члены их стаи гибнут. Обломки костей и ошметки плоти мешаются с осколками второго катера. Прогремел второй взрыв.
Возможно, все уже мертвы и в живых остались только они.
Возможно, они никогда не достигнут берега.
Катер рвался вперед, поднимая волны, без устали таща к берегу свой ценный груз.
Еще взрыв, совсем близко. Катер дернулся и задрожал.
Кто-то упал. Воздух наполнил густой запах свежей крови, но никто ничего не сказал. Катер снова бросился вперед, и снова загудели волны. Коготь одобрительно зарычал. Они не умрут в воде. Они выйдут на берег. Они будут сражаться.
Включился свет. Красные вспышки.
Красный, красный, красный.
Коготь готовился. Двигаться было сложно, так много их было. Они проверяли оружие и снаряжение друг друга. Крепить снаряжение. Подтверждение. Так держать. Оскалить клыки.
Красный. Красный. Красный.
Зеленый.
В корпусе катера открылся проход. Внутрь ворвался тропический ветер.
Вперед, вперед, вперед.
Они высыпали наружу. Пять секунд, и все оказались в воде, рухнув в нее со скоростью восьмидесяти узлов. Погружение. Сориентироваться в пространстве. А теперь плыть прямо к берегу, пока артиллерия лупит по поверхности воды, ничуть не мешая их продвижению.
Они выходили из приливных волн и бежали вперед, и вода лизала их ноги. Пули свистели мимо. Катера, выбросившиеся на берег, горели, подожженные с укреплений. Тулу и его Когтю предстояло пройти сквозь ад.
Тул заревел и бросился вперед по черному глинистому берегу. Его братья и сестры были рядом, и все они кипели яростью и жаждой убийства.
Люди ждали. Медленные, жалкие, тупые люди.
В одной руке Тул держал мачете, в другой пистолет. Он стрелял, и люди умирали, разорванные на куски. Тул спрыгнул в окоп, слыша и чувствуя: Коготь рядом. Ему не нужно было смотреть на них, не нужно было говорить, он слишком хорошо их знал. Он взмахнул мачете, собирая кровавую жатву. Люди падали перед ним, как стебли пшеницы.
Он торжествующе заревел, и рев его смешался с хором Когтя, Кулака, Стаи, Взвода и Компании. Все они приносили жертвы во имя своих лидеров.
У Бога Войны есть дети.
И даже сейчас, в бреду, Тул знал то, чего не знал тогда. Было слишком легко. Настоящая резня только начиналась, и контратака была неизбежна. Празднуя вместе с братьями кровавую победу, Тул горевал по своему Когтю сердца слишком многих из них достались Тигровой страже Калькутты.
Но даже это было не больно. Больно было знать, что его боги обрушат огонь на его голову.
8
Маля склонилась над Тулом, пытаясь остановить кровь из десятков осколочных ран. Спина плюсового выглядела как один сплошной волдырь.
Хреново ему, заметил Ошо.
Это уже падаль, согласился Ван, ты уверена, что есть смысл его лечить?
Раньше было хуже, возразила Маля, исследуя очередную обугленную дыру на том месте, куда вошел раскаленный добела осколок.
Я просто говорю, что это падаль. Ван переступил через ручеек крови, текущий по палубе. Я даже не знал, что у собакорылых столько крови.
В солнечном свете огромное тело Тула казалось красным. Даже сейчас, когда она уже зашила столько ран, кровь все равно текла, похожая на рубины. Десятки ран и царапин еще не были зашиты. Часть плоти обгорела так сильно, что найти осколки под обгорелой коркой не получалось. Жужжали мухи, пируя, и вязли в густеющей крови Тула.
«Быстрая» стояла на якоре в маленькой бухте, качаясь на ярких синих волнах. Капитан Альмади изучала поломки после шторма. После того как отказали автоматические паруса, Альмади категорически отказывалась выходить в море, пока ее все не устроит, и Маля, которая мечтала доставить Тула в нормальный госпиталь, вынуждена была согласиться. Они чуть не утонули, и рисковать ей больше не хотелось.
Маля вытерла лоб предплечьем и выпрямилась. Над ней кружил шершень огромный, черно-желтый, привлеченный грудой мяса, в которую превратился Тул. Второй жужжал под ухом.
Уберите их, велела она, напрасно отмахиваясь от насекомых, они не должны отложить яйца в его ранах.
А как их остановить? усомнился Ошо.
Он вообще живой? спросил Ван. Пахнет, как бекон.
Он живой. Поверь, сказала Маля, бывало и хуже.
Правда?
Просто принеси еще сращивателя.
А все, он кончился, сказал Ван.
Весь? строго спросила Маля.
Я тут ни при чем! Ван поднял руки. Ты тыкала в него иглами, как будто он игольница! Понятно, что на такого монстра ушли все запасы. Сто кубиков для него капля в море. Я раз пять ходил мимо Альмади, чтобы принести тебе все нужное!
Что у нас осталось?
Литра четыре клеточного склеивателя, но и он скоро кончится. Эта тварь впитывает лекарства, как губка.
Принеси склеиватель.
Ты уверена? Он все равно умрет, зачем тратить хорошие лекарства?
Он не умрет! рявкнула Маля.
Он пахнет, как бекон.
Вали за склеивателем, велел Ошо, мы бы не пережили этот шторм, если бы не он.
Для начала нам не пришлось бы убегать, если бы в него не кинули бомбу.
Ван
Я просто хочу сказать
Ошо мрачно посмотрел на него.
Уже иду, согласился Ван.
Солдатик нырнул в люк, но не замолчал.
Кто-то хотел его убить, и мы тоже чуть не подохли. Мне что-то не кажется, что мы ему чем-то обязаны после всего этого.
Маля устало покачала головой.
Только хотел сказать
Не надо его ненавидеть, сказал Ошо, большая часть команды согласна. Мы бы не оказались в море в шторм, если бы не этот ракетный удар. Он присел рядом с ней и понизил голос: И нам тоже могут понадобиться лекарства, согласись. Несколько человек ранено. Чам и Скворечник. Их только что перевязали. И кто знает, что случится, пока мы не доберемся до порта. Альмади не понравится, что мы использовали все ее лекарства.
Это мои лекарства, мрачно сообщила Маля, они принадлежат мне, а не Альмади.
Я только
Только хотел сказать?
Ладно тебе, Маля. Дело не в этом.
Маля нахмурилась, жалея, что не может как следует разозлиться на Ошо, но он всего лишь озвучивал те же сомнения, которые мучили ее саму. Это бесило ее в Ошо сильнее всего: бывший солдатик был на удивление практичен. Он называл все вещи своими именами и никогда не отказывался от своих слов и идеалов. Если учесть, что большую часть жизни он провел среди ненормальных убийц, его можно было бы считать едва ли не святым. Наверняка другие солдатики шли за ним именно поэтому. Они все верили, что он видит общую картину, что он позаботится, чтобы они остались в живых, что он не станет лгать им или себе.
У Ошо никогда не было иллюзий.
Но прямо сейчас ей не нужен был практичный человек. Ей нужен был кто-нибудь, у кого хватит дурости поверить, что все возможно.